Рейчел вышла из ванной, застегивая блузку. Мокрые волосы падали ей на плечи. Она высушила их ручным феном и немного подкрасилась. Я тысячу раз наблюдал, как это делала Сьюзен. Но теперь я смотрел на Рейчел, и во мне возникло странное ощущение близости. В моих чувствах к ней наметился маленький, но значимый сдвиг. Она села на постель, и помогая пальцем, сунула босые ноги в черные туфли. Когда она наклонилась, на ее оголившейся пояснице блеснули капельки влаги. Она перехватила мой взгляд и осторожно улыбнулась, боясь ошибиться, правильно ли она его поняла.

— Пошли? — сказала она.

Я придержал для нее дверь, и ее блузка коснулась моей руки, словно вода капнула на раскаленное железо.

Мы сидели в ресторане «Мистер Б» на Ройял-стрит в прохладной полутьме зала, отделанного красным деревом. Передо мной стоял нежный сочный бифштекс. Рейчел выбрала рыбу, и от обилия специй у нее сразу же захватило дух. Мы болтали обо всем понемногу: о спектаклях и фильмах, музыке и книгах. Как выяснилось, в 1991 году и она и я присутствовали на постановке «Волшебной флейты» в «Метрополитен-опера». И она и я в одиночестве. Я смотрел, как она пригубила вино. Отраженный свет играл на ее лице и плясал в зрачках, как лунная дорожка, если смотреть на нее с берега.

— Так вы часто следуете за малознакомыми мужчинами в дальние страны.

— Могу поспорить, что вы долго ждали, чтобы использовать этот ход, — улыбнулась она.

— Может быть, я все время им пользуюсь.

— Вот как. Тогда можно ждать, что это не последний ваш ход.

— Виновен. Каюсь: подумывал об этом.

Я почувствовал, что краснею и поймал в ее глазах нечто игривое, служившее прикрытием неуверенности, некой грусти, боязни обидеть и оказаться обиженной. Что-то во мне повернулось и выпустило когти, и я почувствовал, как меня царапнуло по сердцу.

— Извините, я почти ничего не знаю о вас, — тихо проговорила она.

Она погладила мою ладонь от запястьев до кончиков пальцев, нежно повторяя их линии и завитки на подушечках. Ее прикосновение было легким, как касание опавшего листа. Ее рука скользнула на стол, но кончики пальцев остались на моей руке, и она заговорила о себе.

Родилась она в Чилсоне, у подножия гор Адирондак. Отец ее был адвокатом, а мать работала в детском саду. За два дня до выпускного бала ее парень заболел свинкой, и с ней пошел брат ее лучшей подруги, который во время танцев попытался добраться до ее груди. А еще у Рейчел был брат старше ее на десять лет. Звали его Куртис. Пять лет он прослужил в полиции и погиб, не дожив двух недель до двадцати девяти лет.

— Его незадолго до этого назначили детективом в канцелярию шерифа. Все случилось даже не в его дежурство, — она говорила размеренным тоном, не быстро и не медленно, как будто рассказывала эту историю в тысячный раз, а до этого проследила и проанализировала все от начала до конца, отсекая маловажные детали, пока не осталось только самое основное, стержень истории гибели брата, самая суть потери.

— Произошло это днем во вторник в четверть третьего. Куртис шел на свидание с одной из своих девушек. У него всегда было по две-три девушки. Он неизменно пользовался успехом. У него в руках был букет розовых лилий, купленный в цветочном магазине неподалеку от банка. Он услышал крики, и вслед за этим из дверей банка выбежали двое вооруженных людей в масках: мужчина и женщина. Сообщник поджидал их в машине.

Куртиса заметили, когда он доставал пистолет. У обоих грабителей были обрезы, и они пустили их в ход, не колеблясь. Мужчина разрядил в него оба ствола, а, когда он лежал на земле, женщина прикончила его. Она выстрелила ему в лицо, а он был такой красивый, такой милый.

Она умолкла, и я понял, что эту историю она проговаривала только мысленно, что этот рассказ следовало хранить и не делиться им ни с кем. Иногда нам нужна наша боль. Это то, что принадлежит только нам и никому больше.

— Их задержали с тремя тысячами долларов. Это все, чем они смогли поживиться в банке, и столько стоил для них мой брат. Женщина-налетчица только за неделю до ограбления освободилась из тюрьмы. Кто-то решил, что она не представляет угрозы для общества.

Она допила вино, и я подозвал официанта. Пока он наполнял бокал, Рейчел молчала.

— Вот такая моя история, — наконец, снова заговорила она. — Теперь я пытаюсь понять проблему и иногда подбираюсь близко. И, если повезет, мне удастся предугадать события и уберечь от несчастья других. Иногда удается.

В этот момент я осознал, что крепко сжимаю ее руку. Я совершенно не помнил, как это произошло. И не выпуская ее руку из своей, я впервые за много лет заговорил о том времени, когда мы с матерью уехали из Нью-Йорка в штат Мэн.

— А мать сейчас жива?

Я покачал головой и начал рассказ:

— Так вышло, что я нажил себе неприятностей. К ним имел отношение местная «шишка» по прозвищу Папаша Хелмс. Дедушка с мамой решили, что мне лучше уехать и где-нибудь поработать летом, пока шум не уляжется. У друга дедушки был магазин в Филадельфии, и я там работал некоторое время: собирал полки, ночью занимался уборкой. Жил я в комнате над магазином.

Тем летом мама начала посещать сеансы физиотерапии для лечения защемленного нерва в плече, но, как выяснилось, ей поставили неверный диагноз.

У нее обнаружился рак. Мне кажется, она знала об этом, но продолжала молчать. Может быть, она рассчитывала, что сможет обмануть организм и протянет подольше, если откажется признавать болезнь. Но ее расчеты не оправдались, и хуже того, когда она выходила из кабинета физиотерапевта, у нее произошел коллапс легкого.

Я вернулся два дня спустя на автобусе фирмы «Грейхаунд», что работают на дальних рейсах. Не виделись мы около двух месяцев, но в палате я не узнал ее — так она изменилась. Мне пришлось сверяться с карточкой на кровати. После этого мама прожила шесть недель. Ближе к концу сознание ее полностью прояснилось. Думаю, такие случаи не редки, и начинает казаться, что больные идут на поправку. Как будто болезнь решила зло пошутить. В ночь перед смертью мать пыталась даже начертить план больницы, чтобы знать, куда идти, когда придет время выписываться.

— Извините, — сказал я, отхлебнув из стакана воды. — Не знаю, что меня вдруг потянуло на воспоминания.

Рейчел тепло улыбнулась и сжала мою руку.

— А что с вашим дедушкой?

— Умер восемь лет назад. Он оставил мне дом в штате Мэн, тот самый, что я все собираюсь и никак не могу привести в порядок. — Я отметил про себя, что она не спросила меня об отце. Думаю, все, что было известно, стало известно и ей.

Потом мы медленно шли по улицам, заполненным гуляющей публикой. Доносившаяся из баров музыка сливалась в единый поток, в котором время от времени удавалось различить знакомые мелодии. У дверей ее комнаты мы обнялись и постояли так немного, потом нежно поцеловались и пожелали друг другу спокойной ночи.

В ту ночь я спал очень спокойно, несмотря на Ремарра, Джо Боунза и трения с Вулричем. И мне казалось, что я все еще держу Рейчел за руку.

Я вышел на пробежку прохладным ясным утром. Меня сопровождал шум городского трамвая. Проехала мимо, направляясь к собору, свадебная машина с трепещущимися на крыше белыми лентами. Я двигался на запад по Норт-Рампарт и добежал до Пердидо, затем вернулся через район Квартер по Шартрез. Постепенно жара усиливалась и вместе с влажностью все сильнее давала о себе знать, так что возникало ощущение, словно бежишь с влажным теплым полотенцем на лице. Легкие старались качать воздух внутрь, а организм сопротивлялся, отказываясь такой воздух принимать. Но я не уступал и продолжал бег.

У меня вошло в привычку тренироваться три-четыре раза в неделю, в зависимости от времени года чередуя пробежки с упражнениями в тренажерном зале. Стоило мне на несколько дней отступить от режима, и на меня словно наваливалась тяжесть, сбросить которую можно было только физическими упражнениями.