— У Тони Лу-Лу матери нет, его воспитали в сиротском приюте.

— Это неважно, суть в том, что чья-то мать умерла, и он может поехать на эти похороны, — с нотками раздражения пробурчал Уолтер.

Я заметил промелькнувшую в его глазах искру сомнения.

— Поэтому я обратился к тебе. Если бы я сам попытался провести это дело, даже с максимальной скрытностью, все равно о нем стало бы известно. В управлении чихнуть нельзя, чтоб об этом не узнали все.

— А как насчет семьи девушки? Уолтер пожал плечами.

— Подробностей не знаю, но, кажется, у нее никого нет. Послушай, Берд, я обратился к тебе, потому что ценю тебя как специалиста. Ты был способным полицейским, и если бы не уволился, то далеко бы пошел. Мы бы тебе башмаки чистили. У тебя было отличное чутье, думаю, оно при тебе и осталось. К тому же ты мой должник: тем, кто устраивает пальбу в общественном месте, редко удается легко отделаться.

Я задумался. В кухне работал телевизор, и на его фоне было слышно, как гремит посудой Ли. Возможно, эта история — отголосок предшествовавших событий: бессмысленного убийства Олли Уоттса и его подружки, смерти киллера, — но создавалось впечатление, что мир расшатался и сместился, а потому исчезли логические связи, и все идет наперекос. Я думал, что Уолтер старается с моей помощью восстановить истинную картину.

У входа позвонили, и вслед за этим из передней донесся приглушенный разговор. Один голос принадлежал Ли, второй, низкий, — мужчине. Несколькими секундами позже в дверь кабинета постучали, и Ли впустила к нам высокого седого мужчину лет пятидесяти в темно-синем двубортном костюме с красным галстуком от Кристиана Диора, а в его башмаки можно было смотреться, как в зеркало.

Если судить по внешности, Купер крайне мало подходил для своей роли председателя и представителя детской благотворительной организации. Худой, неестественно бледный, с тонкими надменно поджатыми губами и смахивающими на клешни длинными, сужающимися к концам пальцами, Купер совсем не располагал к себе и вообще выглядел так, словно его откопали из могилы специально для того, чтобы сделать людям гадость. Появись он на одном из детских праздников, устроенных фондом, все бы дети дружно разревелись от испуга.

— Это он? — Купер сразу перешел к делу, отклонив предложение выпить. При этом он дернул в мою сторону головой на манер жабы, сглатывающей муху. Я вертел в руках сахарницу, стараясь выглядеть обиженным.

— Это Паркер, — кивнул на меня Уолтер.

Я ждал, подаст ли мне Купер руку. Не дождался. Он стоял, сцепив руки с миной человека, часто присутствующего на похоронах, а на этот раз оказавшегося на них постольку поскольку.

— Вы уже объяснили ему сложившуюся ситуацию?

Уолтер кивнул, но вид у него был явно смущенный: Купер вел себя хуже невоспитанного ребенка. Я молчал, и не думая вставать. Купер презрительно фыркнул и свысока уставился на меня. Было похоже, что так смотреть на людей вошло у него в привычку.

— Положение щекотливое, мистер Паркер. Я уверен, что вы с этим согласитесь. Прежде чем передавать любую информацию миссис Бартон, вы будете сообщать ее мне. Это ясно?

Я прикидывал про себя, стоит ли утруждаться, чтобы поставить его на место. Но, увидев огорченное лицо Уолтера, решил, что надо с этим повременить. Мне вдруг стало заочно жаль Изабеллу Бартон.

— У меня сложилось впечатление, что меня нанимает она, — как бы между прочим заметил я.

— Верно, но отчитываться вы будете передо мной.

— Не уверен. Здесь присутствует элемент конфиденциальности. Делом я займусь, но только если оно не имеет отношения к случаю с малышом Бейнсов и к нему не причастно семейство Феррера. В любом случае я сохраняю за собой право предоставить собранные сведения только миссис Изабелле Бартон.

— Мистер Паркер, такой подход не вполне правильный, — щеки Купера от возмущения слабо вспыхнули, но румянец тут же исчез, и бледность вновь разлилась по его лицу. — Возможно, я выразился недостаточно ясно, но, повторяю, в этом деле вы сначала даете отчет мне. У меня, мистер Паркер, есть весьма влиятельные друзья. Если вы откажетесь сотрудничать, вам это может стоить потери лицензии.

— О да, друзья ваши должны быть о-о-очень влиятельными, чтобы отобрать лицензию, которой у меня нет.

С этими словами я поднялся и заметил, как у Купера слегка сжались кулаки.

— Советую заняться йогой, — я все же не упустил случая зацепить Купера, — напряжение как рукой снимает.

Поблагодарив Уолтера за кофе, я направился к двери.

— Подожди, — остановил он меня. Я обернулся: Уолтер сверлил взглядом Купера. Через несколько мгновений Купер еле заметно пожал плечами и отошел к окну. На меня он больше не взглянул. Отношение Купера и выражение лица Уолта окончательно определили мою позицию, и я твердо решил вопреки всему поговорить с Изабеллой Бартон.

— Полагаю, она в курсе насчет меня? — уточнил я у Уолта.

— Я велел Тони сказать ей, что ты знаешь свое дело и отыщешь девушку, если она жива.

Снова последовала короткая пауза.

— А если ее нет в живых?

— Мистер Купер тоже задал мне этот вопрос, — ответил Уолт.

— И что же ты ему сказал?

Уолт залпом допил виски: кубики льда с костяным стуком брякнули о стекло. За его спиной мрачным вестником беды темнел на фоне окна силуэт Купера.

— Я сказал, что в этом случае ты найдешь тело.

Всегда все сводится к одному и тому же: к трупам, которые найдены или которые предстоит найти. И мне вспомнился тот апрельский день, когда мы с Вулричем стояли у дома старой женщины и смотрели на протоку. Я слышал плеск воды о берег, видел поодаль покачивающуюся на волнах лодку с двумя рыбаками. Но взгляды наши стремились в глубину, словно, напрягая зрение, мы могли проникнуть в толщу воды, что скрывала тело безымянной девушки.

— Ты ей веришь? — наконец, спросил я.

— Не знаю. Точнее не скажу.

— С тем, что у нас есть, найти тело, если оно на самом деле там, практически невозможно. Стоит только начать тралить, и костей отыщется целая гора. В этих болотах не одну сотню лет избавлялись от трупов. Если ничего не попадется, это будет просто чудо.

Я отошел в сторону и задумался. Конечно, Вулрич прав. Если предположить, что тело действительно где-то в болоте, для его поиска необходимы дополнительные сведения. Старая женщина сказала слишком мало. Мне казалось, что я пытаюсь ухватить бесплотный призрак, дым, но все же слова женщины имели непосредственное отношение к человеку, убившему Дженни и Сьюзен.

Я спрашивал себя, не сумасшествие ли это — доверять словам слепой, слышащей во сне голоса. Возможно, я на самом деле рехнулся.

— А вы знаете, как он выглядит, тетушка? — спросил я у нее, и она покачала головой:

— Его видит тот, за кем он приходит, тогда его и можно узнать.

У машины я обернулся и увидел на веранде Вулрича и девушку с лицом в шрамах. Она поднялась на цыпочки и прильнула к нему. Вулрич нежно погладил ее по щеке и тихо назвал по имени: Флоренс. Затем он в легком поцелуе коснулся ее губ, и, не оборачиваясь, пошел к машине. На обратном пути в Новый Орлеан мы ни словом не обмолвились об этом.

Шедшему всю ночь дождю удалось пробить плотный кокон жары и освободить изнывавший от духоты город. На следующее утро улицы Манхэттена смогли вздохнуть с облегчением. Когда я вышел на пробежку, было, можно сказать, прохладно. Бегать по асфальту — дополнительно нагружать колени, но эта часть города лужайками не богата. На обратном пути я купил газету и прочитал ее за завтраком после душа. В начале двенадцатого вызвал такси и отправился к Бартонам.

Изабелла Бартон обитала в уединенном особняке, выстроенном в семидесятых годах ее ныне покойным мужем около Тодт-Хилл. Это сооружение представляло собой впечатляющую, хотя и не вполне удачную попытку воссоздать в интерьере восточного побережья и в меньшем масштабе милые сердцу Бартона строения середины XIX века, характерные для его родной Джорджии. Очевидно, старина Бартон, милейший, по общему мнению, человек, недостаток вкуса компенсировал обилием потраченных на строительство денег и упорством в достижении цели.