Александра Коллонтай (1872–1952)
Первая в мире женщина-посол. С 1923 года полномочный и торговый представитель в Норвегии, с 1926 — в Мексике, с 1927 — полномочный представитель в Норвегии, в 1930–1945 — посланник, а затем посол СССР в Швеции. Её имя овеяно легендами. Одна из самых загадочных женщин советской России. До глубокой старости сводила с ума мужчин.
* * *
Есть такие женщины, которым Бог не дал таланта быть хранительницей семейного очага. Хотя, казалось бы, всем остальным природа их наградила: и красотой, и грацией, и обаянием, и умением любить, и умом… Но желанием создать семейный уют Шурочка Коллонтай была обделена так же, как бывает иногда человек начисто лишён слуха или голоса.
Александра Михайловна Домонтович (Коллонтай) родилась 31 марта 1872 года в богатом трёхэтажном особняке в семье полковника генерального штаба. Женился он лишь в сорок лет, на женщине с тремя детьми, которая ушла от мужа. Так что Шура была её четвёртым ребёнком, но для отца — первым и любимым. В девочке перемешалась русская, украинская, финская, немецкая и французская кровь.
Воспитание она получила домашнее, но экзамены на аттестат зрелости в петербургской мужской гимназии сдала лучше многих гимназистов.
Ей было шестнадцать, она обожала танцевать, и её любимым партнёром по танцам был Ванечка Драгомиров. Они были признаны на балах самой блистательной парой. Ей казалось, что она влюблена, но когда Ваня попытался её убедить, что они должны быть вместе навеки, Шурочка подняла его на смех. Ваня пустил себе пулю в сердце.
Некоторое время спустя блистательный адъютант императора Александра III сорокалетний генерал Тутолмин просил руки Шуры Домонтович, но получил решительный отказ. Отправляясь по делам в Тифлис, отец взял Шуру с собой. Здесь она проводила время с троюродным братом — черноволосым красавчиком и весельчаком, молодым офицером Владимиром Коллонтаем. Говорили они о политике и о социальной несправедливости, читали Герцена. Владимир покорил сердце и ум юной красавицы. Шура вернулась в столицу, но Коллонтай приехал следом и поступил в Военно-инженерную академию. Родители мечтали о другой партии для дочери и не разрешили видеться влюблённым, что, естественно, только разогрело страсть. Чтобы охладить дочь, отец отправил её развеяться в Париж и Берлин под присмотром её сводной сестры. Но переписка между влюблёнными не прекращалась, а в Европе Шура узнала про профсоюзы, Клару Цеткин, «Коммунистический манифест», — про всё то, что в России было запретным. И именно сладость запретного плода заставила её заявить: выхожу замуж за Коллонтая!
Они были счастливой и красивой парой. Муж был мягок и добр, старался во всём ей угождать, он был горазд на выдумки и забавы. Упрекнуть его было не в чем, но она хотела чего-то другого. Чего? Она сама не знала. Шура начала работать в публичной библиотеке, где собирались столичные вольнодумцы. Её сыну, Мише, не исполнилось ещё и полугода, а его мать, нахватавшись первых сведений о том, что не всё в этом мире гармонично и справедливо, уже была одержима жаждой участвовать в избавлении человечества от вселенского зла. Но пока она ставила перед собой цели попроще. Например, выдать замуж ближайшую подругу Зою Шадурскую за друга мужа офицера Александра Саткевича. Ради этого она даже придумала жить «коммуной», пригласив и Зою, и Саткевича в свой дом. Надо сказать, что в средствах молодая семья не была стеснена — отец выделил замужней дочери значительное содержание. Вечерами собирались вчетвером, читали вслух социальную публицистику, отобранную Шурой. Зоя слушала страстно, Саткевич — внимательно, муж — зевая. Заходили новые друзья хозяйки дома — учителя, журналисты, артисты — и до хрипоты спорили о политике.
Саткевич не пленился Зоей, но зато хозяйка дома полностью и безраздельно завладела его чувствами. Образовался мучительный любовный треугольник. С этого времени Шуру Коллонтай начали безраздельно волновать проблемы свободы любви, семейного счастья, долга, возможности любви к двоим мужчинам. Она теоретизировала, но ни на что не могла решиться. Ей нравились оба. Зоя ушла из «коммуны» и снимала квартиру, где Шура тайно встречалась с Саткевичем. Наконец, она покинула супружескую квартиру, сняла комнаты для себя, сына и няни, но вовсе не для того, чтобы расторгнуть брак с Коллонтаем и вступить в новый. Она не хотела семейного уюта, дом ей нужен был, чтобы делать дело — читать и писать. Саткевич был в её квартире желанным, но редким гостем.
13 августа 1898 года Шура Коллонтай отправилась за границу, оставив сына на попечение родителей. Ей было двадцать шесть.
Коллонтай выбрала Швейцарию, чтобы получить образование. Но она заболела нервным расстройством, уехала в Италию, где писала статьи для газет и журналов, которые никто не печатал. Нервное расстройство усилилось, врачи посоветовали вернуться домой. Тогда она в последний раз попыталась жить нормальной женской жизнью в семье. Муж заболел, она ухаживала за больным. Но роль заботливой жены ей наскучила, а возобновившиеся свидания с Саткевичем ставили перед ней неразрешимые проблемы. Коллонтай уехала в Швейцарию.
Она записалась в семинар профессора Геркнера, много читала, её статьи появились в солидных журналах. Она писала о Финляндии — о проектируемых реформах, об экономике, о рабочем движении, и стала авторитетным экспертом по этой стране. Шура быстро приобретала новые связи: подружилась с Розой Люксембург, с Плехановым и его женой. Изредка она приезжала в Петербург, встречалась с другом, но не с мужем. Мать умерла, сын жил с дедом. Саткевич мечтал жениться на Шурочке, потому что гражданский брак для полковника был неприемлем. Но она была категорически против. Она уже приспособилась к другой жизни. Она познакомилась с Каутским и Лафаргами, стала знатоком русского рабочего движения и специалистом по Финляндии.
Когда умер отец, возникло множество бытовых проблем. Ей в наследство перешло имение, которое приносило большие доходы, позволявшие безбедно жить в Европе. Ей нужны были деньги, но заниматься их добыванием, обременять себя финансовыми отчётами не хотелось. Она поручила все дела по имению Саткевичу. К тому времени к их отношениям привыкло даже строгое начальство полковника, и Шура и Александр уже ни от кого не таились. Дом отца продали, Коллонтай сняла хорошую квартиру, верная подруга Зоя жила с ней в качестве домработницы. Она готовила, стирала, гладила и шила, а кроме того, писала для газет очерки, фельетоны, рецензии. Шура Коллонтай предпочитала только творчество: она была уже автором трёх книг по социальным проблемам, много писала о женском движении, о пролетарской нравственности, которая придёт на смену буржуазной.
В 1905 году А. Коллонтай обнаружила в себе ещё один талант — талант оратора. Включившись в агитационную работу нелегалов, она с пафосом выступала на рабочих собраниях. На одном из них она познакомилась с соредактором первой легальной газеты социал-демократов в России Петром Масловым, которого отчаянно критиковал Ленин. Пухленький, рано начавший лысеть русский экономист произвёл на Шуру неизгладимое впечатление. Она говорила только о нём, и Пётр Маслов — степенный, расчётливый — бросился в омут любви, хотя и состоял в законном браке.
Маслов получил возможность прочитать цикл лекций в Германии. Коллонтай приехала на учредительный съезд социал-демократов в Мангейм, где круг её знакомых в высшей элите европейской социал-демократии значительно расширился. Но, главное, в Берлине, где она остановилась на несколько дней, её ждал Маслов. А в Петербурге Пётр смертельно боялся огласки, тайные свидания радости не приносили. Но популярного экономиста снова пригласили в Германию, а Коллонтай — на конгресс Интернационала. Личное сочеталось с общественным.
Тем временем бурная революционная деятельность Коллонтай не осталась без внимания властей. Её арестовали, но выпустили под залог. Пока она укрывалась у писательницы Щепкиной-Куперник, друзья приготовили ей заграничный паспорт, и она сбежала. Её разлука с Петербургом на этот раз растянулась на восемь лет. Вскоре за ней последовал Пётр Маслов, правда, ему пришлось взять с собой семью. Тайная любовь продолжилась в Берлине. Но Шура, как и большинство русских эмигрантов, не могла усидеть на одном месте. Для Коллонтай домом была она сама, крыша над головой и стол для работы. Но, главное, она великолепно знала несколько европейских языков и легко адаптировалась в любой стране.