В 1705 году Пётр, будучи в гостях у своего любимца Александра Даниловича Меншикова, увидал девушку, которая наружностью своею, но ещё более бойкими движениями и остроумными ответами на вопросы царя обратила на себя его внимание. На вопрос, кто она, Меншиков отвечал, что это одна из мариенбургских пленниц, а когда Пётр потребовал подробностей, рассказал, что при взятии Мариенбурга русскими войсками 25 августа 1702 года в числе пленных оказался Глюк, у которого эта девушка находилась в услужении.

Двадцатилетняя красавица в том же 1705 году была перевезена из дома Меншикова к Петру Алексеевичу во дворец.

Марта приняла православие, её нарекли Екатериной Василевской. 27 января 1708 года новая связь государя закрепилась рождением дочери.

Положение мариенбургской пленницы упрочилось в кругу лиц, близких к Петру, народ же и солдаты выразили недовольство связью цари с безвестною красавицей. «Неудобь сказываемые» толки катились по Москве.

«Она с князем Меншиковым его величество кореньем обвела», — говорили старые солдаты.

«Катеринушка» действительно словно «кореньем обвела» Петра. В разгаре борьбы своей с Карлом, полагая жизнь свою в опасности, государь не забыл её и назначил выдать ей с дочерью 3000 рублей — сумма значительная в то время, особенно для бережливого Петра.

Любовь выражалась не в одних посылках цитрусовых да бутылок с венгерским — она выказывалась в постоянных заботах государя о любимой женщине: забывая первенца-сына и его воспитание, решительно изгладив из своей памяти образы злополучной первой супруги и первой метрессы Анны Монс, Пётр как зеницу ока хранил вторую и более счастливую фаворитку.

Суровый деспот, человек с железным характером, смотревший спокойно на истязание родного сына, Пётр в своих отношениях к Катерине был неузнаваем: посылал к ней письмо за письмом, одно другого нежнее, и каждое — полное любви и предупредительной заботливости, замечает историк Семевский.

Пётр тосковал без неё. «Горазда без вас скучаю», — писал он ей из Вильно; а потому, что «ошить и обмыть некому…» «Для Бога ради приезжайте скорей, — приглашал государь „матку“ в Петербург в день собственного приезда. — А ежели зачем невозможно скоро быть, отпишите, понеже не без печали мне в том, что не слышу, не вижу вас…» «Хочется мне с тобою видеться, а тебе, чаю, гораздо больше для того, что я в двадцать семь лет был, а ты в сорок два не была…»

Приглашения приезжать «скорее, чтоб не скучно было», сожаления о разлуке, желания доброго здоровья и скорого свидания пестрили чуть не в каждой цидульке сорокадвухлетнего царя.

Чем поддерживала «Катеринушка» такую страсть в Петре, что приносила с собой в семейный быт деятельного государя?

С нею являлось веселье: она, кстати, и ловко могла потешить своего супруга. Более всего подкупала его страстность Екатерины. Он любил её сначала как простую фаворитку, которая нравится, без которой скучно, но которую он не затруднился бы и оставить, как оставлял многочисленных и малоизвестных «метресс»; но, с течением времени, он полюбил её как женщину, тонко освоившуюся с его характером, ловко применившуюся к его привычкам.

Лишённая не только всякого образования, но даже безграмотная, она до такой степени умела являть пред мужем горе к его горю, радость к его радости и вообще интерес к его нуждам и заботам, что Пётр постоянно находил, что жена его умна, и не без удовольствия делился с нею разными политическими новостями, размышлениями о происшествиях настоящих и будущих.

Эта безграмотная и необразованная женщина, впрочем, с самого начала знала, чего хотела. Именно она после смерти мужа оказалась на троне.

Со всем тем Екатерина была верной исполнительницей желаний мужа и угодницей его страстей и привычек.

В 1712 году Пётр, не решавшийся долго преступать обычая своих предков, открыто объявил Екатерину своею второю, Богом данною женою. Дочерей, родившихся от неё, — Анну и Елизавету, — признал царевнами. А в мае 1724 года он короновал её.

Страстная Марта частенько оказывалась слабой рабой своих чувств, которые переполняли её. Кроме Петра, она одаривала горячими ласками и своего благодетеля Меншикова. Знал ли государь, что в последние двадцать лет своей жизни он плясал под дудочку этой пары, этих «сановных особ». Вероятно, нет.

Сердце Марты было крайне любвеобильно, и она рассыпала дары этого сокровища на все стороны, не обращая внимания на звания и происхождение. Не храня верности Петру, она сама прощала его любовные увлечения.

При дворе её появлялись красавицы, приглянувшиеся Петру. Желая угодить властелину и своему «хозяину». Екатерина тепло принимала своих соперниц, более или менее опасных, особенно в первое время. Среди них — генеральша Авдотья Ивановна Чернышёва, которую Пётр называл «Авдотья бой-баба», славившаяся удивительной красотой княгиня Марья Юрьевна Черкасская, Головкина, Измайлова… Список этот можно дополнить именами Анны Крамер. Марии Матвеевой, княгини Кантемир… Авдотья Чернышёва по словам Вильбоа, беспорядочным поведением своим имела вредное влияние на здоровье Петра. Наиболее опасной соперницей была камер-фрейлина Гамильтон. Когда страсть Петра к жене сменилась чувством глубокой привязанности, Екатерина стала благоволить к своему новому придворному Виллиму Монсу, старшему брату Анны Монс. Вскоре она так привязалась к нему, что внимательные царедворцы начали заискивать перед фаворитом и оказывать ему знаки внимания. Пётр узнал о связи Екатерины с Монсом лишь в 1724 году. Получив донос и проведя расследование, Пётр был взбешён. Вскоре Монсу было предъявлено обвинение во взяточничестве, а 16 ноября 1724 года, на Троицкой площади, в десять часов утра, Виллиму Монсу отрубили голову. Екатерина была в тот день очень весела. Вечером, в день казни её фаворита, Пётр прокатил царицу в коляске мимо того столба, на который была посажена голова Монса. Государыня, опустив глаза, произнесла: «Как грустно, что у придворных столько испорченностей».

Пётр скончался через два с половиной месяца. Екатерина без строгой опеки предавалась разгулу все ночи напролёт со своими избранниками, сменявшимися каждую ночь: Левенвольдом, Девиером, графом Сапегой… Её царствование продолжалось всего шестнадцать месяцев, впрочем, настоящими правителями были Меншиков и другие временщики.

Отец Лукреции, испанский дворянин Родриго Ленцуоли Борджа, впоследствии папа Александр VI, тщеславный и жадный к славе и богатству, проживая у себя на родине в Валенсии, ещё юношей сошёлся с молодой вдовой Еленой Ваноцци, подозреваемой в убийстве мужа, заставшего её в объятиях любовника. Елена имела двоих дочерей: старшую, очень некрасивую, имя которой неизвестно, и младшую — Розу, красавицу, знавшую о преступлении матери, но до поры до времени хранившую тайну, выжидая момент, чтобы отомстить за смерть обожаемого отца… С каждым годом она становилась всё прекраснее. Наконец, увлечённый её красотой, Борджа потребовал, чтобы Роза отдалась ему. Девушка, ничуть не смущённая этим требованием, ответила загадочно: «До тех пор, пока жива моя мать, я не могу отдаться тебе». И на следующий день Елена Ваноцци скоропостижно скончалась, отравленная любовником. Младшую её дочь постригли в монахини, а старшая отдалась Родриго.

В течение семи лет любовники наслаждались безмятежным счастьем, пока в 1455 году кардинал Альфонсо Борджа, дядя Родриго, не занял папский престол под именем Каликста III и не потребовал его к своему двору. Родриго отправился в Рим, оставив любовницу в Валенсии. Через некоторое время он получил звание кардинала и перевёз Розу в Венецию, где она одарила покровителя тремя сыновьями — Франческо, Цезарем и Джованни — и дочерью Лукрецией.