Фуре, узнавший обо всём, приехал в Каир совершенно взбешённый и заставил свою супругу жестоко поплатиться за все вольности, которые она себе позволила. Чтобы избавиться от его вспышек, Полина потребовала развода, который и был объявлен в присутствии военного комиссара при армии. Фуре был отправлен в экспедицию в Сирию, а затем ему предписывалось вернуться во Францию.
После развода Полина, — которая снова приняла свою прежнюю фамилию Белиль, а в армии она была известна только под красивым именем Белилот, — вела себя как фаворитка Бонапарта. Она роскошно одевалась, обставила дом с невероятной роскошью, угощала у себя обедами генералов, с придворными почестями принимала армейских француженок, на прогулках или каталась с Бонапартом в карете, или гарцевала в генеральской форме, треуголке и на арабской лошади, обученной для неё. «Вот наша генеральша», — говорили солдаты. Остряки называли её Клиупатрой.
На шее на длинной цепочке она носила миниатюрный портрет своего любовника. Это была открытая связь, никого, впрочем, не шокировавшая. При каждом генеральном штабе республиканских армий можно было встретить, после 1792-го года, молодых женщин в мужском платье, служивших иногда адъютантами (например, девица де Ферниг), а чаще нёсших иную службу (как Иллирина де Моранси, Ида Сент-Эльм и многие другие).
Мужской костюм был тогда необходимым предметом в гардеробе женщины, жившей свободно, и обычай привозить с собой на войну любовницу или даже жену укоренился среди генералов так глубоко, что во время испанских походов, вплоть до конца Империи, ни один из них не отступил от него. Бонапарт был так влюблён в Белилот, что не скрывал от неё намерения развестись с Жозефиной и жениться на ней — на ученице из мастерской каркассонской модистки, — если только она родит ему ребёнка. Но — вот беда! «Глупенькая не умеет этого сделать», — говорил он с досадой. Тем, кто передавал ей эти слова, она отвечала: «Право же, я тут ни при чём!»
Во время экспедиции в Сирию она оставалась в Каире, и Бонапарт писал ей самые нежные письма. По возвращении, отправляясь во Францию, генерал приказал, чтобы бывшая госпожа Фуре приехала к нему как можно скорее, на первом же судне, которое будет готово. Он оставил ей тысячи луидоров на путешествие.
Клебер, преемник Бонапарта в командовании армией, посмотрел на это дело иначе. Он считал обладание Белилот одной из прерогатив главнокомандующего и всеми средствами препятствовал её отъезду.
Наконец он всё-таки отправляет её к Мену, коменданту Розеты.
Белилот попала в плен, затем была освобождена и наконец доставлена во Францию. Она приехала туда, когда уже произошло примирение между Жозефиной и Бонапартом, и 18 брюмера сделало её любовника первым сановником Республики, человеком, который должен был всем подавать пример достойной жизни и строгих нравов.
Утверждают, что он запретил тогда Белилот приезжать в Париж. Тем не менее, она появлялась с приятелями и во французском, и в других театрах. Но консул отказался принять её.
Зато Бонапарт был щедр на деньги: их он посылал ей каждый год и каждый раз, когда она просила. Он купил для неё дачный дом в окрестностях Парижа и помог устроить её брак с одним очень странным и малоразборчивым господином — Анри де Раншу, бывшим пехотным офицером.
Она занимала прекрасную квартиру на улице Наполеон, жила на широкую ногу, тратила деньги направо и налево, безумно отдавалась светской жизни, порхала по балам, спектаклям, принимала у себя многих русских, между прочим, Чернышёва, Нарышкина, Демидова, Тетенборна, хотя не пренебрегала при этом и французами. Любовниками её были в 1811 году майор Полен, адъютант Бертрана, и почти в то же самое время — Пейрюсс, брат кассира государственного Казначейства. Это не мешало ей часто показываться на глаза императору, ловить его взгляды, ждать его улыбки. На всех публичных зрелищах, на которых можно было ожидать его появления, она сидела в первом ряду. Однажды вечером, на одном из маскарадов, она узнала его, хотя на нём было домино, заговорила с ним, кокетничала, и по одному слову, которое он ей сказал или которое, может быть, только ей послышалось, решила, что ей удалось разбудить в нём воспоминание о прошлом. «Описать то радостное состояние, в котором я её нашёл на другой день, — не в моей власти», — писал Полен. Кто знает? Может быть, именно на другой день император послал ей 60 000 франков.
Полен, украшенный эполетами с крупными кистями, которые добыла ему Белилот, уехал в Иллирию, а она нашла себе другого любовника, даже двоих любовников! Один из них, Реверон Сен-Сир, помогал ей писать роман (под названием «Лорд Уэнтуорт»). Корректуру романа она послала Полену, чтобы развлечь его. Другим любовником был корсиканец Лепиди, адъютант герцога Падуанского, хорошенький, как ангел, но довольно глупый. «Люблю красивых животных», — говорила она.
Но вот Раншу раскрыл наконец обман и сослал супругу в Крапонн, в дом нотариуса, у которого снял для неё комнату. Там она представила себя жертвой Наполеона, выдала себя за фрейлину императрицы, жила с одной прислугой и забавлялась тем, что удивила местное общество своими манерами. Она усаживалась читать газеты перед домом, в котором жила, курила у окна своей комнаты, водила на прогулку большую собаку и брала её с собою даже в церковь. Не было такой эксцентричности, которой она не позволила бы себе. Всё это закончилось разводом и разделом имущества. Тем самым она лишилась пристанища, туалетов и денег.
Последние она, впрочем, нашла и приехала в 1813 году в Верону к Полену: в один прекрасный день, во время большого смотра, он получил таинственную записочку, уведомлявшую его о её приезде. Их жизнь была полна восторженной, пылкой любви, но вскоре Полену пришлось сопровождать своего генерала в германскую армию. Госпожа де Раншу вернулась в Париж. Она поддерживала, по-видимому, наилучшие отношения с братьями Пейрюсс и с некоторыми из их друзей; в то же время её видели в модных клубах. Она бывала у баронессы Жирар, у графини Сюси, у баронессы Буайе. Дело в том, что она была очень умна и очень привлекательна и нравилась женщинам так же, как и мужчинам. Она выпустила у Долона свой роман «Лорд Уэнтуорт» и сразу прослыла писательницей.
Она также рисовала, и недурно, о чём можно судить по мило исполненному портрету, на котором она изобразила себя обрывающей маргаритку. Она прелестна на этом портрете — с живым лицом, немножко полноватым, но очень свежим и эффектным; с белокуро-пепельными волосами, заплетёнными и завитыми по-детски; с большими светло-голубыми, деланно-целомудренными глазами, которым чёрные как смоль брови придают какой-то особенный блеск; с нежным и привлекательным телом, с поистине прекрасными руками; всё вместе это очень мило, очень приятно, а недостаток благородства заменяется свежестью, эффектностью, грацией.
В 1814 году в Париже снова её друзьями стали русские. Она, по-видимому, хорошо жила эти два года, 1814-й и 1815-й, но к 1816 году началась нужда, потом — почти нищета. Тогда она распродала свою обстановку, очень дорогую, и уехала в Бразилию с неким Жаном-Августом Белляром, отставным офицером гвардии. В Париже ходили слухи, что деньги от продажи имущества она собиралась употребить на то, чтобы завязать сношения с островом Святой Елены и устроить Наполеону побег. Но она и не думала об этом. Когда госпожа Абрантес рассказала в своих мемуарах об этих слухах в хвалебном тоне, госпожа де Раншу протестовала. Это могло повредить ей: полиция следила за ней, как за «старой подругой Бонапарта». В 1825 году она вернулась с Белляром в Париж. Полиция ни на минуту не упускала её из виду.
На самом деле целью её путешествий было желание поправить свои дела. Она набрала с собой множество всевозможных дешёвых товаров, выменивала их в Бразилии на палисандру и аламу и вернулась с запасом дерева. Продала его, купила мебель, возвращалась, чтобы продать её, и так ездила взад и вперёд до 1837 года, когда навсегда обосновалась в Париже. Она продолжала писать, издала новый роман «Une Chatelaine de XIIe siecle», и в своей скромной квартире на улице Виль л'Эвек, окружённая обезьянами и птицами, прожила более девяноста лет. Она вполне сохранила свои умственные способности, писала, рисовала, играла на арфе, скупала картины, поддерживала отношения с женщинами, с которыми некогда была знакома, завязывала даже новые дружеские связи.
