Его гостеприимный хозяин Дэвид Майкельсон был ирландским переселенцем. Сперва он оказался в Америке в должности врача Ирландской королевской армии, а когда срок истек, подписал контракт на несколько лет службы в Королевской американской армии. С тех пор он открыл успешную дерматологическую практику в Арнольдсбурге. Он коллекционировал туземное американское искусство, что и свело его с Грантом Иннесом. Майкельсон обладал превосходным вкусом при выборе изделий из металла, однако сейчас Грант подшучивал над ним за любовь к «этим мраморным чудовищам».

— Но ведь они герои, Грант. Представь, где без них оказалась бы сейчас Англия. Остров почти без ресурсов и с ограниченным пространством для экспансии. Как бы мы смогли поддерживать здоровый рост экономики, начавшийся после промышленной революции? Это невозможно. И без подобных людей, закрепивших за нами здешние земли, как мы смогли бы их удержать? Америка настолько обширна — ты даже представить не можешь насколько. Эти воины проложили путь к миру и достойному управлению, двигаясь по узкой тропке между Испанией и Францией. А без прекрасных дипломатов, сумевших погасить зарождающийся бунт и облегчить совместное расселение Шести Племен, в Америке и сейчас бы могла продолжаться война. Зато теперь ресурсы Америки принадлежат короне. Вот наша сокровищница, Грант, а они — хранители этого сокровища.

— Сокровище, — повторил Грант, слегка подталкивая собеседника локтем и обращая его внимание на старую скво, валяющуюся в отключке у подножия памятника Хау.

— Тогда пошли, — предложил Майкельсон. — Я покажу тебе еще кое-что, а потом двинем куда захочешь.

Они поймали очередное такси, двигавшееся с частыми остановками по железной автомобильной реке. Вскоре над крышами машин показался широкий купол.

— Ага, — сказал Грант, — я знаю, что это.

Они вышли на краю огромной круглой площади. Накрывающий площадь купол поддерживала сотня белых колонн. Они вошли в его тень, и от перепада яркости Грант на мгновение ослеп.

— Осторожно, старина, — предупредил Майкельсон. — Здесь перила. Хватайся за них. Не хочу, чтобы ты туда свалился.

Его пальцы сомкнулись на отполированном металле. Вновь обретя уверенность, он открыл глаза и обнаружил, что смотрит в глубокую яму. Стенки шахты были идеально гладкими и круглыми, словно пробитые пулей, вошедшей в землю. Он ощутил дующий снизу холодный ветер и испытал легкое головокружение.

— Глубины мужества, неисчерпаемый колодец человеческого духа, — услышал он слова Майкельсона. — Посмотришь в него — и голова кружится от гордости, верно?

— Я… меня… тошнит. — Грант развернулся и торопливо направился к дневному свету.

Под лучами солнца его прошиб холодный пот, Грант прислонился к мраморному подиуму, и постепенно его дыхание успокоилось. Когда и в голове у него немного прояснилось, он поднял взгляд и увидел, что на подиуме выгравировано имя героя, чьи достижения увековечивала шахта. На каменном постаменте возвышался и бюст этого благородного героя.

Его нагнал Дэвид Майкельсон:

— Как ты себя чувствуешь, Грант?

— Лучше. Я… Пожалуй, мне лучше вернуться в гостиницу. Эта жара…

— Конечно. Я поймаю такси, а ты постой здесь минутку.

Глядя вслед торопливо уходящему Майкельсону, он скользнул взглядом по окружности площади, где обычные уличные торговцы разложили обычные сувениры. Скорее привычка, нежели любопытство, заставила его пройти вдоль ряда потрепанных одеял, быстро осматривая товары и отвергая как очередной хлам.

Ну, не весь, но почти весь. Может, ему здесь повезет. Его взгляд привлекли абсолютно потрясающие украшения из меди и бронзы. Ничего подобного он никогда не видел. Змеи, орлы, узоры из звезд. Металл, конечно, неправильный, но мастер, несомненно, выбрал его из-за дешевизны, и его легко будет уговорить перейти на золото. Он взглянул на владельца товара и увидел молодую индианку, которая, стоя на коленях, нанизывала бусины на нить.

— Кто это сделал? — спросил он, подавляя охватившее его возбуждение до уровня легкого любопытства.

Она подняла на него взгляд:

— Мой муж.

— Правда? Они мне очень нравятся. У него есть торговый агент?

Похоже, она не поняла, что он имел в виду.

— То есть… кто-нибудь еще продает эти украшения?

Она покачала головой:

— Здесь лежит все, что он сделал. Когда он сделает еще, я их тоже продам.

Он услышал, как его издалека окликает Майкельсон. Дерматолог бежал к нему через выложенную мрамором площадь:

— Грант, я остановил такси!

Грант лишь отмахнулся:

— Встретимся позже, Дэвид, хорошо? У меня кое-что наклевывается.

— И что ты нашел?

Майкельсон попытался взглянуть мимо него на одеяло, но Грант развернул его к такси — возможно, грубее, чем требовалось. Майкельсон на секунду остановился, поправил одежду и раздраженно пошел к машине. Ну и пусть.

Улыбаясь, Грант повернулся к индианке. И слова замерли у него на языке, когда он увидел, что она делает с только что изготовленными бусами.

Она сделала из бус петлю — яркую, разноцветную петлю — и накинула ее на шею маленькой коричневой кукле.

Он сразу узнал эту куклу, ее жесткую сушеную плоть и пронзенные гвоздиками конечности, яблочные щеки и зубы из риса. На одеяле валялся крест, с которого женщина ее сняла, — рядом с украшениями, внезапно словно утратившими важность.

Пока он стоял, замерев и онемев от неожиданности, она поднесла болтающуюся в петле куклу к губам и изящно, обнажив кривоватые зубы, оторвала кусок ноги.

— Что… что… — Грант обнаружил, что не в состоянии спросить то, о чем хотел узнать. И, замерев под ее взглядом, пробормотал: — Что вы хотите за все эти украшения?

Она дожевала и лишь потом уточнила:

— За все?

— Да, я… хотел бы купить их все. Я даже хочу купить больше, чем здесь есть. И хочу договориться о цене, если можно.

Женщина проглотила мясо.

— Мой муж создает то, что у него в душе. Он превращает сны в металл. И он захотел бы увидеть ваши сны.

— Мои сны? Что ж, ладно, я скажу ему, что именно я хочу. Я мог бы с ним встретиться, чтобы все обсудить?

Скво пожала плечами. Она терпеливо ослабила петлю и сняла ее с куклы, снова расправила ее на кресте и прихватила гвоздиками три оставшиеся конечности, затем убрала в мешок на поясе. Потом наконец-то встала, свернула одеяло со всем товаром, сунула сверток под руку.

— Идите со мной, — сказала она.

Он молча последовал за ней, охваченный чувством, будто шагает под уклон, теряя равновесие на каждом шагу и едва поспевая за индианкой. Она была его проводником через этот раскаленный душный город, сквозь толпы людей в драной одежде, с темной и красной кожей. Грант снял пиджак, ослабил галстук и ковылял следом за индианкой. Казалось, будто она уменьшается где-то вдали; он терял ее, терял себя, растянувшись в тонкую нитку бус, бисерин пота. Пота, капавшего в сточные канавы Арнольдсбурга и предлагавшего жаждущим лишь соль…

Но в какой-то момент, когда женщина обернулась и увидела, как ему плохо, она протянула руку, и он вдруг оказался рядом с ней, возле металлической двери. Она толкнула ее и открыла проход. Внутри было прохладно и темно, если не считать трепещущих огоньков свечей, окаймлявших по бокам лестницу, ведущую куда-то вниз. Грант пошел за индианкой, думая о катакомбах, о рядах иссохших мертвецов, которые ему как-то довелось увидеть в испанской Флориде. Здесь пахло пылью, и откуда-то издалека доносился стук молотка. Женщина открыла еще одну дверь, и внезапно стук раздался совсем рядом.

Они вошли в мастерскую. За железным столом, заваленным кольцами проволоки, обрезками металла и паяльными лампами, сидел мужчина. Женщина вышла и закрыла за собой дверь.

— Добрый день, — сказал Грант. — Я… я большой поклонник ваших работ.