— Нью-Лондон нужно спалить дотла, — заявил наконец сын хана. — Он должен разделить участь других инглистанских городов.

— Он будет восстановлен, — возразил Мишель-багатур, — чтобы служить на пользу нашего хана, твоего отца. Уверен, что ты не станешь спорить с его волей, нойон.

Есунтай, видимо, хотел что-то ответить, но передумал. Если бы наши союзники — вампаноаги и наррангасетты узнали о намерениях Мишеля, они почувствовали бы себя обманутыми. Круглое, довольное лицо багатура вдруг сделалось мне ненавистно. В нем отражались все пороки европейцев: жадность, коварство и готовность к предательству.

Мой сын подошел ко мне, ожидая, что я переведу ему слова Мишеля. Я наклонился к его уху и прошептал:

— Слушай меня внимательно и постарайся не совершать опрометчивых поступков. Тот вождь, что приплыл на корабле к нам на помощь, хочет поселиться на этом месте. Его люди будут жить в городе, который мы захватили у инглистанцев.

Его рука потянулась к томагавку, а затем опустилась обратно.

— Значит, вот за что мы сражались. Мне нужно было прислушаться к словам матери, когда она спорила с тобой.

— Я не знал, что задумал Мишель-багатур, но то, что происходит здесь, не причинит вреда мохаукам.

— Пока твой народ не нарушит и другие обещания.

— Мой народ — это вы. Я один из вас.

— Ты просто старик, которого легко обмануть. — Он смотрел сквозь меня. — Но я знаю, что такое честь, даже если твои люди о ней позабыли. Я не выскажу твоему вождю, что думаю о нем, чтобы не позорить тебя. И я не стану сейчас разрывать наш договор.

Он повернулся к Арониатеке и о чем-то зашептался с ним. Сидящие рядом вожди не проронили ни слова, только глаза выдавали охвативший их гнев.

Что ж, я исполнил свой долг перед ханом. Теперь можно вспомнить обещание, которое я дал себе самому и Дасиу.

Я шел по главной улице Нью-Лондона, разыскивая Есунтая. Пьяные воины, едва удерживая равновесие, бездумно бродили туда-сюда по булыжной мостовой и не замечали презрительных взглядов голландских и франкских моряков. Они получили от людей Мишеля виски с разграбленных городских складов и теперь позабыли обо всем на свете.

Я нашел Есунтая в окружении группы мохауков и доставшихся им инглистанских пленников.

— Наши друзья покидают нас, — объяснил мне нойон. — Скажи им что-нибудь на прощание. У меня не хватит слов, чтобы сделать это как подобает.

Мимо нас, пошатываясь и спотыкаясь, прошли пятеро могикан с бутылками в руках.

— Нам пора уходить, — произнес один из мохауков. — Противно видеть храбрых воинов в таком состоянии.

Я согласно кивнул.

— Мой вождь Есунтай никогда не забудет вашу доблесть и отвагу. Пусть милостивый Хено обильно оросит ваши поля, пусть Три Сестры даруют вам щедрый урожай, а зима пролетит незаметно за рассказами о ваших подвигах.

Воины увели пленников; двое детей рыдали, отчаянно ухватившись за руки матерей. Но скоро они забудут эти слезы и полюбят Людей Длинного Дома, так же как когда-то полюбил я.

— Остальные тоже уйдут, — сказал я Есунтаю. — Им больше нечего здесь делать.

— Может быть, и так.

— Рассказов о совершенных подвигах хватит на несколько поколений вперед. Может быть, эти истории помогут им забыть, как с ними обошлись. Мне нужно поговорить с тобой, нойон.

— Хорошо. У меня тоже есть к тебе разговор.

Я повел его вдоль улицы к дому, в котором расположились мой сын, Арониатека и еще несколько вождей. Все они сейчас сидели на покрывалах возле камина. Гордые воины не захотели пьянствовать и отказались от блестящих безделушек, которые предложили люди Мишеля в ответ на требование увеличить их долю добычи. Они сдержанно поприветствовали нас, но не пригласили сесть вместе с ними.

Мы пристроились у стола в углу комнаты.

— Я поклялся служить тебе, Есунтай-нойон, — начал я, облокотившись на стол. — Но теперь прошу освободить меня от этой клятвы. Я хочу вернуться в Скенектади, к моим мохаукских братьям.

Он наклонился ко мне:

— Я ожидал этой просьбы.

— Еще я прошу тебя позаботиться о моей жене Елджи-гетай и сыне Аджираге. Жена не будет сильно тосковать, но сын, возможно, когда-нибудь спросит об отце. Мы с тобой вместе сражались, и я не хочу сбегать тайно. Но и пользы от меня больше не будет. Даже мой сын Сохайевага подтвердит, что я утратил вкус к войне. Ты ничего не потеряешь, отпустив меня.

— А что ты станешь делать, если монголы нарушат договор с мохауками?

— Думаю, ты знаешь ответ.

— Я помню слова договора: мир между нами продлится до тех пор, пока ты останешься братом для мохауков и одновременно — слугой хана. Если ты вернешься в Скенектади, то уже не будешь служить моему отцу.

— Ты можешь воспользоваться этим. Люди из Еке-Джерена не исполнили своих обещаний и показали, чего они хотят на самом деле. Надеюсь, ты…

— Послушай меня! — Пальцы Есунтая сжали мое запястье. — Я сражался вместе с твоим сыном и Арониатекой, и теперь они стали моими братьями. Они, а не тот сброд, что приплыл сюда с Мишелем-багатуром.

— Эти люди служат хану, твоему отцу.

— Они служат только своим прихотям, — прошипел он, — и давно забыли, какими должны быть истинные монголы.

Я вырвал руку из его захвата. Есунтай помолчал немного, а потом продолжил:

— Менгке-Кеке-Тенгри, Вечно Синее Небо, обещало нам власть над всем миром. Я рассказывал тебе о китайских мудрецах, утверждавших, что предки здешнего народа когда-то жили на нашей древней прародине. Я верю, что эти ученые были правы. Этот народ — наши потерянные братья. Они больше похожи на истинных монголов, чем те люди, чья кровь разбавлена европейской. Они должны править этой страной и создать свой улус, [72]который со временем может сравниться с нашим ханством.

— Ты говоришь как изменник, — заметил я.

— Я говорю правду. У меня было видение, Джирандай. Духи говорили со мной и показали две радуги, сомкнувшиеся в огромный круг. Те, кто долгое время был разделен, должны вновь соединиться. Когда здешний народ создаст свой улус, он доведет до конца дело, начатое моим предком Чингисханом. И возможно, тогда весь мир окажется под властью монголов. Если другие ханы не захотят принять новых братьев, придется заставить их склонить голову перед победителем. — Он перевел дыхание. — Неужели мы очистили эту землю от инглистанцев только для того, чтобы сюда хлынули новые толпы из Европы? Они забудут о своем хане, как наши люди забыли древнюю прародину. Они начнут бороться между собой за власть и натравливать здешние племена друг на друга, чтобы их руками решить свои разногласия. Я знаю, как предотвратить все это. И ты тоже знаешь. Нам предстоит еще одно сражение, перед тем как ты вернешься в Скенектади.

Я понял, что он задумал:

— Как ты собираешься взять Еке-Джерен?

— Мы должны захватить корабли Мишеля. Мои монголы смогут управлять ими. Но нам понадобится помощь мохауков. — Он взглянул на собравшихся возле огня вождей. — Передай мои слова своему сыну и Арониатеке, и будем начинать. Скоро твои братья избавятся от всех врагов.

Есунтай говорил о воинственных племенах, живших на другом краю света, постоянно враждовавших между собой, пока величайший из людей не собрал их всех под своими знаменами. Он рассказывал о еще более древних временах, когда другое племя покинуло родные горы, леса и степи и по узкому перешейку на далеком севере перебралось в новую неведомую землю. Он поведал о великом народе, избранном самим Небом, чтобы править миром, и о тех, кто в гордыне своей позабыл об этом предназначении. Завоевав множество стран, они в итоге перессорились между собой; великий монгольский улус распался на враждующие государства. Небо отвернулось от этих людей, но их братья с другого края света должны сами владеть страной, по праву им принадлежащей.

Когда я пересказал слова нойона по-мохаукски, первым отозвался Арониатека.