— Кто?

— Ты прекрасно понимаешь кто, — ответила она. — И знаешь, зачем меня сюда пригласили.

— Он не такой, поверь мне!

Она вздрогнула.

— Ричард, прошу тебя! Мне не нужны лишние неприятности! — умоляюще воскликнула девушка, потом улыбнулась и добавила: — Это ненадолго, только до завтра, а оно наступит уже очень скоро.

Он неловко поднялся и прижал ее к себе, вбирая теплоту ее нежного стройного тела. Без туфель она была такая миниатюрная, что едва доставала плечом ему до подмышек.

Прекратив собираться, Диана оперлась рукой о стену и со смехом произнесла:

— У меня так кружится голова!

Чуть позже Мэнверинг сказал:

— Я провожу тебя до твоей комнаты.

— Не нужно. Все в порядке, — ответила она.

Ее волосы были гладко причесаны, в руках она держала сумочку и выглядела вновь так, будто собиралась на праздничный вечер. У двери она развернулась к нему и произнесла:

— Ричард, я люблю тебя… Правда!

Она быстро поцеловала его и исчезла в темноте коридора.

Он захлопнул дверь и повернул ключ в замке. Какое-то время он неподвижно стоял, задумчиво оглядывая комнату. Огонь в камине почти погас, прогоревшее полено с треском лопнуло, и вверх взметнулся сноп мелких светящихся искр. Он пошел к умывальнику, ополоснул лицо и руки. Постелил на кровать покрывало, аккуратно разложив подушки. Ее аромат все еще витал в воздухе, не отпуская его. Он помнил ее нежные прикосновения и слова, сказанные на прощание.

Мэнверинг подошел к окну и, распахнув шторы, открыл его настежь. Земля была устлана белоснежным пушистым ковром, то тут, то там возвышались снежные барханы. Далекие звезды мерцали в вышине, отражаясь, и снег переливался разноцветными искрами. Огромный дом погрузился в благостное ночное безмолвие. Он стоял у раскрытого окна, ощущая, как потоки холодного воздуха, врываясь в комнату, обдувают его морозной свежестью. И откуда-то издалека, нарушая совершенство ночной тишины, отчетливо доносился мелодичный напев — такой далекий, но дающий ощущение мира и покоя. Возможно, ветер принес его со стороны караульных помещений.

Мэнверинг подошел к кровати и откинул покрывало. Простыни были новые и даже немного похрустывали, источая нежный аромат свежести. Он улыбнулся и выключил светильник.

В одной из стен комнаты, скрытый от глаз за слоем штукатурки, тихонько зажужжал небольшой сложный механизм. Катушка золотых тонких проводков немного задрожала, но скрип растворенного окна стал единственной записью на пленке; пение, доносившееся издалека, было слишком слабым, чтобы активировать реле механизма. Микровыключатель беззвучно щелкнул, светящиеся проводки потускнели, и записывающее устройство отключилось. В камине угасали последние сполохи огня.

Мэнверинг откинулся на подушки и закрыл глаза.

Через открытое окно в комнату струился яркий солнечный свет.

Небо было высоким, чистым, ясного голубого цвета, словно бескрайний ледяной айсберг, искрящийся на солнце. Солнечные лучи отражались от заснеженной поверхности земли и рассыпались мириадами сверкающих бриллиантов. Холмы, леса, одинокие деревья — все, что возможно было охватить взглядом, чернело вдалеке, отчетливо выступая на белоснежном фоне. На крышах и карнизах возвышались трехдюймовые снежные гребни. В утренней тишине было слышно, как местами скрипел и падал снег, рассыпаясь в белую пыль.

Тени всадников скользят по снежному покрывалу, извиваясь и меняя очертания. Сказочная прелесть тихого утра разрушена. Подковы звенят на вычищенных дорожках внутреннего двора, или глухо стучат копыта, взрывая снег. Кажется, будто от холода замерз сам воздух, превратившись в прозрачный кристалл. Проходя сквозь него, все звуки ломаются и распадаются на части, подобно хрупкому стеклу.

— Доброе утро, Ганс…

— Проклятый холод!

— Главный охотник говорит, что это опасно!

— Не имеет значения. Мы поймаем зверя, не доезжая до леса!

Всадники стремительно проскакали вперед и скрылись под аркой. Лошади захрапели и сделали курбет, разом подняв передние ноги.

— Ставлю пятьдесят американских долларов!

— Согласен! Сегодняшний день обещает быть удачным!

Шум, нестройный гул голосов и топот, эхом отдающийся от каменных стен здания. Раскрасневшиеся лица, обостренное чувство восприятия происходящего. В эту раннюю пору во внутреннем дворе собралось несколько всадников. Около двери дома были установлены длинные скамьи. Слуги вынесли огромную чашу, над которой клубился пар. Собравшиеся подняли бокалы, раздались тосты, и звон стекла заглушил ответные слова и радостные возгласы.

— За Две Империи!

— За Охоту!

Теперь время двигалось, подобно потревоженной тяжелораненой дичи. Собаки бросились вперед. Вшестером они бежали рядом с охотником; поводки, надежно прикрепленные к массивным крепким ошейникам, натянулись до предела. Позади них теснятся всадники. Развевающиеся алые плащи трепещут на ветру на фоне кристально белого снега. Подъехали к дому, и офицеры их поприветствовали: рукопожатия, кивки. Ворота со скрипом раскрылись.

И на много миль вокруг стали с грохотом захлопываться двери и ставни окон, послышались скрежет и лязг запираемых засовов, дети попрятались в дальних комнатах домов. Деревенские улицы, запорошенные снегом, замерли в молчаливом ожидании. Изредка раздавался лай собак, но тут же вновь наступала тишина. Приземистые домики, темные и мрачные, настороженно смотрели на пустые заснеженные улицы слепыми квадратами окон. Вести разносятся быстрее, чем мчится самый стремительный скакун, — сегодня будет Охота на снегу.

Всадники рассредоточились, проезжая по заснеженным пустынным полям. Первый беглый осмотр территорий — и собаки, спущенные с привязи, бросились на поиск дичи. Раздались пронзительные звуки рожков. Словно огромные черные комки на фоне белого снега, собаки помчались вперед, перепрыгивая снежные наносы. Вновь затрубили рожки, но охотничьи псы продолжили беззвучно двигаться, не выдавая своего приближения лаем. Всадники последовали за ними к кромке леса.

Наступил тот момент, когда для охотников время и зрительные образы перестали быть единым целым, они словно разбиты на отдельные куски, выхватываемые сознанием в причудливой веренице. Ветви и стволы деревьев, снег, канавы, ворота — все, принимая неясные очертания, сливается в одно бесформенное расплывающееся пятно. Стремительным потоком всадники миновали вершину холма и начали спуск по противоположному склону. Внезапной преградой на их пути стала живая изгородь, припорошенная белым снегом. На мгновение негромкий топот копыт прервала звенящая тишина, и вновь раздались глухой стук о землю и треск ломающихся веток кустарников. Зрительные образы окрасились звуками, резкими и высокими. Безумство погони, бурление крови, безграничная свобода разума от всех давящих условностей. Одна из лошадей, провалившись, неистово заметалась в попытке выбраться на тропу. Другая встала на дыбы, сбрасывая беззащитного всадника в снег, и поскакала дальше, оставив его далеко позади. Охота, несущая смерть другим, неосознанно приносит гибель и ее участникам.

Мимо проносятся дома и заснеженная ограда, закончившаяся так же незаметно, как и начавшаяся. На пути всадников возник курятник, выступивший из плотного облака кружащихся хлопьев снега: птицы пронзительно закричали, разбегаясь в разные стороны, и оказались под копытами лошадей, несущими смерть. Головные уборы слетели, оставшись лежать в снегу далеко позади; волосы свободно развеваются на ветру. Взметнулись хлысты, в бока лошадей впились шпоры, и темнеющая линия леса приближается с каждой секундой. Тонкие прутья и ветки деревьев хлещут по телу и лицу; хлопья снега, подхваченные порывами ветра, залепляют глаза. Треск сучьев заполнил все вокруг.