Вплотную к комоду примыкал ряд картонных коробок с логотипом "Формики". В куче сваленного в них барахла, Глеб нашел пару бутылок водки, упаковку стеариновых свечек, коробку леденцов и дамский револьвер с коротким рылом и щечками слоновой кости.

       Во второй обнаружилась кипа бумаг, исписанных мелким нервным почерком.

       В третьем - старый ноутбук. Из корпуса выходил черный хвост провода, который исчезал в щели между досками. Глеб тронул кнопку пуска, и к огромному удивлению, машина заработала.

       А везет ему на технику. Точно ворожит кто. И вопросец, чем эта ворожба обернется.

       Со скрипом, жужжанием и почти человеческими вздохами, ноутбук загружался. Вот только из непрограммных файлов на нем был лишь один. И назывался коротко: "Ева".

       - Ну здравствуй, Ева, - сказал Глеб, запуская файл.

       Экран почернел и некоторое время оставался темным, только изредка по нему пробегала зеленая ломаная линия.

       - Это Ева. Ева-нуль. Ева. Ева только одна. Остальные - зеркала. Я не знаю, услышит ли меня кто-нибудь...

       Глеб слышит. И слушает, прижавшись ухом к машине.

       -...но если все-таки услышат, пусть запомнят: главное - уничтожить Центр. Это вызовет дестабилизацию всей структуры. Уничтожьте Центр. Уничтожьте, мать вашу, этот гребаный Центр!

       Голос порвался, как струна, чтобы возродиться в другой тональности.

       - На золотом крыльце... на золотом крыльце сидели... Адам, ты меня слышишь? Если ты меня слышишь, Адам, забери меня отсюда. Мне плохо.

       - Я не Адам.

       - Дети мои вкушают кровь мою. Дети мои едят плоть мою. Дети мои не знают, что такое любовь к матери. Забери... пожалуйста, я буду вести себя хорошо! Я обещаю!

       - ...динамика положительная, - этот голос заставил Глеба вздрогнуть и замереть. - Удалось, наконец, стабилизировать систему.

       - Наташа?

       Идиот, она не отзовется. Ее не существует больше. Остался лишь файл, названный чужим именем. Голос из прекрасного далека.

       - ...я уверена, что дальнейшие исследования лишь подтвердят мою теорию. Но мне интересно другое...

       - Мне тоже. Наташа, что было в том кубе? Скажи, пожалуйста, - Глеб гладил экран, на экране оставались следы прикосновений, а зеленая линия металась по клетке черного прямоугольника. Надолго ли ее хватит?

       - ...насколько подключение к подобной сети безопасно для индивида? Структура Евы позволяет элементу занять место в иерархичной мозаике. И чем ниже элемент находится, тем больше он должен быть унифицирован во избежание дисбаланса структуры.

       Наташа замолчала, и зеленая точка, замерев в центре экрана, пульсировала. Глеб накрыл ее пальцем, и точка не попыталась убежать.

       Ее можно раздавить также легко, как раздавили Наташу.

       - Сегодня он спросил у меня, как я думаю, насколько счастлив муравей, в муравейнике обитающий? А потом ответил, что муравей счастлив абсолютно, так, как никогда не сможет быть счастлив человек. И вот... вот я видела, что Адам говорит правду. Она горькая, но может, это и вправду единственный способ сделать мир удобным для всех? Я не знаю. Я хочу ему верить. И верю, конечно... ну да. Верю, - она рассмеялась. - И в конечном итоге теория еще не означает перехода к практике. Мы просто ищем путь. Мы просто...

       - ...пожалуйста, Адам. Я очень хочу домой. Забери меня. Забери! Забери меня отсюда!

       Вспыхнул свет, и на экране появилось бледное лицо.

       - Помоги мне, - попросила Ева-нуль, убирая с лица синие пряди. Ее глаза были мертвы.

       А Глеб вспомнил, где он видел Еву. И понял, что делать дальше.

       Разломав корпус ноутбука, он вытащил жесткий диск, аккуратно обернул несколькими слоями полиэтилена, а сверток сунул в карман. Затем распределил свечи по три.

       - На золотом крыльце сидели...

       Ткань чьей-то рубашки трещала в руках. Полосы выходили неровными, широкими и с лохматыми краями.

       -...царь, царевич, король, королевич...

       Глеб скручивал полоски жгутом и связывал свечи.

       -...сапожник, портной...

       Водка воняла водкой. Глеб глотнул, прополоскал рот и сплюнул на рубашку. Взяв бутылку за горло, он аккуратно облил коробки с бумагами, тканевые жгуты и порог.

       - Кто ты будешь такой?

       Глеб пнул дверь. Нащупав засов, снял и пнул еще разок. Дверь туго, но приоткрылась.

       - Глеб. Просто Глеб.

       Вторая бутылка водки пропитала живой войлок, которому контакт с этиленом явно пришелся не по вкусу. Ничего. Потерпит.

       Зажженные свечи Глеб расставлял через каждые три шага, отчаянно боясь не дойти. У Кириной кровати остановился и, оглядев кокон, сунул отдельную свечу в изголовье.

       - Извини, девочка. Наверное, я скотина, но... не хочу я становиться муравьем.

       Определив примерное расположение входной двери, Глеб поднес к войлоку свечу. Зашипело.

       - Ну же, Сим-Сим, откройся...

       Оглянулся. Воск капал на войлок. Войлок ходил ходуном, грозя опрокинуть свечи до срока.

       - Давай же, мать твою...

       Нити корчились, темнели, расползаясь черными язвами. И в них проглядывала исходная пластиковая поверхность. И Глеб не выдержал. Он ударил, проламывая плечом хрупкую корку живого покрытия, повис в липкой его сети и, разорвав ее, вывалился. Протянул руку и, ухватив мокрый фитиль, дернул. Колонны из свечей обрушились, пересаживая пламя на тончайшую пленку этилена.

       Огонь расползался, прокладывая дорожку по войлочному ковру.

       Плавил нити. Склеивал. Просачивался в узкие ходы между волокнами.

       И тогда дом закричал. Звуковая волна, отраженная стенами соседних домов, прошла сквозь Глеба. Он заткнул уши и, развернувшись, побежал.

       До больницы было недалеко.

       Из операционной Ева вышла не сразу. Она сидела в укрытии, уговаривая себя не спешить: вдруг Игорь притворился, что ушел? Пусть уж ему надоест ожидание, пусть уберется и из операционной, и из больнички.

       А Ева ничего, Ева подождет. Она терпеливая.

       И еще устала, как собака. Раньше-то собаку завести хотела, даже книгу купила "1001 совет начинающему собаководу". А к ней вторую, энциклопедию с картинками. И когда случалось добираться домой, Ева картинки разглядывала, читала статьи и все никак не могла определиться.

       Собаки ей нравились крупные.

       А соседи попались вредные. Вечно искали повода поорать. И наверняка потребовали бы убрать скотину из квартиры. Сами скоты, пили, не просыхая, плодили детишек, не особо задумываясь, кому те нужны в новом мире.

       Ева вот про собаку думала. Представляла мокрый нос и уши купированные, с жесткой кромкой рубца по краю. И обиду во влажных собачьих глазах, и тут же - прощение.

       Из-за него, из-за этой верности, которая окупала все и сразу, Ева передумала.

       Да и какая собака с таким-то графиком?

       Говорят, когда все началось, собаки сбегали из дому, сбивались в стаи и возвращались, мстя хозяевам за все и сразу. А Еве повезло.

       ...тебе повезло, - так и сказала Ева, обсасывая голову леденцового зайца. Дешевая конфета на длинной щепке плохо сочеталась со строгим шерстяным костюмом и бриллиантами в ушах. - Тебе повезло, что я сумела сложить мозаику.

       Ева хотела спросить, где она находится, но не смогла.

       Она вообще ничего не могла, кроме как смотреть на ту, которая ее убила, чтобы теперь воскресить.

       Так не бывает.