- Мамочка, - сказала Ева, губами царапая землю. - Мамочка, забери меня отсюда.

       Не забрали. Она лежала, вжимаясь всем телом в землю и дыша через раз. И когда велели подниматься, не сумела встать. Поднял Глеб и силой разжал пальцы, заставляя выкинуть камни. Зачем Еве камни? Когда схватила? Она не помнила.

       - Ну? Живая? Живая. Где-то болит? Тебя ранили? Давай, Ева, очнись...

       Ева мотнула головой. Она очнется. Еще секундочку и совсем-совсем очнется. Болело везде, но иначе, чем после того взрыва, из-за которого она умерла. Она оглянулась. Тушу медведки разорвало пополам. Шевелились церки и мандибулы, расползалась желтая лужа псевдокрови, а в ячейках сегментированного глаза отражалось небо, поселок и Ева.

       Еву все-таки стошнило.

       - Ничего. Все уже закончилось. Все закончилось, - повторял и повторял Глеб, баюкая автомат. - Закончилось все.

       Ева сама видела. Разломы зарастали. Паутина тончайших побегов костенела, стягивая края ран и затыкая дыры твердыми бляшками. Торчала из земли крыша дома, и покореженный флюгер раскачивался, но все никак не обрывался. Прямо у стены дергалась еще одна медведка, пронзенная гарпуном, а третья слепой юлой крутилась на месте. Панцирь ее зиял пробоинами. В некоторых торчали металлические древки копий. То тут, то там щелкали выстрелы. Монстров почти не осталось. И последние ложились под пулями, не пытаясь уже прорвать оцепление.

       - Спасибо, - сказала Ева, вытерев губы. Вкус рвоты во рту был отвратителен. - Ты мог бросить.

       Глеб закинул ремень автомата на плечо и сказал:

       - Не мог. Человек я или хрен собачий?

       Улыбнулся. И Ева попробовала, но губы точно склеились. Глеб прав: он человек. А Тод нет.

       - Стоять можешь?

       Может. Ева все может. Она вообще сильная и уже однажды умирала. Это не страшно. Немного больно и все.

       ...прозрачная трубка вены выползала из руки и стеблем лианы обвивала металлическую стойку. На стойке покачивался пластиковый пакет, испещренный письменами. Буковок было много, но они расползались, как муравьи.

       Муравьи-муравьишечки. Белые яйца, ленивые личинки под присмотром заботливых нянек, фуражиры и солдаты. А венцом пирамиды - матка. Крупная, беспомощная, способная лишь жрать и откладывать яйца.

       - На золотом крыльце сидели царь... - зазвенел над ухом механический голосок. Ева хотела повернуть голову, но не смогла.

       -...царевич, король... - на полуслове музыка оборвалась. Заскрипела пружина, заскрежетал язычок по стальной пластине. И чья-то рука смежила веки Евы. Но свет не погас, он пробивался сквозь тонкую кожу, принося желтизну жижи в пакете и синие буквы-муравьи.

       - До свиданья, портной.

       Холодные губы коснулись лба.

       До свиданья, Ева. Жаль, что иначе попрощаться не вышло. А еще у твоих духов запах горелого мяса.

       Тушили. Бежали, тянули ребристые кишки шлангов, катили бочки реактивов и, смешав воду с газом, заливали огонь пеной. Огонь поддавался. Люди работали.

       - Ты, придурок, ты чего творил? - Глеб орал. Рядом орал. На кого?

       На Тода. Зачем? Ева не знала.

       - Ваши претензии не уместны, - встав на одно колено, андроид ощупывал девчонку. Заботливый. О Еве бы кто так позаботился. Она осторожно сжала кулаки и разжала. Ссаженная кожа жжется. Сукровица ломается. Надо идти в дом. В доме есть чемодан, а в чемодане есть лекарства.

       - Ладно меня, но ты ж ее бросил! - Глеб ткнул стволом в Еву. Тод повернулся, смерил Еву насмешливым взглядом и сказал:

       - Джентльмен всегда уступит не только место даме, но и даму другому джентльмену.

       Айне подняла с земли гильзу и, внимательно осмотрев, лизнула.

       - Она же погибнуть могла!

       - И что?

       - Глеб, успокойся, - сказала Ева, пряча руки в карманы. За разодранную кожу было стыдно. И еще за то, что ее едва-едва не убили. - У него программа. И ему действительно плевать. Ей тоже. Правда?

       Пожав плечиками, Айне выронила гильзу и подняла круглый камушек. Подбросив на ладони, она перехватила камень и швырнула в Еву. Камушек стукнул по лбу, и Айне сказала:

       - Теперь ты убита. Формально.

       Ее улыбка, впервые за все время искренняя, добила остатки Евиного терпения. И Ева бросилась на наглую мелкую тварь. И почти дотянулась, почти стерла пощечиной насмешку.

       Тод перехватил руку. Сдавил до хруста. Вывернул. Кулак его вошел в мягкий Евин живот, выдавливая из легких воздух. Еву сложило пополам. Заскулив от боли, она сползла на землю.

       - Отпусти ее, - ласково попросил Глеб, передергивая затвор. И Тод послушал. Он разжал руку, повернулся, наступив на Евину ладонь, и неторопливо двинулся на дуло.

       - Тод, не надо убивать, - попросила Айне, присев на землю. Она скрестила ноги и уперла локоть в колено.

       Ева пыталась вдохнуть.

       Глеб - нажать на спусковой крючок. Не успел. Движения Тода стали размытыми. Шлепнулся на землю автомат, проехал и остановился, повернувшись черным зрачком дула к Еве.

       - Теперь что? - поинтересовался Тод и, церемонно поклонившись, предложил. - Предлагаю вам, сударь, разрешить наш конфликт, не прибегая к помощи оружия.

       - Всецело к вашим услугам.

       Сумасшедшие!

       Кашель раздирал Еву. Зато получилось сделать вдох. И сесть. И руку с отпечатком чужого сапога спрятать подмышку. А плакать Ева не станет. Не на глазах мелкой дряни, которой любопытно посмотреть на чужие слезы. Дрянь разочарованно отвернулась.

       - Останови его, - прохрипела Ева. Изо рта текла слюна, бледно-розовая как соседкины лифчики. И не вытиралась. Ева терла, а слюна растягивалась тонкой нитью. Безразмерная. И когда все-таки разорвалась, Глеб ударил.

       Заводной боксер на игрушечном ринге. Двигается правильно. Бьет правильно. Не добивает только. А Тод ждет, с легкостью уходя от ударов.

       - Останови! - попросила Ева, садясь. Она подтянула ноги к груди, прижала ладони к животу и повторила просьбу: - Останови, пожалуйста.

       - Повреждения, не совместимые с жизнью, нанесены не будут. Теоретически, - уточнила Айне.

       Сука она. И людей бы, хоть кого-то нормального, способного остановить это безумие. Она закрыла глаза, абстрагируясь, от происходящего, и замурлыкала под нос старую считалочку:

       - На золотом крыльце сидели...

       Когда считалочка закончилась, Ева открыла глаза. Глеб лежал, а Тод отвешивал точные и размеренные пинки. Что ж, игрушечные боксеры часто ломаются при столкновении с реальностью.

       Поведение человека было алогично. Исход стычки - предопределен. Правда, субъективно она длилась дольше объективно затраченного времени. Это свидетельствовало в пользу теории относительности восприятия эмоционально значимых моментов.

       Тоду вывод будет интересен. Вероятно.

       - Да останови же ты его! - взвизгнула Ева. До чего неприятный у нее голос.

       - Скажи, ты испытываешь чувство вины?

       - Я?!

       - Ты стала фактическим катализатором данной стычки. Хотя я полагаю, что истинные причины лежат вне контекста твоей личности.

       Изменившееся выражение лица Евы можно было интерпретировать и как согласие, и как отрицание выдвинутого Айне тезиса. И поэтому Айне ждала. Ева сдалась первой.

       - Просто останови его. Пожалуйста.

       - Тогда ты ответишь? Мне не хватает данных для ориентации в межличностных отношениях.

       - Ну и дрянь же ты! Да! Господи, да! Я чувствую себя виноватой! И ты будешь чувствовать, если твой придурочный дроид убьет человека.

       Предположение было беспочвенно. Айне не несла ответственности ни за действия Тода, ни за поступки Глеба. Но ситуация и вправду требовала вмешательства: с учетом условий нынешняя агрессивность могла быть расценена неадекватно.