Ему поднесли воду, но человек не вылил - выплеснул ее на руки, а мокрыми ладонями вытер мокрое же лицо. Теперь он говорил суше, четче, разрывая гусеницы предложений на отдельные слова.

       - И пока я жив, я буду думать о судьбе нашего вида. Я не остановлюсь ни перед чем. Я уничтожу каждого, кто против меня! Кто против вас! Я знаю, вы за мной. И знаю, что если мы победоносно выстоим в борьбе, наше время войдет в историю человечества. Для меня выбор прост. Умереть или уничтожить!

       Толпа молчала. Но в молчании ее не было отрицания. Они мысленно умирали и уничтожали. Чаще второе. Тод заставил себя разжать пальцы и смотреть на сцену.

       - Вспомните, что мы все есть братья! Мы все - сестры. Мы - люди! Мы скованы одной цепью! - он поворачивается спиной к толпе и, став на колени, воздевает руки к знамени. - Цепью общей эволюции! Мы связаны одной целью! Сделать мир таким, каков он был! Почему?

       - Мы - люди!

       - Да! Мы люди. Мы право имеем!

       Грохочет Вагнер. Валькирии, оседлавши звук, несутся над стадионом. Хохочут.

       Позже, в номере гостиницы, та же девчонка, но уже лишившаяся черноты одежд, дарит любовь своим братьям. Их у нее много, и девчонка устает. Ее глаза гаснут, а может просто качество сигнала со скрытых камер отвратительное. Тод смотрит. Пьет теплую минералку. Составляет отчет.

       Правит, убивая лишние эмоции, которых оказывается вдруг как-то слишком много. И снова правит. На последнем проходе девчонка отключилась. Ее прикрыли знаменем, и змеи ДНК легли поверх спины. Красная косынка по-прежнему болталась на шее.

       Красная косынка лежала на мониторе. Ботинки - на системном блоке. Куртка валялась на полу. Тод поставил на нее ноги и пальцами гладил мягкую кожу.

       Стрелки на часах подползали к утру. И сменщик должен был вот-вот явиться. Его уже ждала упаковка пива, которую по-хорошему надо было бы сунуть в холодильник, но вставать было лень.

       И Тод говорил себе про усталость, которой на самом деле не было, и про отчет, и про то, что сменщику пора бы перестать пить, но если сказать об этом, он обидится.

       Он человек. И те, за которыми Тод наблюдает, тоже люди, хотя сменщик и называет их "недолюдками". Сменщик - не ксенофоб и не ксенофил. Ему просто насрать. Вот пиво он любит искренне.

       Отправить отчет Тод не успел: на точке объявился полковник.

       Тод слышал, как поднимается лифт, как раздвигаются, дребезжа, старые дверцы. Как ключ царапает замок, пытаясь втиснуться в узкое отверстие, и как поворачивается.

       - Свои, - говорит полковник еще из-за двери, хотя его уже выдал запах: полковник любит сигары сорта "Капитан Блэк" и одеколон "Шипр". Правда, и то, и другое производят по индивидуальному заказу, но тем характернее след.

       Тод ждет в комнате. И полковник, войдя, благосклонно кивает. Полковнику Говорленко нравится, когда подчиненные ведут себя правильно. Упаковку с пивом он демонстративно не замечает. Поворачивается спиной, тычет пальцем в монитор и спрашивает:

       - Умаялись?

       На пленке остается жирный отпечаток полковничьего пальца.

       - Наговорились, наголосились... а ты садись, наслышан о подвигах твоих.

       Тод садится. Локти прижаты к туловищу. Руки на коленях. Полковник не любит не видеть рук подчиненных. Сам он усаживается в старое кресло, расстегивает пиджак и ослабляет узел галстука.

       - Ну и на кой ляд тебя туда понесло-то? А если б узнал кто? Если б догадался, что ты того... не человек, - уши полковника розовеют. В тайне он сочувствует "черносотенцам", но вслух никогда не признается.

       - Визуально идентифицировать... определить... узнать, - спешно поправляется Тод: полковник терпеть не может сложных слов. - Модификация предполагает максимальный уровень сходства. Я выглядел как они. И вел себя как они.

       - Ну да, ну да...

       - Движение набирает силу. Это опасно.

       - А не тебе решать, чего опасно! Не тебе! Ишь, волю взяли! Решают... даже тут умники. Куда ни сунься - всюду умники, - полковник замолкает и прикусывает ноготь мизинца. - Отчет составил?

       - Так точно.

       - Отправил?

       - Еще нет.

       - Ничего, отправишь. И хорошо, и ладненько. Славный ты парень, даром, что из этих... был бы человеком, я б тебя отстоял. А так - права не имею... собственность компании, чтоб тебя...

       Девочка на экране ворочается, закручиваясь в знамя, как в кокон.

       - Закрывают дело! Закрывают! - орет полковник, шлепая кулаком по пластиковому столику. - За отсутствием угрозы! А что через пару лет на этих черносотенцев управу хрен найдешь, так им плевать... а ты не смотри, не смотри так. Чего я могу? Чего мог, того и делал.

       - И что теперь?

       - Ничего, - полковник берет из упаковки банку пива и, повертев в руке, кидает. - На вот, выпей за новое назначение.

       - Куда?

       Он имеет право не ответить, но полковника мучает вина. Он - неплохой человек, не самый худший из тех, что встречались Тоду. И поэтому отвечает:

       - "Формика". А там уже на месте... объяснятся. А я от себя постараюсь. Характеристику напишу хорошую.

       Полковник отстал от времени. Характеристики не играют никакой роли, но Тод говорит:

       - Благодарю.

       Полковника хватило даже на то, чтобы руку пожать. Наверное, знал он все-таки больше, чем сказал, если чувство вины было настолько глубоким.

       - А потом что было? - спрашивает Айне тоном полковника. Или наоборот, память извратившись разукрасила давнюю мизансцену красками из новой жизни.

       - Серия инцидентов. Взрывы. Стрелки. Рост количества черносотенцев, как активных, так и сочувствующих. Волны народного гнева. И попытка вернуть мир анклаву путем ликвидации раздражающего элемента.

       - Постановление об ограничении функционирования? Десятый съезд? Юридически принятое определение избыточной единицы и указ о прекращении жизнедеятельности таковых? Да?

       Наверное. Те события кажутся привнесенными в память из хранилища информации бункера. Статьи. Интервью. Факты. Отчеты. Документалистика скрытого боя. Эхо эмоций, но тоже не факт, что собственных. Скорее всего чужих.

       И Тод отвечает:

       - Наверное. Не помню. Дыра в голове.

       Скорее раневой канал с венчиком порохового ожога на входном отверстии. Под ним проломанная кость и разрушенная пулей мякоть воспоминаний. Отдельные сохранившиеся элементы роли не играют.

       Ранение не смертельно. Это главное.

       - По-моему сейчас ты пытаешься врать себе же. Это неразумно, - Айне, сунув мизинец в рот, сосет палец. - И все-таки, как ее звали? Ту женщину с пленки?

       И она же не отступит, дрянь такая.

       - Ева.

       - Е-ва, - с непередаваемым выражением повторяет Айне. - Ева.

       Ева волокла его с упорством собаки-спасателя. Она уговаривала сделать шаг и еще шажок, и Глеб, размякнув от ласкового тона, делал. Не сказать, чтобы боль была совсем уж невыносимой. Случалось попадать и хуже. Ребра вот ныли. И бочина тоже. Но в остальном - норма почти.

       На них с Евой не обращали внимания.

       Правильно, в поселке хватает тех, кому помощь нужнее, чем Глебу. А он сам напоролся. Дурак несчастный, попер против машины с кулаками.

       С этой мыслью он и отключился.

       - Нельзя считать андроидов существами механическими. Их геном близок к человеческому, и в этом сходстве таится главная опасность, - напарник читал с монитора, время от времени останавливаясь, чтобы хлебнуть пивка.

       Глеб полировал саблю.

       - Возможность скрещивания, оставленная создателями, есть та самая бомба, которая рано или поздно уничтожит наш мир.