Тем временем Виктор Эммануил в последний раз обратился к папе, вложив в свое послание, как он сам выразился, «сыновнюю привязанность, веру католика, верность короля и душу итальянца». Безопасность Италии и самого Святого престола, продолжал он, зависит от присутствия итальянских войск в Риме. Неужели его святейшество не примет этот непреложный факт и не даст благосклонного согласия на сотрудничество? Увы, его святейшество не сделал этого, заявив, что подчинится только насилию и даже в этом случае окажет, по крайней мере формальное, сопротивление. Он сдержал слово: когда итальянские войска утром 20 сентября 1870 г. вошли в Рим через Порта Пиа, они столкнулись с ожидавшим их папским полком. Бой вскоре закончился, но не прежде, чем 19 убитых папистов и 49 итальянцев остались лежать на улице.

Через несколько часов итальянские войска наводнили Рим, за исключением Ватикана и замка Сант-Анджело, над которыми теперь развевались белые флаги — знак капитуляции. Больше никто не оказал им сопротивления. Папа Пий удалился за стены Ватикана, где оставался последние восемь лет своей жизни. На плебисците, проведенном вскоре после этого, был зарегистрирован 133 681 голос в пользу включения Рима в состав Итальянского королевства и 1507 против. Теперь Рим стал частью Италии не только в результате завоевания, но и согласно воле его жителей, и лишь город Ватикан оставался независимым суверенным государством.

Не ранее 2 июля 1871 г. Виктор Эммануил официально вступил в свою новую столицу. Улицы уже украшали в честь ожидавшегося события, когда он прислал телеграмму мэру, князю Франческо Паллавичини, запрещая как бы то ни было праздновать его. Как благочестивый католик, он не только огорчился, но и ужаснулся, когда его отлучили от церкви. Фердинанд Грегоровиус, прусский историк, исследователь средневекового Рима, отметил в своем дневнике, что процессия двигалась «без помпы, оживления, не была пышной или величественной; и так оно и должно было быть, ибо сей день ознаменовал конец тысячелетнего правления пап в Риме». Днем короля настойчиво приглашали за реку, в Трастевере, где население, по большей части рабочие, подготовили некую церемонию. Он категорически отказался, прибавив на пьемонтском диалекте несколько слов, из которых почти никто из окружающих ничего не понял: «Папа всего в двух шагах отсюда, он расстроится. Я и так уже причинил старику достаточно неприятностей».

30 сентября 1868 г. королева Испании Изабелла II села в поезд вместе со своими детьми в Сан-Себастьяне и отправилась в изгнание. Отъезд ознаменовал не только конец ее правления, но и, возможно, самого бурного периода за всю историю страны.

Все началось с отца Изабеллы, Фердинанда VII, который вместе с ее дедом Карлом IV отрекся в 1808 г. от своих прав на трон. Падение Наполеона, очевидно, означало, что отречения утратили силу, и Фердинанд, взошедший на трон в 1814 г., с редкостной глупостью правил Испанией пятнадцать лет. В 1829 г. он в третий раз овдовел. Все дети, появившиеся на свет от тех браков, умерли во младенчестве, и Фердинанд отчаянно желал иметь сына. Он страдал от искалечившей его подагры и от регулярных апоплексических ударов, и шансы его были весьма невелики, но он не оставлял надежды. Проблема заключалась в том, чтобы найти подходящую жену. Случилось так, что его младший брат, Франсиско де Паула, женился на дочери Франческо I, короля Неаполитанского; полностью ее звали Мария Луиза Карлота, но в Испании она была известна просто под именем Карлоты. Именно она показала королю миниатюрный портрет своей двадцатитрехлетней сестры Марии Кристины, и Фердинанд прекратил дальнейшие поиски. 12 декабря 1829 г. он обвенчался с молодой принцессой в церкви Богоматери Аточской в Мадриде.

Мария Кристина была невероятно привлекательна; ее тяга к флирту граничила с бесстыдством, она готова была развлекаться день и ночь напролет. С ее появлением в удушающей атмосфере испанского двора словно почувствовалась струя свежего воздуха. Ей немедленно покорились все сердца, или почти все, так как брак короля стал серьезным ударом для очевидного наследника — младшего брата короля, дона Карлоса, и еще более — для его жены, Марии Франсиски Браганса. Они представляли собой неудачную пару. Дон Карлос был почти карликом, хотя природа щедро наградила его огромным носом и подбородком Бурбонов; он отличался фанатичными абсолютистскими взглядами, был болезненно благочестив и при этом слаб точно вода. В дневнике англичанина Генри Гревилла он описан как «идиот… нетерпимый и развращенный… а также трус, полностью лишенный энергии или способностей». В противоположность ему Мария Франсиска была величава, умна, обладала внушительным видом и невероятными амбициями. До сего момента она была совершенно уверена, что престол достанется ее мужу; теперь он мог его не получить. А худшее было еще впереди. Когда через три месяца после свадьбы было объявлено, что молодая королева беременна, король обнародовал старинную Прагматическую санкцию, тогда как еще более древнее салическое право, запрещавшее женщинам наследовать трон, отменялось. Другими словами, долгожданный ребенок, будь то мальчик или девочка, должен был унаследовать испанский трон.

10 октября 1830 г. родилась девочка, крещенная как Мария Изабелла Луиза. Карлистов — как теперь мы будем именовать сторонников дона Карлоса — это мало утешило, но с течением времени, учитывая, что здоровье короля ухудшалось, перспектива правления королевы начала вызывать у них немалую озабоченность. Затем, в июле 1832 г., по дороге в летний дворец в Ла Гранья Фердинанд получил серьезную травму при аварии экипажа; прошло два месяца, а он все еще лежал при смерти. Королева, почти не отходившая эти два месяца от его постели, посоветовалась с одним из главных министров и ужаснулась, услышав, что в случае смерти короля вся страна немедленно сплотится вокруг дона Карлоса. Можно быть уверенным, что Мария Франсиска сообщила королю о своих страшных предчувствиях и убедила его, находившегося почти без сознания, в том, что нужно отменить действие Прагматической санкции, дабы предотвратить массовое кровопролитие. Дрожащей рукой король подписал поспешно составленное распоряжение. Вскоре сообщили о его смерти. Казалось, дон Карлос стал королем.

Но случилось иное. Могильщики, явившиеся приготовить тело к погребению в соответствии с обычаем, внезапно заметили в нем признаки жизни, и Фердинанд начал медленно выздоравливать. Даже несмотря на это, документ, который он только что подписал и на котором едва высохли чернила, вероятно, остался бы в силе, если бы не его невестка Карлота. В тот миг, когда потрясающая новость достигла в Кадисе ее ушей, она села в карету и помчалась в Ла Гранья; торопясь изо всех сил, она проехала по невозможным дорогам более 400 миль. Состояние здоровья короля почти не беспокоило ее, но она не выносила дона Карлоса и его жену и не хотела, чтобы те лишили ее племянницу короны, на которую та имела полное право. По прибытии она отправилась прямо к королеве, отругала ее за беспомощность и потребовала, чтобы ей показали декрет, аннулировавший действие Прагматической санкции. Когда его предъявили, она выхватила его из рук чиновника и разорвала на куски.

Фердинанд прожил еще год; за это время он успел возглавить тщательно продуманную церемонию в старинной церкви Лос Иеронимос в Мадриде, устроенную для того, чтобы еще более укрепить права его маленькой дочери на престол. Один за другим все испанские гранды — за одним весьма существенным исключением — проходили мимо короля, королевы и двухлетней инфанты, целуя им руки. Затем, 29 сентября 1833 г., Фердинанд перенес апоплексический удар. На сей раз воскресения не последовало. Инфанту провозгласили Изабеллой II, мать ее стала регентшей. Ее признали Британия, Франция и Португалия. С другой стороны, дон Карлос, объявивший себя королем Карлом V, пользовался поддержкой России, Австрии, папы и — что самое удивительное — брата Марии Кристины, Фердинанда II Неаполитанского. Что до самой Испании, то в ней произошел раскол. Мадрид и южная часть страны целиком и полностью приняли сторону Изабеллы, однако во многих больших и малых городах на севере немедленно вспыхнуло восстание в поддержку дона Карлоса. Войны карлистов — последние в истории Европы, в которых два соперника-претендента боролись за корону, — начались. Им суждено было продолжаться, то разгораясь, то угасая, более четверти столетия.