Парижская мирная конференция 1919 г. и выработанный ею Версальский договор обозначили конец старого мира и появление нового. В 1914 г. пять великих империй имели своими политическими центрами пять европейских столиц. Пять лет спустя три империи — Германская, Австро-Венгерская и Российская — исчезли, одна — Османская — лежала на смертном одре. И лишь последняя — Британская — уцелела. С этого времени мир должен был стать совсем другим.

На этом тема нашего повествования исчерпана — по крайней мере настолько, насколько позволяют рамки этой книги. По-видимому, история Средиземноморья никогда не будет исчерпана окончательно до тех пор, пока Средиземное море не пересохнет; однако, поскольку рассказ о конкретном периоде надлежит завершить соответствующим эпилогом, тот, кто выбрал в качестве предмета своего повествования данный регион мира, может по собственному усмотрению положить предел этому рассказу; что же касается этого опыта в означенном жанре, то его объем уже более чем достаточен. С каждым новым днем жизнь становится все более насыщенной событиями. История не только делается длиннее, но все более ускоряет свой темп. В предыдущих главах этой книги векам могли быть посвящены страница или две; ближе к концу целая глава была едва в состоянии вместить десятилетие. Продолжение нашего рассказа, включая события Второй мировой войны и послевоенного периода вплоть до конца второго тысячелетия, пожалуй, потребовало бы книги как минимум вдвое толще, чем эта, и явилось бы тяжким испытанием как для автора, так и для читателя.

Около шести-семи тысяч лет назад Средиземноморье вызвало к жизни западную цивилизацию — такой, какой мы ее знаем. Относительно скромные размеры региона, довольно ограниченное пространство, мягкий климат, завидное плодородие почв и причудливо изрезанная береговая линия Европы и Азии — все это в совокупности обеспечило исключительно благоприятные природно-климатические условия, в которых разные народы Средиземноморья могли развиваться и процветать. Даже обилие солнечного света сыграло свою роль, наградив эти народы той ясностью взгляда на вещи, которая оказалась недоступной жителям тех регионов, которым повезло меньше. Они верили в Бога, пребывая в лоне трех великих религий, однако в залитом солнцем Средиземноморском мире не оказалось места для духов и гигантов, гоблинов и троллей, которые играют столь заметную роль в фольклоре покрытого туманами мрачного Севера. Учитывая все это, а также многое другое, следует признать, что наш долг перед этой цивилизацией огромен и поистине безмерен. Впрочем, остается ответить на один важный вопрос: теперь, когда неоценимый вклад уже сделан, сохраняет ли свои позиции в мире тот, кто его осуществил? Иными словами, обладает ли Средиземноморье в настоящее время тем значением, которое оно имело на заре мировой истории?

Увы, ответа нет и быть не может. На заре своей истории мир не имел границ; в настоящее время этот мир, к сожалению, «сжался», и Средиземноморье «сжалось» вместе с ним. Сегодня вести войну в Ираке или даже в Корее легче, чем столетие назад переправить армию из Англии в Италию или Испанию. Перелет с Гибралтара в Стамбул занимает менее трех часов. Торговых путей более не существует. Транспортные суда и танкеры продолжают курсировать между нефтяными терминалами на Среднем Востоке, тогда как само море стремительно видоизменяется под воздействием нового ужасного явления: чудовищных размеров круизные лайнеры, непрестанно курсируя из порта в порт, от острова к острову, высаживают в каждом из них больше людей, чем эти порты и острова видели прежде за все время своего существования.

Итак, в начале третьего тысячелетия становится все более очевидно, что прежний смысл существования утерян навсегда и главным приоритетом современного Средиземноморья стало удовольствие. Безусловно, это во всех отношениях неплохая вещь; впрочем, весьма сомнительно, что те самые волны, которые в прошлом слишком часто окрашивались кровью, стали гораздо лучше смотреться с солнечными бликами на поверхности. Людям также свойственно забывать об ужасах минувших дней в водах этого моря — дней, когда спины рабов на галерах кровоточили под ударами бичей; когда на суда обрушивалась чума и они должны были находиться на известном расстоянии от берега до тех пор, пока на борту не останется ни одного живого человека; когда внезапно налетевший летний шторм был равносилен смертному приговору для всей команды. Самое страшное — утрата благоговейного чувства: наиболее прославленное в истории водное пространство воспринимается как нечто само собой разумеющееся и подвергается загрязнению; берега Средиземного моря по большей части настолько замусорены старой пластмассой, что практически недоступны для людей; другие участки береговой линии в большинстве своем поддерживаются в пристойном виде исключительно благодаря усилиям тысяч уборщиков мусора, которые работают круглые сутки, чтобы вычистить эти участки.

Существует, пожалуй, и еще одна причина завершить эту книгу именно здесь. В ней были зафиксированы многочисленные бедствия и немало трагедий. Средиземное море принято считать одновременно колыбелью и могилой, связующим звеном и преградой, земным раем и полем битвы. Тяжело смотреть на то, как оно низводится до уровня игровой площадки, когда старинные гавани превратились в стоянки для яхт, а на смену триремам пришли водные лыжи. Предпочтительнее опустить занавес в тот исторический момент, когда Средиземноморье еще оставалось таким, каким оно было всегда, когда каждая волна могла поведать историю и каждая капля была исполнена значимости.