1937 Сивилла Весь день молола нянька вздор, — Ребенку будет очень худо, Недаром с некоторых пор Ей снятся голоса «оттуда». И правда, в дом вошла беда — Ребенок умер от желтухи, Не глядя на ночь, господа Прогнали вещую старуху. Она простилась кое-как, Не причитала и не выла, В ночную стужу, в дождь и мрак Ушла косматая Сивилла. А ветер ей слепил глаза, Срывал со свистом покрывало — Как будто в мире бушевала Пророчеств тайная гроза. 1938 * * * В зеленом зареве листа, В губах, и в воздухе, и всюду Такая легкость разлита, Такое трепетное чудо! Струится золото и медь, Сияют розовые клены, — Так просто жить и умереть, Благословляя все законы. Осенний жар, осенний хлад Загаром обдувает щеки, — Каких потерь, каких наград Незабываемы уроки? И этот день, – не все ль равно, Что будет к вечеру иль к ночи? Что не иссякло – то полно, А радость горя не короче. 1938 * * * Бегу пустыней переулка И рассуждаю сам с собой, И, камнем отраженный гулко, Мой голос кажется трубой. – Ну, что же, наступили сроки? – Где эти ангелы твои? А ветер бороздит мне щеки Ожогом ледяной струи. И ангел бронзовый на башне, Обросший инеем и льдом, День этот, как и день вчерашний, Возносит в сумерки с трудом. * * * Недаром целый день вчера Снаряды падали так близко, И из-за черного бугра В тумане возникала вспышка. Враги сегодня тут как тут, Все поле трупами пестреет, И через несколько минут Нас пулемет соседний сбреет. – Картечь, картечь! – Уже замки Дают отказ и заедают, Уже голодные штыки О чьем-то жребии гадают, — Но вдруг из ближнего леска Как будто холодком пахнуло, И чья-то чуждая рука Прикладом сломанным взмахнула, Кольцом торжественно блеснула, И грудь моя исподтишка Глотнула ветер – и вздохнула… Летит уланский эскадрон, Атака дочиста отбита, И, заглушая боль и стон, Смех обступил со всех сторон — И смерть до вечера забыта. Иду и воздух пью сосновый, Считаю листья на сучках, Лазурь томится в облаках Весной неповторимо-новой… Нет, сердце никогда не билось С такой блаженной полнотой, Мой прошлый день – лишь сон пустой, В нем смерть моя – еще не снилась. 1937
Стихи к Пушкину 1 Не спится мне. Не знаю почему — Лежу всю ночь и комкаю подушки, Всю ночь гляжу в изменчивую тьму И вот – из тьмы ко мне приходит Пушкин. – Скакал всю ночь, цыганская судьба. Он бросил плащ и улыбнулся хмуро. – На сорок верст случайная изба, – Но даже в ней жандармы и цензура. О, легкий взлет горячечной мечты, — Мне сладостно в жестокой лихорадке Запоминать и смуглые черты, И разговор, текущий в беспорядке. – Берлин? Еще бы; так и в старину, – Российской музе странствовать не внове, – И я свершил прогулку не одну, – Был и Кавказ, и служба в Кишиневе. — Стучат часы. Бессонница и бред, Ползет рассвет, медлительный и скучный — Уж колокольчик замер однозвучный, И в коридоре топает сосед. 2 Шарлоттенбург, Курфюрстендам, – не верю, — Я выдумал, проснусь и не пойму. — Спой песенку, задумчивая Мэри, Как пела Дженни другу своему. — Блестит асфальт. Бессонница как птица, Во мглу витрин закинула крыло, — Вон, в зеркале, бледнеет и томится Еще одно поникшее чело. За ним – другой. Насмешливый повеса, Иль призрак ночи, иль убийца? Что ж, Когда поэт на Пушкина похож, То тень его похожа на Дантеса. 3 Немудрено. Ведь рифма не в фаворе, На почтовых и думай, и строчи – — В фельдъегеря поэта! Поскачи, — В Сибирь, к цыганам, к немцам, – что за горе? Так исстари. Такая участь наша, И умереть спокойно не дадут; Лет через сто – потомков правый суд, А в настоящем – ссылки да Наташа. Гони, ямщик. Добраться б до корчмы, Лучину вздуть и переправить строки. Уже метель запела о Пророке, И ветер жжет лобзанием Чумы. 4 Час замыслов. Работа бьет ключом. Час поздний муз. Скрипят тихонько двери. Косая тень склонилась над плечом, — Он снова здесь, задумчивый Сальери. Вошел – и замер. Чопорный сюртук Без пятнышка, перчатки без изъяна; В глазах – зима. Но в нервном взлете рук Вся музыка, все ритмы Дон Жуана. — – Поймете ль Вы? – О, знаю, он поймет, Но не простит. Плотней задернет шторы И с нежностью, с отчаяньем вольет В напиток мой последний дар Изоры. |
