1934 * * * Где с вечера прожектор скудный Задернут сеткой дождевой, Корабль безмолвный и безлюдный Проходит тенью огневой. И стала ты неразличима, Тебя как сном заволокло, И только влажный запах дыма Порывом ветра донесло. Счастливый путь, – еще не поздно – — Но дальний трепет фонаря, Но в море первая заря, — Отныне все нам будет розно. Душа души едва коснулась — И дрогнула, уязвлена, И как балтийская волна В тумане дождевом проснулась. Бурлит, клокочет, берег гложет, Без отражений, без лучей, Седые кольца пены множит, И мутный блеск ее – ничей. 1936
Венеция Здесь тайны строгие забыты Для смеха праздничных гостей, Здесь все сокровища открыты Для туристических затей. Вотще крылатый лев маячит В высокой лучезарной мгле, — Никто его на всей земле Не воспоет и не оплачет. Он молча смотрит с высоты На нищую свою столицу, Он хмурит мертвые черты, — Но мертвым ничего не снится. Увы. Под небом голубым Жизнь кажется давно ненужной, Как этот пароходный дым Над Адриатикой жемчужной… Прими и не ищи иного, Но ради прошлого убей Хотя бы пару голубей Обломком мрамора цветного. 1937 Луна-парк Взлетела яркая ракета И с треском лопнула. И вдруг Весь зримый мир, весь древний круг Распался на осколки света. Все с громом рухнуло за нею, В глухую закатилось ночь, — Качели откачнулись прочь, И черный тополь стал чернее. Внезапной вспышкой огневою Ослеплена, оглушена, Душа в паденье дуговое Как в черный вихрь увлечена. И, пробудясь, уже не сразу Земную скудость узнает, — Крутую арку в пятнах газа, Высокий тополь у ворот… 1937 * * * На шумных братьев не похожий, Весь день прихода ночи жду, А ночью слушаю в саду, Как вызревает слово Божье. В мерцанье лунного столба В густой листве таится лира, И ствол недвижный – как труба, В которой замкнут голос мира. Вот резвый ветер налетит — И заиграет мрак привольный, Всколышется, зашелестит И бурным пеньем возвестит, Что ныне молвит Безглагольный. 1937 * * * Как часто на любовном ложе, Целуя милые уста, Мы думаем все то же, то же, — Душа ленива и пуста. Обласканные нами плечи Как бы царапаем зрачком И страстные лепечем речи Чужим враждебным языком. И беспокойно шарит – бродит В сосущей темноте рука, И нужных спичек не находит, Не зажигает огонька, — Но в дебрях столика ночного, Где наспех брошено белье, Дрожа, ощупывает снова Старинной бритвы лезвие – — А утром, ночь припоминая, Мы медленно глотаем стыд Иль плачем холодно навзрыд – — О, бедная душа земная! 1937 * * * На берегу большой реки С одеждой оставляю тело. Дрожат и шепчутся несмело Над гладью водной тростники. И вот – переступил черту, В речном тумане молча таю И уплываю, уплываю В ликующую пустоту. Так это смерть? Но ясный день В меня проник теплом и светом, И ночь моя – простая тень В простом и светлом мире этом. Все – глубина и синева, Слегка одетая волною, И только узкая трава Плывет, качается со мною. Здесь каждый стебель полон мной, И все полно моим дыханьем, Я проливаюсь в мир иной Одним безбрежным колыханьем. Колеблюсь в зыбкой глубине, Влекусь за облаком бегущим, И жалость смутная во мне Ко всем усопшим и живущим. 1937 * * * Когда с работы он идет, Устало разминая ноги, Когда у стойки пиво пьет, Бранит погоду и налоги, — Кто в резких бороздах чела Отыщет след страстей мятежных? Кто в черноте одежд небрежных Узнает тусклый след крыла? Увы, над гулкой бездной мира Тысячелетия прошли, Изгнанник вольного эфира Стал пленным пасынком земли. Блеск рая, грозный мрак паденья — Зарыты в мутных тайнах сна, — Земная жажда разрушенья Земной душе его дана. И часто, заглушая речи Праздновраждующих сторон, В трескучий говор человечий Как нож вонзает слово он. И снова в кабачке убогом, Старинный спор не разреша, В единоборство с мертвым Богом Вступает мертвая душа. Его никто не прерывает Ответный голос не звучит Внимательная ночь молчит, — Но солнце в мире убывает. |
