– Папа! – возмутилась Сара. – Ну что ты говоришь?

– Я беспокоюсь о своей дочери и о внуках, а ты собираешься переселиться в эту страну, так что слушай. В Италии правит мафия. Воровство там совершенно обыденное дело, а дети спят на улицах, как бродячие собаки. Что я должен думать обо всем этом?

У Регины перехватило дыхание, а Сара от злости прикусила нижнюю губу.

– Дети будут еле-еле говорить по-итальянски и не выучат хорошо немецкий язык, пусть даже их отец говорит на ломаном немецком. Это асоциально. Это начало конца. Из них ничего не получится. Это преступление по отношению к маленьким, ни в чем не повинным людям.

Сара вскочила и выбежала из комнаты. Она закрылась в ванной и умылась ледяной водой. Она видела в зеркале свое бледное лицо со впавшими щеками и думала о том, что самое лучшее – это уехать отсюда, подальше от деда-расиста и от бабушки, которая путает любовь с кормлением.

Когда она вернулась в комнату, Регина спросила:

– Тебе что, плохо?

– Немного, – сказала Сара и улыбнулась. – Но на первых месяцах беременности в этом нет ничего необычного.

Первым прошла злость у Герберта. Он носил Эльзу на руках и шептал ей в ухо задачки. Эльза в ответ шептала ему решения и хихикала каждый раз, когда ответ был верным. А считала она всегда правильно.

– Я бы посоветовал вам просто провести в Италии отпуск. Сара должна сначала познакомиться со страной, с людьми, с семьей, с домом, не знаю… Ей нужно познакомиться со всем, и тогда она сможет решить, действительно ли хочет там жить. Меня выводит из себя то, что вы принимаете такое важное решение сломя голову.

– Мы так решили, папа, и я хочу, чтобы все это произошло быстро.

– Тогда вам действительно ничем не поможешь.

Он с раздраженным видом посадил Эльзу на диван, и она тут же принялась рыдать. Романо встал и взял ее на руки. Она отбивалась, но успокоилась, как только он заговорил с ней по-итальянски.

– Ты моя милая, – шептал он, – mia cara [29].

– Mia сага, – повторила Эльза.

– У вас хоть денег достаточно? – спросила Регина.

– Вот в этом-то и проблема, – ответила Сара. – Мы хотели попросить у вас немного взаймы. Для начала. Когда траттория начнет работать, мы все вернем.

– Нет, – отрезал Герберт, – об этом не может быть и речи! Я не швыряю деньги на ветер. Достаточно уже того, что я без толку финансировал твою учебу.

– Пожалуйста, папа… – упрашивала Сара.

– Нет!

Сара встала.

– Пойдем, Романо. Пока, папа, до свидания, мама. Может, еще созвонимся, до того как мы уедем.

Они сели в машину. Регина стояла одна возле калитки сада и махала им рукой. Герберт не пожелал им счастья, не сказал даже «пока». Он остался в доме.

Когда машина повернула за ближайший угол и исчезла, Регина заплакала.

Со дня смерти синьоры Симонетти прошла уже неделя, и комиссар Донато Нери все это время практически не спал. А потому был нервным и раздражительным.

Он сидел в кухне и читал утреннюю газету. Его жена Габриэлла взбивала молоко для капуччино. Джанни зашел в кухню и направился к холодильнику.

– Buon giomo, tesoro [30], – сказала Габриэлла своему шестнадцатилетнему сыну, но ответа не получила.

Джанни взял апельсиновый сок, жадно выпил несколько глотков прямо из пакета и только собрался уйти, как Нери опустил газету.

– Ты к обеду вернешься?

Джанни только хрюкнул, а это могло означать все, что угодно.

– Ты что, с нами больше не разговариваешь?

– Чао, – только и сказал Джанни, почесал под мышками и исчез.

– Я уже не помню, когда он в последний раз произнес целую фразу, – пробурчал Нери. – И приветственные слова, и слова на прощание, похоже, выходят из моды.

– Это возрастное. Оставь его в покое. – Габриэлла взяла капуччино и села за стол. – Как дела с расследованием смерти Сары Симонетти?

– Так себе.

– Звучит малообещающе.

Нери снова развернул газету.

– Пожалуйста, Габриэлла, не начинай все снова.

– Я же имею право спросить. Ты мне ничего не рассказываешь.

– Я делаю свою работу, а такое дело требует времени. Я должен изучить окружение синьоры, а люди не очень-то разговорчивы.

– Может, тебе просто нужно быть чуть полюбезнее. Ты так смотришь, что я бы тебе тоже ничего не рассказала.

Нери нервно скомкал газету и ударил ею по столу.

– Почему бы тебене делать мою работу? Возможно, тыуже давно арестовала бы убийцу. Ты же все знаешь лучше всех!

– Вполне может быть, – въедливо ответила Габриэлла, прекрасно понимая, что снова на пустом месте, как почти ежедневно, разожгла ссору, которая, похоже, будет отравлять атмосферу в доме до завтрашнего утра. Но она ничего не могла изменить. Нери просто провоцировал ее своей пассивностью.

– Арест в любом случае произвел бы на твое начальство не самое плохое впечатление.

Пять лет назад Нери потерял должность ведущего комиссара в Риме. Расследуя исчезновение маленькой девочки, он делал запросы в центральный компьютер полиции только под ключевыми словами «детоубийцы», «маньяки», «педофилы», «насильники детей», но не использовал слова «похитители» и «эксгибиционисты». Иначе он обнаружил бы, что на улице, где жила исчезнувшая девочки, всего тремя домами дальше жил ранее судимый подсобный рабочий, который был известен как эксгибиционист. Несколько лет назад он похитил двенадцатилетнюю девочку и потребовал от ее родителей выкуп. При передаче денег он был арестован, отсидел четыре года в тюрьме и освободился условно.

По делу об исчезнувшей девочке по заявлению соседки произвели обыск в его квартире и в ящике под диваном обнаружили ее труп. Нери был поставлен перед выбором: увольнение или перевод в Монтеварки.

В маленьком городке между Сиеной и Монтеварки происходили главным образом взломы, угоны автомобилей, воровство в магазинах или драки. Изредка случались самоубийства, семейные скандалы с применением насилия или несчастные случаи на охоте со смертельным исходом.

Хотя загонщики при облаве были одеты в ярко-оранжевые светоотражающие жилеты, периодически случалось так, что один принимал другого за дикого кабана и стрелял наугад. После Нери производил расследование – чаще всего безуспешно, – было это умышленное убийство или нет.

Правда, около года назад огромное волнение вызвало дело детоубийцы из Германии, который не только у себя на родине, но и в этой местности убивал мальчиков, пока в конце концов не был арестован вблизи Амбры. Нери только слышал об этом случае, поскольку ввиду срочности и неординарности на высшем уровне было принято решение передать его непосредственно маресчиалло Альбано Лоренцо из Ареццо.

Габриэлла не могла простить ему перевод в Монтеварки. Она любила жизнь в Риме. Это был ее родной город, и она ощущала себя гордой римлянкой, а не сельской простушкой. Жизнь в провинциальном тосканском городке наскучила ей до смерти, и она лелеяла надежду, что Нери благодаря какой-то чрезвычайной заслуге получит возможность вернуться в Рим.

Убийство Сары Симонетти было шансом для Нери. Единственным и, возможно, последним шансом.

– Что ты собираешься делать сегодня? – примирительным тоном спросил Нери. Он не хотел целый день думать об утренней ссоре.

– Я с наслаждением проведу время в культурном центре этого города – на рынке. Это будет до умопомрачения волнительно, и я просто жду не дождусь, когда наконец смогу пойти купить к ужину кусок porchetta [31], a потом пофланировать вдоль прилавков рынка, дабы насладиться зрелищем дешевых пуловеров, пестрых одеял и розовых лифчиков, которые уже полгода ждут своего покупателя. А потом приготовлю что-нибудь расчудесное и стану ждать тебя и Джанни. И буду снова и снова разогревать еду в микроволновке, если вы опоздаете. Но я не хотела бы поменяться местом ни с одной женщиной в мире, потому что ни у кого из них нет такой волнующей жизни, как у меня.