Сказав Ильхаму еще несколько слов, Гаджиев отошел в сторону. Вслед за ним расступились остальные азербайджанцы. Не теряя времени, оперативники вместе со скованными Ильхамом и Корякиным ринулись в образовавшийся проход.

Арестованных рассадили по разным машинам. Журналист Корякин оказался во второй машине, зажатый с обеих сторон оперативниками. У него от браслетов начали ныть руки.

Когда вдали показалось здание МИДа, стало очевидным, что машина направляется отнюдь не в местное отделение милиции. В кармане Корякина зазвонил мобильный телефон. Он хотел было его достать, но был грубо остановлен сидящим справа от него оперативником. Телефон продолжал пищать.

— Да выруби ты его, на хрен, — разместившийся на переднем сиденье оперативник обратился явно не к журналисту.

Сидящий справа залез в карман к Корякину и достал телефон. На дисплее светился номер вызывающего абонента. Оперативник выключил телефон и, посмотрев на Корякина, ухмыльнулся.

— Абонент не отвечает или временно недоступен, — сказал он.

В молчании проехали Крымский мост, свернули на Ленинский проспект. Опять зазвонил мобильный — на этот раз у сидящего на переднем сиденье оперативника.

— Да, — ответил он. — Хорошо. Выясню. У тебя документы есть? — обратился он к Корякину.

— В сумке. Во внутреннем кармане, — ответил журналист.

— Достань его документы.

Сидящий справа оперативник все с той же мерзкой ухмылкой залез в сумку журналиста и начал в ней рыться.

— Я же сказал, что во внутреннем кармане, — произнес Корякин.

— Заткнись, — одернули его с переднего сиденья. — А ты давай быстрее. Не копайся!

Паспорт Дмитрия и журналистское удостоверение перешли в руки человека, сидящего рядом с водителем. Пока тот просматривал корочки, какое-то время в машине стояла тишина.

— Тормози. Снимите с него наручники, — велел тот, изучив удостоверение и паспорт Корякина, и обернулся к журналисту. Корякин потер онемевшие руки. — Вынужден перед вами извиниться, Дмитрий. — Оперативник протянул Корякину его документы и представился: — Старший лейтенант Киреев. Мы задержали вас по ошибке.

— Я же вам сразу сказал, что я журналист.

— Дмитрий, ну вы же сами понимаете, что перед этой толпой хачей, некогда выяснять «ху из ху?». Нас шесть человек, а их сколько? Пятьдесят? Сто? Если мы клювом щелкать будем, нас там перережут в два счета — и ни одна гадина потом не признается, что она что-то видела.

— Я понимаю, — доверительный тон старшего лейтенанта Киреева оказал на журналиста свое успокаивающее действие. — А все-таки что касается того азербайджанца, за что его задержали?

Киреев переглянулся с оперативником, сидящим от Корякина по левую руку, и пристально посмотрел на журналиста.

— Дмитрий, то, что я вам скажу, строго конфиденциально. Поэтому никакой речи о том, что эта информация, как вы сами выразились, «завтра будет в газетах», быть не может. Надеюсь, вы меня понимаете?

Корякин молча кивнул головой, и старлей продолжил:

— Этот человек подозревается в торговле героином. В особо крупных размерах. Знаете, что это такое? Вот то-то и оно. Выпусти его, — обратился Киреев к одному из оперов.

Машина остановилась, тот нехотя открыл дверь и вылез, освобождая дорогу Дмитрию.

Как только Корякин вышел из машины, опер тут же сел обратно. Вместо него из машины вышел Киреев.

— Мне кажется, мы поняли друг друга, — улыбаясь, сказал он журналисту и приложил палец ко рту, изображая молчание.

Корякин кивнул головой и достал из сумки визитку.

— Можно вас попросить, — сказал он, протягивая ее Кирееву. — Вот здесь номер моего мобильного. Не могли бы вы мне позвонить, когда какая-нибудь информация по этому делу станет открытой?

— Не знаю, — ответил Киреев, принимая визитку, — обычно до суда вся информация по делам о наркоторговле является закрытой. К тому же я не уверен, что именно мы будем вести это дело. Но если что, то я буду иметь вас в виду. К тому же мы почти соседи. Вы, если мне память не изменяет живете: Ленинский, дом семьдесят. По крайней мере, в паспорте у вас стоит именно этот адрес. Так что учту.

Киреев сунул визитку в карман и сел в машину.

— Поехали, — негромко сказал он.

Спустя пару минут Киреев достал мобильный и набрал номер.

— Я его отпустил, — сказал он в трубку, — Этот козел действительно оказался журналистом. Да, навешал ему всякого на уши. Я думаю, будет молчать. Ну давай отбой.

Старший научный сотрудник НИИ прокуратуры Георгий Виноградов сидел в приемной директора института. Рядом с ним на стуле стоял небольшой портфель коричневой кожи, из которого Георгий постоянно доставал какие-то бумаги. Он погружался в чтение мгновенно — такова была особенность его натуры. Рабочим столом Виноградову могло служить абсолютно любое место. Он сидел в приемной всего пятнадцать минут, а посторонний человек мог бы решить, что он работает здесь с самого утра. Просто по каким-то причинам предпочитает держать бумаги не на столе, а у себя на коленях.

Валентина Петровна, бессменная секретарша с почти двадцатилетним стажем директора НИИ Александра Анисимовича Родичева-Никифорова, не была посторонним человеком. Она была прекрасно осведомлена обо всем, что происходит в институте, а также об индивидуальных особенностях характера каждого из его сотрудников. Кроме умения выуживать информацию она обладала и другими немаловажными в ее работе талантами. Она не тревожила директора по пустякам и великолепно готовила кофе. Поэтому несколько лет назад, когда Александр Анисимович решил сменить кабинет в Генпрокуратуре на кресло директора Научно-исследовательского института по изучению причин преступности, вопроса выбора секретарши для него не стояло. Валентина Петровна охотно переехала вслед за начальником в здание на Звенигородском шоссе. Она бы переехала и в любое другое здание, но НИИ был особенно близок ее сердцу, потому что находился недалеко от ее дома. Валентина Петровна жила на Пресненском валу и вот уже десять лет как была избавлена от ежедневных утренних и вечерних давок в метро. На работу она ходила пешком.

Георгий Анатольевич Виноградов импонировал Валентине Петровне. Как и все сотрудники института, она прекрасно знала, что молодой человек, который сидел сейчас в приемной, с головой погрузившись в свои записи, не только большой талант и без пяти минут доктор наук, но и без трех месяцев будущий зять Александра Анисимовича. Впрочем, Виноградов был симпатичен Валентине Петровне не только этим. Во-первых, он покорял вежливостью, а во-вторых, полным нежеланием (если это, конечно, не касалось его работы) использовать свои практически уже родственные связи.

Хотя директор, заставая Виноградова в приемной, каждый раз сетовал на то, что в его отсутствие будущий зять вполне мог бы разместиться у него в кабинете, Георгий Анатольевич все равно делал по-своему. И никакого ложного пафоса в его действиях не было. Просто Виноградов не считал возможным находиться в кабинете в отсутствие хозяина. Даже если это будущий тесть.

Директор НИИ прокуратуры Александр Анисимович Родичев-Никифоров вошел в приемную, как обычно, внезапно. Увидев сидящего Виноградова, развел руками:

— Ну Георгий Анатольевич… Ну сколько раз тебя просил… Садись в кабинет.

Виноградов начал запихивать свои бумаги обратно в портфель:

— Здравствуйте, Александр Анисимович. Да ничего. Мне здесь привычнее.

Родичев укоризненно посмотрел на Валентину Петровну, но та всем своим видом продемонстрировала, что она здесь ни при чем, что человек выбирает сам и что, в конце концов, она не видит в этом ничего плохого. Родичев направился к своему кабинету, открыл дверь. Пропуская вперед Виноградова, обернулся к Валентине Петровне.

— Валюш, сделай нам с коллегой, пожалуйста, кофейку, — попросил он. — Ладненько.

В интерьере кабинета директора не было ничего лишнего. В определенном смысле обстановку можно было бы назвать спартанской, деловой. Столы, поставленные буквой «т», графины с водой. На подоконниках горшки с цветами, в углу сейф, над столом портрет президента. При детальном изучении кабинета в нем можно было бы отыскать одно интересное «но», однако детально изучать свой кабинет Родичев никому не дозволял.