Андрейченко включил громкую связь:

— Позови Гвоздикова.

Продавец Гвоздиков оказался высоким парнем, в очках и с прыщавой физиономией. Адвокат бегло осмотрел его.

— Я так и думал. Совсем ничего. — Он посмотрел на Андрейченко. — Значит, будет.

Гвоздиков продолжал топтаться в дверях.

— Можешь идти, — махнул рукой Андрейченко. — Подожди в приемной.

— Что, сильно досадил тебе этот капитан? — спросил Иванов, когда дверь закрылась.

Андрейченко в ответ неопределенно махнул рукой.

— А впрочем, это не мое дело. Ничего, Марк Петрович, не волнуйся. Не таких сажали.

Капитан отдела «К» Сергей Мирошников смотрел на разложенные перед ним фотографии пропавших девочек.

Сразу после того, как в руки оперативников попал жуткий каталог любительских порнофильмов, Мирошников первым делом распорядился поднять фотографии всех пропавших за последнее время детей до пятнадцати лет. Каждый из них мог оказаться невольным актером на этой зловещей киностудии. Просматривая фотографии пропавших детей и сравнивая их с размещенными в Интернете аннотациями, Мирошни-ков, несмотря на весь свой следовательский опыт и специфику своей работы, больше всего боялся обнаружить сходство. Истерзанные дети, умирающие перед объективом камеры, ОУО по цене 1000 рублей за штуку. Мирошников физически чувствовал, как внутри него поселилась ненависть. И эта ненависть разрасталась с каждой увиденной фотографией. Это неправильно для следователя принимать дело так близко к сердцу, но ведь следователь тоже человек.

И сходство нашлось. Самые свежие фильмы. Две девочки. Ларина Наташа, тринадцати лет. Перова Соня, тринадцати лет. Одноклассницы. Пропали около месяца назад. Их фотографии, предоставленные родителями, уже показывали по телевизору. Теперь капитан Сергей Мирошников знал, почему они пропали. А их родители еще были не в курсе. И именно ему предстояло сообщить им об этом.

Надо было вызвать родителей и для опознания собственных дочерей показать им отрывки из этих фильмов. Конечно, он мог бы поручить эту процедуру кому-нибудь из своих подчиненных, но он понимал, что не имеет на это право. Как руководитель следственной группы и как человек он лично должен был провести опознание. Как бы тяжело не было.

В 13.30 стажер Зурабов заглянул в кабинет и сообщил, что родители девочек пришли. Капитан Мирошников не нашелся, что ответить, машинально открыл ящик с фотографиями. К горлу подкатила тошнота.

Почему перед глазами встала картина: ему восемь лет, стройка, они стоят на шестом этаже и какой-то старшеклассник толкает его в бок: «Слабо прыгнуть?»

— Ну что, вызывать? — спросил Зурабов.

Мирошников понял, что не справится сейчас с волнением, поэтому, глупо сняв трубку с телефона и начав крутить какие-то цифры, ответил:

— Через десять минут.

Первой в комнату не вошла, а ворвалась дама лет тридцати. Небрежно схваченные в хвост белые волосы, высокая, глаза блестят.

«Фотомодель, но в прошлом. Алкоголичка», — решил Мирошников.

Таких он не любил. Они могли сорваться на пустом месте, кинуть в следователя графин или выброситься в окно. На всякий случай он показал стул подальше от окна. Даму придерживал за локоть солидный бизнесмен в хорошо скроенном костюме.

«Пока муж. Узнав о смерти дочери, бросит мгновенно», — аналитический ум Мирошникова продолжал работать.

Потом медленно вошла пожилая женщина в блондинистом парике. На ней был дорогой брючный костюм и обилие изумрудов на пальцах, в ушах и на шее. Ее обнимал муж, низенький усатый, тоже немолодой. Они поддерживали друг друга так, словно уже знали о большом горе.

— А ведь горе уже свершилось! — подумал Мирошников.

Пары представились.

«Господи, что же я им скажу? Ведь живые люди!» — подумал Мирошников и неестественным, казенным голосом произнес:

— Капитан Мирошников! Вы приглашены для предварительного опознания по фотографиям. Прошу быть внимательными и оставить эмоции при себе. В ваших интересах помочь следствию.

Родители сразу разволновались, пожилая женщина начала всхлипывать.

Мирошников, следуя оперативному опыту, решил определить, как будут реагировать родители.

— Ваши девочки давно знакомы? — спросил он у Светланы.

Три года и одиннадцать месяцев, тов… — она осеклась, муж сурово посмотрел на нее, — господин следователь.

«Понятно, — подумал Мирошников. — Кроме дочки, жизни у нее не было. Муж давно не любит и унижает. Начала пить. Действительно, может выброситься в окно», — несмотря на это, Мирошников почувствовал к ней симпатию. Монстров из детей делают не такие безвольные женщины, а отцы-нувориши, которые на глазах у ребенка унижают мать.

— Часто ли они встречались? — этот вопрос он задал ее супругу.

Тот помотал головой, презрительно посмотрев на супругу. Такой не выбросится из окна даже при банковском кризисе.

— Почти каждый день, — вставила свое слово Софья Игнатьевна, — хотя не знаю, какие могли быть у них общие интересы. Софочка увлекалась фортепиано, поэзией…

— Наша дочь тоже окончила музыкальную школу, по классу флейты! — грубо оборвал ее Борис.

— Но они такие разные! — не спасовала Софья Игнатьевна. — Ваша дочь интересуется только мужчинами, вот и втянула нашу… — она расплакалась.

— Софа! — ласково упрекнул ее муж.

— Почему же такие разные девочки нашли общий язык? — спросил следователь.

— Как почему? Разве непонятно? — агрессивно начал Борис. — К красавицам всегда лепятся дурнушки. Вдруг что обломится?

— Как вы смеете! — закричал не своим голосом Леонид Павлович. — Да если б не ваша распущенная дочь…

— Тихо! — прошептал Мирошников и положил на стол фотографии.

Фотографии первой взяла Светлана, взяла несмело, страшась узнать на них свою дочь. Увидела первый кадр. Она тут же набрала воздуха в легкие, словно ей нечем дышать. Но нашла в себе силы просмотреть все фотографии, передала их мужу и осталась сидеть с закрытыми глазами. Потом фотографии попали к мужу Светланы. Он быстро пролистал их, словно банковский отчет, передал Софье Игнатьевне, потом внезапно вскочил и вцепился Светлане в горло.

— Я убью тебя! Слышишь, я тебя убью!

Его глаза, налившиеся кровью, казалось, не видели ничего. Светлана начала задыхаться, и Бориса выволокли из комнаты.

— Я не хочу смотреть эти фотографии, — заявила Софья Игнатьевна, которая словно не видела потасовки, и протянула пачку следователю. — Сонечка на дискотеке, она скоро вернется. Зачем мы сюда пришли? — невинно обернулась она к мужу.

Леонид Павлович взял пачку из ее рук. Обстоятельно, как и следует счетоводу, он обследовал каждый снимок. Его лицо можно было бы назвать беспристрастным, если бы из глаз не катились слезы. Он отдал пачку следователю.

— Это они!

— Да, — скорее выдохнула, чем сказала Светлана.

— Пожалуйста, уберите Софью Игнатьевну, — попросил Леонид.

Ее вывели.

— Кто это сделал? — прохрипел он.

Светлана сидела, словно немая. Только глаза начали блестеть еще больше.

— Над этим мы работаем, Леонид Павлович! Мы обязательно найдем преступников!

По лицу Леонида Павловича продолжали катиться слезы.

— Мальчишкой войну прошел, имел ранение, потом работал, как проклятый… Встретил Софочку… Семнадцать лет мы молились, чтобы у нас был ребенок… Потом родилась наша Софочка… И вот… за что же ее так?

— Мы обязательно найдем преступника, Леонид Павлович!

— Найдете, не найдете… знаю я наш суд… Получит наказание в семь лет… Выйдет, здоровый еще, молодой… — Он встал и обернулся к следователю. — Разве за это можно наказать? Какой мерой это судить? Покажите в кодексе!

— Я сделаю все, чтобы преступник получил по заслугам! — пообещал Мирошников.

Светлану пришлось отправлять на «скорой». В себя она так и не пришла.