Он осторожно привлек ее к себе, и, когда рот женщины приоткрылся и Карло ощутил прикосновение ее языка, его словно пронзило током.

Через мгновение он почти протрезвел и был возбужден, как шестнадцатилетний подросток. Карло рассмеялся, встал с шезлонга и обнял Марианну.

Держась за руки, они быстро пошли к пляжной кабинке, и как только оказались внутри, Марианна сняла передник и распустила волосы. Карло разделся, лег на топчан и протянул к ней руки.

— Ma jolie, ma belle… — шептал он, улыбаясь и заново открывая для себя, как необыкновенно красива эта женщина. Расстегнув платье, Карло уткнулся лицом в ложбинку между ее грудями, и блестящие мягкие волосы рассыпались, накрыв их темным покрывалом. Марианна опустилась на него, живо откликаясь на каждое прикосновение. Карло впервые подумал: возможно, вовсе не его вина, что Сюзанна — единственная женщина, с которой он потерпел неудачу.

Карло и Марианна всегда подходили друг другу, но сейчас страсть захватила его полностью, как никогда прежде. Он быстро достиг экстаза, застонал от наслаждения и, задыхаясь, прошептал:

— Прости меня, я был…

Марианна любовно коснулась пальцами его губ и мягко сказала:

— Не надо. У нас с тобой вся ночь впереди.

Они уснули обнявшись. Голова Марианны покоилась на его плече.

Марианна проснулась внезапно. Что-то случилось. Что же ее разбудило? Она прислушалась. Да, в большом доме звонил телефон. Обычно его здесь не слышно, вот только ветер… Она быстро встала и включила в розетку параллельный аппарат. Судя по атмосферным помехам, звонили издалека. Обернувшись полотенцем, она принесла аппарат Карло. Ему передалось ее волнение.

— Да, да, это я, — пробормотал он и перешел на итальянский. Марианна наблюдала за ним, и на душе у нее становилось все тревожнее.

Карло положил трубку дрожащей рукой и потянулся за сигаретой.

— Произошел несчастный случай.

— Сюзанна?

— Сибилла, — ответил он. — Сибилла умерла.

Под балконом тихо скользила по каналу лодка. Карло допил остатки бренди и заставил себя вернуться к настоящему. Зачем думать о том, что могло быть, если бы?.. Он поступил именно так, а не иначе и потерял Сюзанну. А теперь еще и дочь.

Карло вспомнил одну строчку из письма Франчески, огорчившую его больше, чем все прочее. Дочь собралась замуж за Майкла Хиллфорда, племянника леди Джейн.

«По-моему, тетушка Майкла, — писала Франческа, — в восторге от нашего решения».

Жози и Августина поднимались в гору. Их путь лежал мимо убогих лачуг. Во дворах не было ни травинки. Там хрюкали тощие черные, почти одичавшие свиньи. Казалось, мухи здесь особенно назойливы, а жара — совершенно нестерпима. Августина, старая, но еще не дряхлая, остановилась передохнуть. Ее седые волосы, заплетенные в косы, были уложены вокруг головы. В сумке она несла травы, собранные в лесу, и надеялась излечить ими свою дочь Марианну. Августина слыла колдуньей, и о ней ходили легенды. Бывало, своими настойками и заклинаниями она поднимала людей, уже стоящих одной ногой в могиле. Но на этот раз травы и коренья, свечи и курильницы, молитвы и заклинания не помогали, и Марианне с каждым днем становилось все хуже.

Августина родилась в одной из самых почитаемых семей на Гаити. Муж ее был замешан в неудавшейся попытке свержения местного диктатора, и ему пришлось уехать отсюда. Жози как-то спросила, почему Августина не отправилась к мужу в Чили или к своим братьям в Америку.

Старушка указала на жалкие лачуги.

— Муж не мог оплатить мне поездку по морю. К тому же мое колдовство и магия нужны здесь. Вот Марианна — другое дело, она всегда хотела уехать.

— Почему?

— Надеялась заработать в Нассау и перебраться к отцу в Чили. Но вместо этого в один прекрасный день вернулась домой, держа тебя на руках.

Жози размышляла о том, что знает Августина об обстоятельствах ее рождения. По словам Марианны, самый страшный грех на Гаити — рождение ребенка вне брака. Чего бы ни достиг впоследствии этот несчастный, от клейма бастарда ему не избавиться никогда. Семья Лапуаре гордилась своими древними корнями, но Жози, не имевшая отца и наполовину белая, стала для всех позором. Теперь, увидев, из какого ада сбежала мать, Жози почувствовала к ней сострадание.

Едва они прибыли на Гаити, она сама испытала непреодолимое желание немедленно уехать. Вопиющая нищета причиняла Жози почти физическую боль, а после роскоши Венеции казалась нереальной. Но Марианна умирала и не собиралась покидать родной дом. Ее не удавалось убедить в том, что медицинская помощь на острове крайне примитивна. Она смирилась со своей участью, ибо верила в судьбу, и хотела лишь одного — избавиться от боли.

Августина, относившаяся к врачам с подозрением, обрадовалась, что дочь отказалась от них. Старуха дорожила своей репутацией самой всесильной колдуньи на острове и не желала видеть в своем доме людей, которых считала шарлатанами. Но несмотря на все ее усилия, Марианна худела день ото дня все больше, временами стонала от боли и уже едва ли сознавала, что мать пытается ей помочь. Старуха произносила заклинания, поила дочь отварами из трав, но боль притуплял только морфий. Врачи прописали его, поняв, что Марианна безнадежна.

Изнуренные жарой, Августина и Жози медленно поднимались по склону холма. Дом из дерева и камня скрывала от глаз зеленая ширма бугенвиллей. Дом Августины был гораздо меньше бунгало в поместье Нордонья, но по сравнению с другими в округе казался весьма внушительным. На дорожке, ведущей к нему, собрались жители деревни, но, завидев Августину, они почтительно расступились. Жози заметила, что люди отводят глаза. Многих из них она уже видела прежде. Они смущенно предлагали Августине подарки — в награду за заклинание или проклятие. Девушку крайне удивило, что старуха представила местным жителям ее, получившую образование в привилегированной монастырской школе для белых, как свое собственное дитя, рожденное при помощи колдовства и заклинаний. Этот обман почему-то привел Жози в ужас, хотя, в сущности, на Гаити все напоминало кошмар наяву. Августина связывала с девушкой большие надежды, полагая, что та поможет ей осуществить какое-то особое колдовство ради укрепления чести семьи.

Жози и старуха вошли в дом. Благодаря закрытым ставням в комнате было прохладно. Марианна лежала на кушетке и тихо стонала. Августина поспешила в свою странную, напоминающую сарай кухню готовить питье из трав.

Марианна открыла глаза:

— Жози? Мне явилась Пресвятая Дева и велела предостеречь тебя.

Девушка склонилась над матерью, стараясь понять ее невнятную речь. У Марианны теперь часто бывали галлюцинации — то от боли, то от наркотиков.

— Пообещай, что, когда все кончится, ты вернешься в Нассау.

— Конечно, вернусь, мама.

— Августина хочет, чтобы ты осталась и обучилась колдовству. От меня ожидали того же, но я сбежала. Не позволяй ей уговорить тебя. — Потом ее речь стала бессвязной.

Вскоре вернулась старуха. Встав на колени возле кровати, она положила одну руку на колено дочери, другую — на ее лоб. Это была поза Богоматери, склонившейся над телом Христа. Жози не раз поражалась, что ритуалы Августины напоминают католические обряды.

Марианна дотянулась до руки дочери и еле слышно пробормотала:

— Позвони Карло.

— Я ему позвонила. Он уже в пути. — Жози было отвратительно лгать, но сейчас она считала необходимым утешить мать. — Ему непросто добраться сюда от аэропорта. Ты же знаешь, между поселком и городом плохое сообщение.

— Он обязательно приедет, — прошептала Марианна и вновь погрузилась в забытье.

Жози сжала руку матери, словно пытаясь удержать ее на этом свете. Ей так хотелось хоть чем-нибудь помочь Марианне, что, когда та впервые попросила связаться с Карло, девушка обрадовалась и помчалась на почту, к ближайшему телефону. Сначала она позвонила в палаццо, но там сказали, что Карло в Лайфорд-Кэй. Дозвонившись туда, Жози услышала, что граф не появлялся там почти два года. Сначала она пришла в отчаяние, а потом поняла, что Карло все равно не поехал бы на Гаити проститься со своей чернокожей экономкой. Лучше забыть о нем и утешить мать спасительной ложью.