Жози наблюдала за ней с верхней площадки лестницы. Казалось, лицо и платье Франчески светятся в темноте. Жози спряталась за колонной. Жгучая зависть терзала ее. Плавный танец Франчески словно высасывал из нее силы. Увидев подругу и Джека в зале, девушка поняла, что ее дружбе с Франческой пришел конец. Душа Жози погрузилась во мрак. Сказав себе, что теперь Франческа — ее враг, она даже ощутила прилив сил.

Время близилось к полуночи. Слуги в ливреях внесли блюда с морскими деликатесами: крабы, икра, ломтики розового лосося в нежнейшем лимонном соусе. Тем, кто не любит рыбного, подали жареных фазанов и перепелов, ризотто, грибы и котлеты.

За окном в ночное небо взметнулись разноцветные огни фейерверка, ознаменовавшего восемнадцатилетие Франчески. К немалому облегчению Карло, Мэгги Штраус завладела вниманием Уэстмана. Франческу окружили молодые люди, отпрыски лучших семейств Европы, и она уже не высматривала в толпе гостей актера. Никогда еще девушка не была так счастлива. Воспоминание о том, как она стояла с Джеком на балконе в сиянии вспышек наполняло ее восторгом.

Едва часы пробили двенадцать раз, Карло повел дочь в библиотеку и достал из ящика стола серый бархатный футляр.

— Это от твоей матери. Она хотела, чтобы ты получила этот подарок в день восемнадцатилетия.

Подойдя к настольной лампе, девушка открыла футляр. На атласной подушечке блестела нитка жемчуга. Когда Карло поднес ожерелье к свету, у Франчески захватило дух от восхищения. В центре красовался нежный цветок с лепестками из перламутра. Бриллиантовые тычинки загадочно мерцали.

— Бушерон сделал это по моему заказу специально для Сюзанны, — с гордостью сказал Карло. — Я подарил это ожерелье жене, когда ты появилась на свет.

Франческу переполняли радость и благодарность. Она хотела бы выразить свои чувства, но даже дар из прошлого не помог ей забыть недавнюю сцену с отцом. Карло застегнул ожерелье на шее дочери и поцеловал ее в щеку:

— Тебе оно так же идет, как твоей матери.

Франческа коснулась ожерелья. Конечно, следовало бы сказать отцу, как много значит для нее этот подарок, но Карло уже отвернулся к окну, и момент был упущен.

— Ну, cara mia, возвращайся вниз, к гостям. Я скоро спущусь.

Выйдя в вестибюль, Франческа увидела, что Джек Уэстман помогает Мэгги Штраус надеть накидку. Заметив девушку, он умолк на полуслове.

— В чем дело? — спросила его спутница.

Уэстман, вспомнив ее предупреждение насчет дочери Карло, поспешно ответил:

— Так, ничего особенного. — Улыбнувшись девушке, он повел Мэгги к двери, но та почувствовала, что вниманием Джека кто-то завладел, оглянулась и увидела Франческу. Девушка неподвижно стояла перед портретом матери.

— А, это вы! Подожди-ка, Джек, не торопи меня. Давай попрощаемся с Франческой.

Мэгги подошла к девушке:

— Дорогая, я весь вечер пою вам дифирамбы. Джек может подтвердить. Я хотела поблагодарить вас и Карло за восхитительный вечер. Похоже, жизнь в Венеции снова становится интересной. Кстати, где ваш отец? — Мэгги взяла Франческу за руки и, заметив ее волнение, взглянула на Джека. Коснувшись его локтя, Мэгги добавила: — Передайте Карло, что я ему позвоню. — Ухватившись за Джека, она выплыла из вестибюля.

Через секунду в дверях показался Джек и почти беззвучно прошептал:

— Завтра.

Франческа, улыбаясь, подбежала к двери и помахала на прощание рукой. С лодочной донесся чей-то крик. Мужчина в джинсах и клетчатой рубашке, стоя в моторной лодке, вопил пьяным голосом:

— Джек! Тащи сюда свою задницу!

Уэстман смущенно посмотрел на Мэгги и пожал плечами:

— Это мой приятель и дублер Арканзас Уолен. Видимо, сегодня ночью он замещал меня во всех барах города.

— Уэстман, черт тебя дери, иди сюда! Давай выпьем! — орал Арканзас.

Джек извинился перед Мэгги и бросился вниз, чтобы остановить приятеля, пока тот не зашел слишком далеко. Однако на нижних ступенях Джек поскользнулся и упал в воду.

Над каналом разнесся пьяный вопль:

— Человек за бортом!

Когда Франческа увидела, что Джек скрылся под водой, сердце ее застыло от страха. Девушке казалось, будто холодная тьма сомкнулась над ее головой. Франческу охватило страшное предчувствие. Но Джек тотчас вынырнул, и она успокоилась.

Арканзас перегнулся через борт и протянул приятелю руки, однако Джек сбросил его в воду. Франческа и гости, собравшиеся на балконе, засмеялись и захлопали.

Услышав крики на пристани, граф подошел к окну кабинета и окинул взглядом расстилающуюся перед ним панораму ночного города. Увидев мужчин, барахтающихся в воде и выставляющих себя на посмешище, он раздраженно закрыл окно.

Что ж, бал, конечно, слегка испортили папарацци и этот американский плейбой, но это несущественно. Главное, триумф Франчески все-таки состоялся.

Карло гордился дочерью.

Бальный зал потемнел и опустел. Немногие гости тихо беседовали, сидя при свечах за небольшими столиками. Стоящая в дверях Жози наблюдала, как пятеро оркестрантов собирают инструменты, спеша домой. Ей обещали, что она будет петь с оркестром, но Эмилио все откладывал выступление, а сейчас стало уже слишком поздно. Уэстман уехал, Карло поднялся наверх, а Франческа вышла проводить самых знатных гостей. Тех, для кого хотелось бы спеть Жози, в зале не было.

Кто-то заиграл на рояле, и Жози подошла к пианисту, оказавшемуся красивым стройным негром в белом смокинге. Тяжелые очки в черепаховой оправе придавали ему ученый вид.

— Смелее, вперед! Можете поглазеть на меня. — Он улыбнулся. — Меня зовут Чарльз Кэш.

— Простите, но я не ожидала встретить на этом балу еще одного цветного.

— Значит, вы никогда не бывали летом на европейских музыкальных фестивалях. Там много таких. Европейцы любят американский джаз. А не та ли вы девушка, что собирается петь?

Жози кивнула.

— Дворецкий хвалил вас. Давайте-ка посмотрим, на что вы способны.

Он жестом пригласил ее к роялю. Первые несколько тактов Жози пропела неуверенно, осваиваясь и с помещением, и с аккомпаниатором. Бальный зал, освещенный мерцающими свечами, отличался великолепной акустикой, а Чарльз играл так виртуозно, что вскоре Жози успокоилась. Стоя возле рояля, она никого не замечала. Жози запела так, словно вокруг никого не было. Она вдруг поняла, что никогда еще не испытывала такого одиночества и не успела подготовиться к нему. Девушка сегодня впервые почувствовала себя всем чужой. На острове Жози привыкла к открытому дружелюбию, к ежедневной радости общения.

Однако музыка мало-помалу рассеяла тоску. Чарльз очаровал девушку своей музыкальностью, и вскоре она стала петь уже не только для себя, но и для него. Молодой негр играл очень выразительно, но при этом словно изучал вокальные возможности Жози. Когда перед высокой нотой девушка напряглась, он приободрил ее теплой улыбкой и пришел на помощь, сменив тональность.

— Что ж, неплохо для начала, — заметил он.

Жози удивилась: она и не заметила, до каких высоких нот они добрались.

— Теперь, когда вы раскрепостились, попробуем другую мелодию.

Чарльз опустил руки, и в зале раздались аплодисменты. Жози захлестнула радость, когда она поняла, какое впечатление произвела на незнакомую аудиторию. Душа ее освободилась от тяжести. Чарльз заиграл снова, и девушка, позабыв об Уэстмане и Франческе, полностью отдалась музыке. На последнем припеве Чарльз присоединился к ней, и зал взорвался аплодисментами прежде, чем они кончили петь.

Жози увидела, как за окном задвигались тени — это гости возвращались в дом послушать ее. Неужели людей так легко покорить? Весь вечер она чувствовала себя изгоем, а сейчас зал затих, ожидая, когда девушка снова запоет. Жози впервые снискала успех у европейской аудитории.

— Это было потрясающе, — сказал Чарльз.

Жози улыбнулась:

— Вы знаете песню «In my solitude»?

По тому, как Чарльз коснулся клавиш, девушка поняла, что угадала его желание. Это была песня об одиночестве. Жози понимала, что заслужила право спеть эту песню, ибо Венеция преподала ей урок.