— Сибилла была одержима моей матерью, — прошептала потрясенная Франческа. Антония кивнула. — Я и не подозревала, что у Сибиллы такое большое дарование.

— Да. У нее был талант, и поэтому я ею и интересовалась. Эта книжка хранилась в запертом ящике письменного стола графа. Поверьте, — смущенно добавила Антония, — я не собиралась ни заглядывать в нее, ни тем более красть. У меня был свой ключ от стола, потому что иногда мне приходилось выписывать для графа чеки, а чековую книжку он держал там, только в другом ящике. После его смерти я хотела взять оттуда свои письма к нему — я знала, что они в одном из ящиков стола… — Она вдруг умолкла, потом спросила: — Вы знали о наших отношениях?

Франческа молча кивнула.

— Боюсь, мне придется рассказать обо всем этом на суде.

— Расскажите сначала мне.

— В одном из ящиков я обнаружила заряженный пистолет и эту книжку. Вы знаете, искусство для меня много значит. Этот дневник со всей очевидностью свидетельствует о том, что произошло. Я сочла необходимым сохранить и записную, и чековую книжки. Ваш отец не хотел бы, чтобы дневник попал в чужие руки.

— Что вы имеете в виду? Здесь нечего читать, хотя общий смысл ясен. Признаться, не понимаю, чем это нам поможет.

— Вы смотрели страницы только с одной стороны. Переверните книжку и пролистайте снова. На обороте каждого рисунка Сибилла делала записи. Вот, смотрите. Сначала она объясняет, что нарисовано, потом пишет о своих художественных замыслах или проблемах, а ближе к концу все чаще исповедуется в любви к Сюзанне.

Страницы были исписаны мелким, не всегда разборчивым почерком.

— Венецианская часть посвящена вашей матери. Сибилла пишет, что Сюзанна — главный объект ее искусства и источник вдохновения, а расстаться с ней — все равно что отрезать себе правую руку. Потом начинаются самые страшные страницы признания: бредовые мечты о совместном самоубийстве. Она явно пыталась склонить к этому Сюзанну, но безуспешно. Сибилла, очевидно, не сомневалась, что умереть ради нее — высочайшая честь. На последних страницах она подробно излагает план, осуществить который задумала в ту роковую ночь. Полагая, что Сюзанне не хватает храбрости, она решила взять все на себя. Чтобы приобрести соответствующий опыт, Сибилла как-то утром утопила в канале кота.

— Не может быть! — воскликнула Франческа.

— Si. Она с наслаждением описывает, как животное боролось за жизнь.

— Сибилла хотела утопить мою мать?!

— Да, если та откажется уехать с ней в Нью-Йорк. После этого она собиралась перерезать себе вены. Представьте, ее извращенному уму этот замысел казался благородным. К тому же она надеялась, что подобный поступок сделает ее знаменитой.

— Какая нелепость!

— Теперь вы понимаете, зачем нужен здесь этот дневник. Он поможет оправдать Сюзанну.

— Я попрошу наших адвокатов немедленно поговорить с вами. Но при чем тут чековая книжка?

— Когда я собрала все воедино и у меня сложилась цельная картина происшедшего, до меня дошло, почему граф дважды в год выписывал чеки на крупную сумму и посылал Ренате. Случайно увидев один из таких чеков, я задумалась — чего ради он ей платит, и спросила об этом Карло. Он, ничего не объяснив, велел держать язык за зубами. Сначала я заподозрила шантаж, но теперь точно знаю: граф оплачивал содержание вашей матери.

В холл вышла Сюзанна со своим адвокатом. После того как ее и Антонию представили друг другу, все направились в опустевший зал суда. Сев в последнем ряду, они склонились над блокнотом Сибиллы.

Через некоторое время потрясенная Сюзанна прошептала:

— Значит, мой муж хранил под замком доказательства моей невиновности! А ведь это могло снять с меня обвинение в убийстве еще двадцать лет назад!

— Но почему, мама? — воскликнула Франческа. — Почему он так поступил?

— Наверное, Карло думал прежде всего о собственной репутации. К тому времени он уже подкупил многих чиновников, и, если бы обнаружился этот дневник, противозаконные действия Карло стали бы достоянием гласности. Твой отец очень дорожил своей репутацией, а в таком случае его судили бы за подкуп официальных лиц. И это еще не все. Было бы возбуждено судебное расследование по моему делу. Конечно, дневник Сибиллы подтверждает мою невиновность, но наши отношения с ней получили бы самое широкое освещение в прессе. Вообрази, каково бы пришлось моему гордому мужу! И что сталось бы с фамильной честью семейства Нордонья!

Сюзанна ласково улыбнулась Антонии:

— Мне очень неприятно так говорить о Карло при вас. Полагаю, вам больно это слышать. Наверное, вы знаете его с лучшей стороны, чем я.

Антония кивнула, а Сюзанна обратилась к Франческе:

— Вероятно, скрывая этот дневник, Карло по-своему заботился о тебе, ибо для него светские условности были важнее любви. Он искренне верил, что дочери Карло Нордоньи лучше расти без матери, чем с такой матерью, как я.

Сюзанна поднялась и протянула руку Антонии.

— Не могу выразить, как я благодарна вам за то, что вы для меня сделали.

— Графиня, — поспешно проговорила Антония, — позвольте мне кое-что объяснить. Увидев однажды эту записную книжку, я просмотрела ее, но граф попросил меня больше не прикасаться к ней.

Сюзанна понимающе кивнула:

— То есть вы видели рисунки, но не подозревали, что на обратной стороне есть записи Сибиллы. Рада это слышать.

— Иначе я обязательно сообщила бы обо всем Франческе. Пока я не услышала о расследовании, мне и в голову не пришло подробно познакомиться с содержанием записной книжки. К тому же я считала, что вас давно нет в живых. Прошу вас, поверьте мне, графиня. Для меня это очень важно.

— Я вам верю.

Сюзанна поцеловала Антонию, и та, прощаясь, сказала:

— Я приеду завтра на заседание суда. Возможно, они захотят выслушать мои показания.

После перерыва адвокат Сюзанны объявил судье, что располагает новыми уликами. Заседание суда было отложено до следующего утра, поскольку судье предстояло познакомиться с дневником Сибиллы.

Публика направилась к выходу. В коридоре Сюзанну и Франческу окружили репортеры, наперебой засыпая их вопросами. Последней из зала вышла леди Джейн. Растерянная и встревоженная, она опасалась, как бы Сюзанна снова не ускользнула от возмездия.

Между тем погода улучшилась, ярко засияло солнце, засверкала вода в каналах. Сюзанна вышла из здания суда с высоко поднятой головой.

— Франческа, ты, вероятно, думаешь, что я пытаюсь возбудить в тебе ненависть к памяти отца? Поверь, это не так. Я и сама никогда не питала к нему подобного чувства.

— Это оттого, что он нас любил, — убежденно ответила Франческа. — Да, у отца был тяжелый характер, но он любил нас. И я его — тоже, несмотря ни на что. — Она обняла мать и впервые с тех пор, как в новогоднюю ночь рухнул ее мир, почувствовала себя лучше.

Франческа стояла перед огромным зеркалом в своей спальне и рассматривала шрам. Она уже не помнила, когда перестала подчеркивать его гримом и давно ли так пристально вглядывалась в себя. Франческа не просто смирилась с увечьем, но почти забыла о нем.

Отойдя от зеркала, она подумала: когда Джек в последний раз назвал ее Пятнашкой? Видимо, он отказался от этого дурацкого прозвища, как только сама Франческа научилась принимать себя такой, как она есть. Неужели он заметил эту перемену раньше, чем она осознала ее?

Вряд ли. Джек не отличался особой чуткостью, иначе он не отправился бы в Калифорнию, а прилетел бы в Венецию вместе с ними. «Хватит думать о нем, — сказала себе Франческа. — Пора выкинуть его из головы раз и навсегда».

Она заглянула в соседнюю комнату — Кристофер сидел на ковре и увлеченно складывал картинку-головоломку. Франческа пошла в гостиную, села за свой маленький письменный стол и занялась бумагами, приготовленными ею для поверенных Сюзанны. Хорошо, если судья, прочтя дневник Сибиллы, сразу примет решение снять с Сюзанны обвинение в убийстве, но едва ли стоит на это надеяться. Вздохнув, усталая Франческа углубилась в чтение свидетельских показаний. Сегодня днем адвокат даже не удосужился упомянуть о них в суде! Возмутительно!