Дальше идти было некуда. Гнетущая тишина последних десяти дней — и та казалась лучше, чем то, что сейчас. Корделия решила уговорить Брука пару дней не выходить из спальни. А она как-нибудь поговорит с мистером Фергюсоном. Могли же они находить общий язык в прошлом. Им с Бруком необходимо уехать, как можно скорее приискать новое жилье…

Ход ее мыслей был нарушен странной выходкой Брука: он повертел тарелку и вдруг сбросил ее на пол. Потом бессмысленно уставился в пространство перед собой и облизнул запекшиеся губы. Служанка ринулась подбирать осколки — он и не заметил. Корделия боялась единым словом нарушить тягостное безмолвие. Если это предвестие новой бури… Мистер Фергюсон тяжело сопел за едой.

— В чем дело, Брук? — не выдержала тетя Тиш. — Что случилось, милый?

Он уронил руку на стол и вдруг резким движением смахнул фаянсовый сервиз, опрокинул салатницу и разлил вино. Сначала у Корделии мелькнула мысль: "Ну, это уж слишком!" — но потом она поняла, что Брук не соображает, что творит. Он судорожно уцепился за скатерть, силясь подняться.

— Брук! — она оттолкнула свой стул и бросилась к нему. Но не успела подхватить — он рухнул на стол и потерял сознание.

Как ни странно, Корделия испытала облегчение. Значит, новая ссора не состоится; можно заняться чем-то конкретным, будничным — растирать ему руки, посылать слуг за бренди, отдавать нормальным тоном нормальные распоряжения. Неужели это цинизм? Зато лопнул назревший нарыв, за одно это можно было отдать многое.

Через несколько минут Брук начал приходить в себя. Мистер Фергюсон стоял поодаль, полуозабоченно, полувраждебно кусая губы. Нужно уложить Брука в постель — он переутомился, нуждается в отдыхе. Послать кого-нибудь в Полигон — так, на всякий случай. Роберт тотчас откликнулся на зов, осмотрел своего пациента. Да, это простуда: несколько деньков в постели — и все будет в порядке.

В коридоре он спросил:

— Он что — провел ночь на улице?

— Нет. В субботу вечером вышел на прогулку и простудился. Это же не… Ничего серьезного?

— Мне бы не хотелось вас пугать, но я предполагаю… Вы можете связаться с сестрой Чартерс? Впрочем, я сам заеду к ней на обратном пути, а если не застану, привезу кого-нибудь другого.

— Разве в этом есть необходимость? Брук и так расстроен, это его встревожит. Я уверена, к вечеру все пройдет.

— Лучше всего пригласить сиделку. У вас усталый вид. Сделайте так хотя бы ради собственного блага.

Корделия вспыхнула.

— Благодарю вас, я прекрасно себя чувствую.

Роберт посмотрел на нее долгим, понимающим взглядом.

— Тем не менее я настоятельно рекомендую. Вы не должны забывать о себе.

У подножия лестницы ждал отец Брука.

— Ну, что? — из его голоса еще не совсем ушли агрессивные нотки. Берч повторил то, что сказал Корделии.

— Вот как? Вы считаете это необходимым? Мальчик вечно хворает. Я полагаю, что новая мода — чуть что приглашать сиделку — может плохо на него повлиять. Внушит преувеличенное чувство собственной значимости.

Берч сказал:

— Тем не менее сейчас это необходимая мера.

— Но почему? Что с ним такое?

— Затемнение в обоих легких.

Мистер Фергюсон и Корделия впились в него тревожными взглядами.

— Значит, снова пневмония?

— Да.

Спазм в желудке. У мистера Фергюсона был такой вид, словно он упрямо не желает признавать факты. Это все проделки Брука с целью досадить ему.

— Весьма странно. Должен признаться, я удивлен.

— Не более чем я, сэр. В последний раз, когда мы с ним виделись, Брук был вполне здоров.

— Без сомнения. Без сомнения. Что ж… Миссис Фергюсон вполне справится. Надеюсь, течение болезни будет приостановлено. Вряд ли его состояние можно считать опасным, как в прошлый раз.

— Боюсь, что все симптомы налицо. Через двенадцать часов смогу сказать с большей уверенностью. Откровенно говоря, прослушивание внушило мне большую тревогу.

"Итак, все должно повториться снова. Уход, горячечный бред, кризис, долгое выздоровление… — одна эта мысль повергла Корделию в отчаяние. — Необходимо взять себя в руки. Ее долг — еще раз помочь ему выкарабкаться."

Старик неподвижно стоял у основания лестницы.

— Нет ли необходимости в другом мнении?

— Не думаю, что это что-либо изменит. Но, разумеется…

— Вы знаете, Берч, что побуждает меня действовать подобным образом.

— Да-да, конечно. Это не принесет вреда. Я сейчас же пошлю записку мистеру Плимли.

Старик по-прежнему не трогался с места — им пришлось обойти его, хмуро смотрящего вверх, на лестничную площадку.

У двери Роберт взял свое пальто и тихо произнес:

— В прошлый вторник Брук сказал, будто ему предложили хорошую должность в Лондоне. Он что — поссорился с отцом?

— Да.

Корделия ждала, но молодой врач молча, с непроницаемым лицом застегивал пальто. Ее тревога усилилась.

— Он очень плох?

— Трудно сказать. Не думаю. У него нервное истощение. Рано утром я загляну — примерно в половине восьмого. Если понадоблюсь раньше…

Корделия схватила его за руку.

— Я спокойно могу не поспать одну ночь. Может быть, ему нужно выговориться. А днем пусть приезжает сестра Чартерс, как тогда.

Роберт немного помедлил.

— Уверен, я оставляю его в надежных руках.

Однако на этот раз все пошло не так. С самого начала.

Брук оставался в полном сознании, так же, как и его сиделка, и они разговаривали до тех пор, пока она не уговорила его немного поспать. Он послушно закрыл глаза и забылся тревожным сном. Около трех часов Брук проснулся и хриплым голосом попросил:

— Дай мне карандаш. Кажется, я нашел последнюю строчку.

Корделия зажгла газовую лампу.

— Ты хочешь…

Он был слишком слаб, чтобы вдаваться в объяснения. Просто вручил ей несколько листков с готовыми строфами, а сам принялся трудиться дальше. Корделия прочла и ужаснулась тому, какой злобой дышала каждая строка.

— Когда ты это написал?

Вместо ответа Брук, запинаясь, прошептал:

— "Я жертвенным агнцем лежу на кровавом его алтаре…"

— Слушай, — обратился он к Корделии. — Если я… буду неважно себя чувствовать… отправь это Хью. Пусть опубликует в своей газете. Расскажи ему все. Если у меня недостанет сил… написать и все объяснить… вот объяснение, — из его пальцев выпал карандаш, и он в изнеможении откинулся на подушки.

Корделию охватила паника. Ей необходимо, чтобы рядом кто-то был — все равно, кто! Иначе она не перенесет эту ночь. Она дернула шнур звонка в надежде, что проснется кто-нибудь из слуг. Потом резко толкнула дверь и, добежав до спальни мистера Фергюсона, ворвалась без стука.

Раньше ей почти не доводилось бывать здесь. В комнате смешались запахи материи, нафталина и одеколона. Мистер Фергюсон моментально открыл глаза. Может быть, он не засыпал.

— Брук. Ему хуже. Нужен врач.

Кровать чудовищно заскрипела. Мистер Фергюсон, путаясь в рукавах, пытался надеть халат. Еще секунда — и он рядом с ней.

— Идемте.

Корделия первой вошла в спальню. Брук лежал с закрытыми глазами и часто, и прерывисто дышал. Он шестым чувством угадал присутствие отца и сделал над собой усилие, чтобы взглянуть на него.

— Убирайся! Прочь из моей комнаты!

Мистер Фергюсон оглянулся в поисках стула, а не найдя, попятился к двери и, прикрыв глаза рукой, вышел.

— Брук! — воскликнула Корделия — Умоляю тебя, успокойся! Тебе станет хуже. Прошу тебя! Ради меня, Брук!

Он откинулся на ее руку и бессмысленно уставился на нее, бормоча:

— Жертвенный агнец… Странно… Я весь день искал строчку — и не мог найти. И вдруг она явилась сама собой, мне осталось только записать, — он изо всех сил наморщил лоб. — Напомни мне, дорогая. Нужно еще поработать — прежде чем ты отошлешь стихотворение Хью… Обязательно… пошли ему…

В комнату вбежала горничная, и Корделия отправила ее за врачом.

Но к его приезду Брука уже не стало.