Корделия вежливо перебила ее:

— А вы не спрашивали в мюзик-холлах?

— Нет, миссис Фергюсон. Я не могу заставить себя туда пойти. Ведь он наверняка встретил ту женщину в одном из этих мест. Я не могу так унизиться!

Полицейские не посчитали это за унижение, но когда, вопреки желанию миссис Слейни-Смит, им стали известны ее подозрения, их поиски стали менее рьяными. Беглый муж не вызывал у них такого интереса, как потенциальный самоубийца. Мистер Фергюсон был возмущен предположениями и поведением этой женщины и, хотя продолжал разговаривать с ней предельно вежливо, за глаза называл ничтожеством, чей скудный умишко выискивает самые низменные мотивы.

Так прошли выходные. У Яна началась простуда; одновременно разболелись зубы. Дядя Прайди съездил в город и купил ему игрушечную заводную мышку, которая носилась по ковру в гостиной, наводя страх на тетю Тиш — та поджимала ноги. Во вторник, около одиннадцати часов утра, Бетти вызвала миссис Фергюсон из детской, сказав, что какой-то мальчик принес записку и не соглашается передать ее никому другому. В холле Корделия увидела худенького, белобрысого ребенка лет девяти с вытянутым анемичным лицом. Она распечатала конверт и увидела пляшущие буквы. Текст гласил:

"Умоляю вас, миссис Фергюсон, не могли бы вы немедленно приехать? Он вернулся. Я не могу вам всего рассказать. Пожалуйста, прихватите с собой кого-нибудь еще."

С минуту она молча взирала на мальчугана, не зная, можно ли задавать ему вопросы. Он выглядел таким испуганным, что она не решилась. Брук с мистером Фергюсоном были на фабрике, а дядя Прайди уехал за конфетами.

— Когда твой папа вернулся домой?

— Не знаю, мэм. Когда мы встали, он уже был дома.

Бетти принесла ее верхнюю одежду. Как раз в это время заехал доктор Берч — взглянуть на Яна. Он улыбнулся Корделии.

— Роберт, — поспешно сказала она, — вы на кабриолете?

— Да. Вам что-нибудь нужно?

Она понизила голос и быстро объяснила, в чем дело.

— С удовольствием поеду с вами. Только… — Роберт покраснел. — В кабриолете мало места…

— Ничего. Как-нибудь поместимся. Это сэкономит нам примерно десять минут.

Парадная дверь в доме Слейни-Смитов оказалась распахнутой. Миссис Слейни-Смит ввела их в гостиную — простоволосая, с заплаканным лицом. Ее всю трясло. Она без сил опустилась в кресло.

— Ох, миссис Фергюсон, как я рада, что вы приехали, и доктор тоже, вы очень добры. Я провела ужасную ночь. Думала, она никогда не кончится. Он вернулся. Я ошибалась, о, я ужасно ошибалась, никогда себе не прощу, и дети натерпелись страху. Как вы думаете, мы сможем его остановить?

Роберт рискнул ответить:

— Не так-то легко остановить мужчину, если он…

— Он сказал, что намерен сегодня же со всем этим покончить. Вот почему я и послала за вами. Не знаю, насколько это серьезно… Он попрощался с детьми, обнял и поцеловал каждого и спросил, где Алек, а когда никто не ответил, сказал: "Я знаю, ты послала его за полицией. Напрасно, Флорри, они уже не успеют".

— Куда он направился? — Роберт вскочил с места и устремился к двери.

— Куда-то в город. Ох, бедный мой Тед, как все это ужасно!

Роберт повернулся к Корделии.

— Вы умеете править лошадьми?

— Да, разумеется.

— Поезжайте помедленнее. Я побегу рядом. Миссис Слейни-Смит втиснулась рядом с Корделией.

Та подобрала вожжи и тронулась с места, оставив насмерть перепуганного Алека с братишками и сестренками. Роберт бежал рядом, держась одной рукой за боковую стенку кабриолета. Они обогнали омнибус и пару карет. По набережной прогуливались люди, но среди них не было мистера Слейни-Смита.

Проехав примерно треть мили, они очутились возле железнодорожного моста, известного под названием "Фенийская Арка" — в память о былой резне. Здесь расположились железнодорожные склады. Корделия первая заметила с высоты толпу возле склада и схватила Роберта за руку.

— Смотрите!

Она придержала лошадей.

— Вы его видите? — вскричала миссис Слейни-Смит. — Он там? Я ничего не вижу!

— Нет-нет… Но мне показалось…

— О!.. Надеюсь, он не… Не может быть!..

Роберт хотел протиснуться сквозь толпу, но оттуда вынырнул полисмен.

— Осадите назад, мистер. Туда нельзя. Произошел несчастный случай. Сейчас его вытащат. Уведите ваших женщин.

— Но в чем дело? Что за несчастный случай?

— Попытка самоубийства. Какой-то человек прыгнул под колеса поезда. Его тотчас убило. Не загораживайте дорогу.

Мистер Слейни-Смит все-таки решился.

— Я была на ложном пути, — причитала миссис Слейни-Смит, ломая загрубевшие от постоянной работы руки. — У него не было никакой женщины, дело оказалось совсем в другом. Какой стыд! Как я могла заподозрить… Но что еще я могла предположить? Вчера вечером я задремала; передо мной возникла покойная мама… и вдруг хлопнула входная дверь. Я сразу поняла, что это он. На него было страшно смотреть, просто невыносимо. Но он не был пьян. Он зажег лампу. Я собрала все свое мужество. "Мистер Слейни-Смит, — сказала я, — где вы пропадали целую неделю? И ни записки, ни единой строчки! Это нечестно по отношению ко мне и детям. Мы волновались, просто с ума сходили." Он так ничего и не ответил. Просто сидел на кровати и молчал. Я снова заговорила с ним. Наконец он повернулся ко мне — как будто только что заметил мое присутствие — и произнес: "Я ездил в Лондон. Мне нужно было разобраться, что к чему. Зато теперь я знаю, что делать. Это единственный выход, Флорри, единственно возможный выход для человека с последовательными взглядами. Ах, каким же я был идиотом — еще в юношеские годы, когда увлекался чудесными историями, свечами, библейскими сюжетами. И к чему это привело? Ты знаешь, что случилось с отцом. Так вот, я не собираюсь в третий раз выставлять себя на посмешище. Я цивилизованный человек, — продолжал он, словно в белой горячке, словно у него жгло внутри, — и я уйду, как цивилизованный человек".

В воздухе слабо запахло одеколоном — это мистер Фергюсон вытащил платок. Полуденное солнце, пробиваясь сквозь гардины, заливало гостиную — дешевые безделушки, ученые книги, японские статуэтки…

— Нет, мистер Фергюсон, он не бредил. Он все обдумал. Ах, если бы я могла все толком объяснить! Или хотя бы припомнить по порядку… Как я и думала, это началось более двух лет назад. У вас проводился спиритический сеанс, на который был приглашен человек по имени Густав — не правда ли?

— Да, разумеется.

— Ну вот, по словам мистера Слейни-Смита, этому Густаву явился с того света некто, похожий на покойного брата мистера Слейни-Смита, Чарльза, насквозь промокший и с распятием в руках. Вы знаете, Чарльз перешел в римско-католическую веру и в двадцатитрехлетнем возрасте утонул в Средиземном море. Перед его отъездом они чуть ли не до драки разругались.

— Да, я прекрасно помню, — сказал Фрэнк Слейни-Смит. — Когда Чарльз решил уехать в Рим, это явилось для Теда чем-то вроде красной тряпки для быка. Это случилось после смерти отца и после неприятностей со служанкой… Всем нам тогда пришлось туго.

— Мистер Слейни-Смит, — продолжала вдова, — решил, что медиум получил послание от Чарльза. Он никак не мог выбросить это из головы. По его словам, он пытался забыть, убеждал себя, что это всего лишь телепатия. Но до того случая он целый месяц не вспоминал о Чарльзе. Вы знаете, как он всегда старался найти всему научное объяснение. После сеанса он пытался разыскать мсье Густава, но не смог. Тогда он связался по объявлению в газете с другим медиумом и примкнул к его кружку — просто чтобы разобраться. Вот где он все время пропадал, и вот куда уходили деньги — целых два года.

— Ему следовало поделиться со мной, — с горечью заметил мистер Фергюсон. — И каковы же были результаты?

— Он проникся их взглядами, мистер Фергюсон. Полностью подпал под их влияние. И скрывал это даже от меня, хотя я с радостью разделила бы его убеждения, его веру. Я же была настолько слепа, что заподозрила совсем другое. Мне нет прощения.