Знаменательный и для многих из нас поучительный документ. Тиссен — консервативный монархист и сверхкапиталист — почувствовал, что тоталитарное государство, лишенное свободного народного представительства, обречено на слом; что государственная власть, террором превращающая народ в бессловесное стадо, негосударственная власть и не сила, творящая величие и мощь страны, а ее беспощадный, смертельный и самый страшный враг.Конечно, Тиссен и немецкие социал — демократы — два полюса германского политического мира — знают до конца, что их страна ведет смертельную борьбу. Они «не хотели давать оружие в руки врагов Германии», но безумие Гитлера не дает им выбора. Во имя Германии они идут «в стан врага», идут против того, кто под оглушительные вопли о «могуществе нового рейха», о «величии вечной Германии» подготовляет ее великое падение.

Почему они так себя ведут? Разве военные несомненные успехи Гитлера для них не соблазнительны? Разве не лучше отстоять рейх, его место под солнцем, вместе с Гитлером претерпев фюрера во имя любви к Отечеству? Разве Германия не вечна, а Гитлер не преходящ? Нет, этого сделать нельзя. Ибо, несмотря на все военные победы, несмотря на все новое расширение жизненного пространства, — Трехий рейх Гитлера обречен.

Именно потому обречен, что, еще раз повторяю, нынешняя война не только обычная война государств, но и гражданская война двух непримиримых построений всей человеческой жизни — Свободы и Рабства. «В этой борьбе, — как пишет Г. П. Федотов (в только что вышедшей книжке «Современных записок»), — по существу не может быть нейтральных….По существу же не может быть и половинчатого исхода. Слишком велико противостояние духовных миров, которые стоят за линиями фронта…. Миллионы человеческих воль вступили в борьбу — не друг с другом, а против враждебного образа мира. В такой войне, при всем значении техники и числа, лишь духовно сильнейшему принадлежит победа».

*

В этой борьбе, всеевропейской гражданской войне, где лишь духовно сильнейшему будет принадлежать победа, не может быть нейтральных.

Где же в этой борьбе наше место? Где место русских и российских людей, кровью с Россией связанных, но от нее оторванных, к воссоединению с нею стремящихся? Мы не «граждане мира» с неограниченным выбором путей, мы российские граждане, и пути наши очень ограниченны. Мы не можем выбирать путей вне России.А там, как и во всей Европе, — или, правильнее сказать, теперь во всей Европе, как в России, — идет гражданская война. Там, как нигде, «мы» и «они», народ и власть, разделены непереходимой пропастью. Там — еще решительнее, чем в Германии, — в своем патриотическом чувстве никак нельзявоедино связать интересы власти тоталитарного рабства и интересы страны, из концлагеря этого рабства рвущейся на свободу.

Надо сделать выбор. И, сделавши выбор, нужно идти до конца.

Какой же здесь выбор? — возразят мне. В политической эмиграции, в особенности демократической, выбор давно сделан: никогда со Сталиным, всегда с народом.

Да, это верно, но иногда сила иллюзий так сильна, что людй собственные мечтания принимают за намерения Кремля и тем создают благоприятное для него, помимо своей воли, общественное мнение.

Например, среди социалистов есть такие утописты, которые до сих пор еще верят в «социалистический строй», царящий якобы в России, и думают, что всякая перемена во внутреннем строе России будет обязательно какой‑то «реакцией». Отсюда вытекают неизбежные последствия. Пропаганда таких социалистов, справедливо пишет «Социалистический вестник», «направлена на то, чтобы вызвать самое острое недоверие к тем, которые придут на смену Сталина; чтобы заранее опорочить и объявить контрреволюционными все те неизбежные социальные экономические уступки, которые придется сделать после крушения нынешнего советского строя; вся эта пропаганда объективно направлена на то, чтобы отбить у масс охоту свергать Сталина, чтобы ослабить напор против него, другими словами, чтобы укрепить его положение».

Но ведь другие круги, пекущиеся паче всего не о сохранении «социальных завоеваний Октября», а об охранении имперских границ Российского государства, объективно так же укрепляют положение Сталина пропагандой, построенной на бессмысленном мечтании о национальных задачах политики Сталина, об его неопатриотизме имперской России, об его тайной вражде к гитлеризму и т. д.

Вот с этими иллюзиями прежде всего нужно покончить! Утопистов среди социалистов почти уже не осталось, зато пышным цветом распускается миф о Сталине — собирателе земли русской, о Сталине — продолжателе дела Петрова. Какое кощунство! Разве можно ставить знак равенства между строителем и разрушителем империи? В этом, только в этом, весь спор между неонационалистамисталинского стиля и патриотами стиля имперского.

Недавно в «Последних новостях» была, как раз вовремя, приведена выдержка из вольтеровского описания Полтавского боя. «Что всего важнее в этой битве — это то, что из всех битв, когда- либо обагривших землю кровью, она была единственной, которая вместо того, чтобы произвести только разрушения, послужила к счастью человечества, так как дала царю возможность свободно просвещать столь большую часть света».

Ну а кто же из современных Вольтеров, даже продажных, осмелится написать про сражение на Карельском перешейке что‑либо подобное? Ведь можно написать только одно: эта битва дала Сталину свободу коммунистически просвещать мгновенно опустевшие финские города и деревни, так как при одной угрозе появления современного «просветителя» все население поголовноушло.

Страшный для будущей России и небывалый никогда еще в истории факт.

*

Недавно в «Последних новостях» П. Н. Милюков, полемизируя с мненйями, высказываемыми в «Новой России», написал очень интересный фельетон. Я не буду полемизировать. Скажу по существу: П. Н. Милюков, несомненный и горячий русский патриот, ошибается глубоко, когда зачисляет всех не приемлющих его оценки государственной деятельности Сталина в «пораженцы» и в разряд «граждан вселенной», т. е. в разряд людей, которые вовсе равнодушны к вопросам о наследии русской истории, о российских границах, о выходах в Финский и прочие заливы и моря и т. д.

Глубочайшее заблуждение! Я знаю ту среду, о которой пишет П. Н. Милюков. В этом круге, весьма разнообразном по своему партийному, социальному и национальному составу, нет ни одного человека, для которого судьбы российского целого были бы безразличны; который хотел бы распада органически в истории создавшегося стратегического и экономического единства, огромного тела Российского государства.

П. Н. Милюков, осуждая, конечно, средства «великодержавной» политики Сталина, находит историческое оправдание для результата. Он забывает, что, вопреки весьма распространенному предрассудку, не цели в политике оправдывают средства, а, как недавно напомнил Н. А. Бердяев, именно средства оправдывают цели. А средства достигают цели только в том случае, если они соответствуют духу времени и психологии людей данной эпохи. Поэтому политически совершенно неприемлемо утверждение П. Н. Милюкова: «Для меня пораженцы все еще пораженцы, повторяющиеся не только с Японской, но, пожалуй, и с Крымской войны».

Конечно, П. Н. Милюков, говоря о Крымской войне, вспомнил не события времен очаковских и покорения Крыма, а Севастополь. Что же? В оценке роли Севастополя в судьбах России, в судьбах великих реформ Александра II суждения Кавелиных и Хомяковых, западников и славянофилов, история не оправдала? И Севастополь не был благодетельным переломом психологии властвующей России?

Но это только мимоходом. Главное же в том, что не только тамерлановские, но даже и паскевичские или муравьевские методы укрепления мощи Российского государства ныне являются настоящим, чреватым величайшими несчастьями для России, антигосударственным пораженчеством. 29 июня прошлого года, накануне тоталитарной войны, лорд Галифакс, британский статс — секретарь по иностранным делам, произнес в знаменитом Чаттэм — Хаус программную речь об иностранной политике Британской империи. И там, между прочим, описывая новое строение Британской империи как союза свободных наций (common wealth), он сказал: «Долгие годы мы пытались, как говорят, силой держать Ирландию. Пытались в ошибочном убеждении — ссылаясь на которое ныне оправдывают порабощение Чехословакии, — что Ирландия была совершенно необходима для нашей государственной безопасности. Но теперь мы убедились в том, что наша безопасность не уменьшилась, а, наоборот, бесконечно усилилась благодаря существованию свободной, но дружественной нам Ирландии».