Поев, я схватил кружку пива и откинулся на спинку лавки. Умиротворение, вот пожалуй то слово, которым я могу описать свое состояние. Я сидел в приличной ресторации и потягивал пиво, лениво посматривая на окружающих. Подошедший ко мне высокий мужчина с седой гривой, осведомился, столь громогласно, что на мгновение заглушил шум в зале:

— У Вас свободно?

Я чуть не оглянулся, пытаясь понять кого «нас» имел в виду этот человек. Оказалось, меня. Я даже немного разомлел, настолько давно ко мне никто не обращался на «Вы».

— Конечно, конечно, — засуетился я, пытаясь сдвинуть на край стола свою подъеденную посуду.

Тот устроившись за столом, царственным жестом подозвал к себе монстроподобную деваху и заказал все то же самое, что и у меня. После того, как выпил половину принесенного кувшина он начал жаловаться мне на жизнь:

— … и вы представляете, это быдло получает мою роль, аргументируя это тем, что я в момент распределения ролей я оказался немного подшофе. Но ведь согласитесь, что это не повод, чтобы менять меня на эту бездарность, — и он возмущенно посмотрел на меня.

Я согласно кивал головой, успевая вникать во второстепенные подробности и успевая подливать товарищу чего покрепче. Естественно покрепче уже заказывал я, незаметно для себя выйдя из роли небогатого горожанина, впервые в жизни решившего посетить богемное местечко. Я не успел вовремя уйти и считал этого актера подарком богов. Мне именно такой и нужен, еще не успевший опуститься, но уже довольно давно переваливший пик своей славы, если она у него была. То есть мне нужен был твердый профессионал, способный сыграть крупного алхимика-затворника, которому не с руки общаться с людьми. Для этого я усердно накачивал его спиртным. Хозяин, поначалу отнесшийся ко мне без особого пиитета, теперь благосклонно посматривал в мою сторону. Я уже набрал на хорошую сумму, расплачиваясь за каждый заказ, что здесь непринято, но ему очень нравилось. Я же с нетерпением ждал когда клиент дозреет, поэтому считал каждый заказ последним, и расплачивался, чтобы иметь возможность уйти по-английски — не прощаясь. Но эта бездонная бочка, лишь по недоразумению носящая звание артиста, пожирала мои честно заработанные деньги с ужасной скоростью. Я начинал с тревогой ощупывать свой кошелек, стараясь выяснить, сколько же там осталось денег и хватит лит на сегодня. Боже мой! Это алкаш, сори, актер выпил столько, сколько не пьет матросня пару месяцев невидавшая рому! Надеюсь он сумеет окупить мои затраты.

Додумать эту мысль я не успел, поскольку седогривый допил остатки очередного кувшина и пока несли следующий потребовал моего внимания в качестве слушателя:

— Вы знаете, кого я только не играл, — начал он повышая голос. — Я играл Вистуса-калеку; благородного Тимьяна, защитника угнетенных; барона Морелли, одного из жутчайших типов современности, охотившегося в одном из наших городов; играл Темного Лорда, во время битвы за сокровища Проклятых королей; играл Светлого Владыку во время страшной Гарпийской Войны! — он поперхнулся, схватил бокал, сделал пару жадных глотков и продолжил.

— Я играл Мечтателя,… — снова начал с пафосом он, но потом безнадежно махнул рукой, и уже тише повторил — что вам говорить? Я действительно играл Мечтателя…

А я почувствовал себя неудобно. Знаете, как то так получилось, что попав в этот мир, я не то чтобы не ходил в театры, но даже на уличные представления не смотрел, не читал известных здесь книг, легенд и так далее. Единственное, что я видел это выступления циркачей, а они везде одинаковы. Так что можно сказать, что культурная жизнь столицы проходила мимо меня. Наверняка это были великие роли, о которых мечтает любой артист.

— И даже если он немного привирает, — мелькнула подленькая мыслишка, — то мне то какая разница. Я же не зову его Короля Лира или Гамлета сыграть. На изображение полусвихнувшегося алхимика средней руки его талантов должно хватить. Но все же, как бы убедиться?

— Скажите любезный, не может быть чтобы Вы сыграли все эти роли? — может быть излишне недоверчиво спросил я.

— Что?! Ты мне не веришь? — седовласый картинно вскочил.

— Что Вы, что Вы, — придержал я его, успокаивая. — Но это же надо быть очень талантливым.

Видя, что подвыпивший все еще трепыхается, я льстиво добавил:

— Для меня такая честь, угостить такого матерого человечища как Вы.

Как я и думал, гнев был сыгран, причем очень хорошо, скорей всего он мне подойдет.

— Все таки ты мне не веришь, — пьяно и задумчиво пробормотал он. — Ну что ж, смотри…

Он встал, покачнувшись и схватившись за мое плечо, потом закинул край плаща на плечо, вышел на свободное пространство, опустился на одно колено и начал читать монолог. Я сначала подхватился его остановить, мне было неудобно и немного стыдно, но запутался в табурете, на котором сидел, а потом так и остался. Монолог был, видимо, известный; актер действительно хорош, через какое-то время разговоры и пьяный хохот затихли, все смотрел на игру старика. Это действительно был старик, причем старик воин, прошедший не одну битву и теперь погибающий от старых ран и с горечью повествующий об этом. Голос его становился все тише и тише, он действительно умирал. Наконец, не договорив последнюю фразу, он схватился за грудь и свалился, оставшись валяться на полу изломанной куклой. Гром оваций потряс кабак, многие плакали, да что там говорить, у меня тоже на глазах были слезы. Овации не стихали, а актер не поднимался, подскочивший к нему один из компании в соседнем углу, тревожно поднял руку, нащупывая пульс. Все замерли, ожидая трагической развязки, пока кто-то не спросил:

— Умер?

Парень шептал губами, и нащупывал пульс. Наконец губы его поползли в улыбке и он ответил:

— Неа. Пьян!

Все грохнули. Раскатистый смех прокатился по «Приюту» из угла в угол. Стулья задвигались, люди возвращались к прерванным делам. Глядя на мое обескураженное лицо, кабатчик позволил намек на улыбку и спросил:

— Уважаемый… немного расстроен?

Видно было, что мой статус в его глазах сменился с обычного просчитанного на неизвестную величину, и он пока не может отнести меня ни к одному известному ему классу. Именно поэтому он и использовал нейтральное обращение: уважаемый. Да и пауза после слова была сделана для того, чтобы я смог поправить и внести ясность.

— Да вот! — с досадой заметил я. — Хотел предложить сыграть ему небольшую роль за приличные деньги, а он уснул…

Я беспомощно посмотрел на валяющееся под ногами тело. Хозяин улыбнулся:

— Я заметил, благородный… — он опять сделал паузу, пытаясь вытащить из меня сам не знаю что.

Если его не остановить, то в следующий раз я буду светлейший, поэтому я прервал его:

— Остановимся на — уважаемый. Вы согласны? — ох, зря я сказал это Вы, видно было, что теперь и светлейший не катит.

С другой стороны это все пошло на пользу делу. Позвав деваху и вышибалу, моего визави усадили на лавку, с которой он постоянно падал. Хозяин споро принес готовый договор, на мой немой вопрос ответил просто:

— Да он стандартный, мол обязуюсь отыграть роль и так далее.

Разложив на столе приспособы быстро откатал пальчики пьяницы и скомандовал:

— Все. Несите его в номер, — после чего подобострастно протянул бумаги мне и сказал, — теперь Вам надо поставить сумму контракта и время, в течении которого он будет играть в Вашем домашнем театре.

Во дела! Кажись меня тут за графа Шереметьева принимают! Немного подумав, я вписал сумму равную трем таким ужинам, какие мы с ним съели, да еще оплатил ему комнаты на неделю и опять попал впросак, судя по квадратным глазам кабатчика. Нда. Жить как обычные люди я и не умею.

Вежливо попрощавшись, я направился к выходу, заверяемый кабатчиком, что он с утра донесет до господина артиста все, что сегодня происходило, представит договор, подлечит и подготовит его к нормальному восприятию действительности. Наговорил он на последнюю приличную монету, остававшуюся у меня. Пожертвовав её на богоугодное дело, то есть на выживание бедного человека — кабатчика я направился к дверям, предварительно кинув внимательный взгляд на зал.