Лицо Бастарда стало багровым.

— Знаете что, леди? Мне плевать. Меня просто тошнит от Базгадзе и людей типа него — жалуются на это, жалуются на то. Господи, вы целые дни проводили в поисках куска хлеба, пока не вмешались мы, а он только и жаловался на правительство, на русских, на энергетический коридор. Но знаете что, леди? — он приложил палец к виску и усердно покрутил им, пока у него не выступили вены. — Мне совершенно наплевать, ездит ли грузинское правительство на «кадиллаках». Это была его проблема, не моя.

— Я согласна, это была его проблема. Но это также моя проблема и проблема всей Грузии — и вы ошибаетесь, это и ваша проблема также. Зураб был прав. Он знал, что ваша страна куда более заинтересована в нефти, чем в демократии. Демократия — это лишь предлог, очень удобный флаг, которым можно размахивать. Вы ведете себя здесь так же, как вы это делаете в Южной Америке, Африке, на Среднем Востоке. Вы инвестируете военные силы, оставляете коррумпированное правительство очень довольным и строите базы для своих собственных войск, которые защищали бы ваши интересы. Тем временем наши люди, их люди, те люди, которые действительно имеют значение, не получают ничего.

Я отклонился назад на алюминиевые ящики.

— Зураб очень хорошо знал, что вы, американцы, используете войну против терроризма и паранойю о национальной безопасности, чтобы поддерживать свои иностранные группировки, пока ваши военные становятся защитной силой для всех нефтяных месторождений, нефтепроводов, нефтеперерабатывающих заводов и танкерных маршрутов на планете. И цена, которую мы все за это заплатим, выше, чем вы можете себе представить. Вы думаете, она измеряется долларами, но это не так. Она измеряется кровью.

Даже Бастард на это ничего не смог сказать, но ему и не пришлось.

— Мы на месте, — сказал Паата.

Через несколько секунд Чарли высунул голову в окно.

— Не очень-то похоже на центр первого экспорта страны, но так оно и есть.

Я посмотрел через ветровое стекло. С каждой стороны дороги стояло по несколько домов, количество которых увеличивалось вверх по дороге.

Весь район был сочно-зеленого цвета, влажный и сырой после дождя. Грязные улицы и грубые деревянные заборы напоминали средневековые. Если не считать нескольких кур, бегавших вокруг, и нескольких коров, пасшихся на лужайке слева от нас, место выглядело пустынным. Проливной дождь заставил крестьян сидеть по домам, и их можно было понять.

Дорогу впереди нас сплошь устилали куски битого кирпича и обломки деревьев. Мне совершенно не понравилось то, что я не увидел ни одного автомобиля. Интересно, сколько бы нам пришлось добираться до Турции на повозке с лошадьми?

Чарли повернулся к Паате.

— Что теперь?

— Обратно туда, где Нана недавно делала интервью. Нам нужно спрятать где-нибудь «мерседес». Нану здесь не очень-то любят. Хотя должны были бы. Она любит совать свой нос туда, куда ее не звали. Многим людям это не нравится. — Он сжал челюсти. — Один фермер разрешает нам спать здесь и оставлять свой грузовик. Он хороший человек. Он и его жена — это те, ради кого мы сюда вернулись.

Мы проехали мимо полуразрушенного фермерского домика и свернули направо. Машина остановилась у огромного амбара, построенного из необработанного дерева с огромными дырами между планками и ржавой крышей со сделанными на скорую руку заплатами. Паата выскочил из машины и открыл дверь.

Бастард вновь принялся за свое.

— В моем удостоверении говорится о том, что вы должны оказывать мне всяческую помощь. Так вот мне нужен фургон.

— Я спрошу у Эдуарда, — вежливо ответила Нана. — Он ждет нас внутри.

Паата закрыл дверь, и мы проехали еще с дюжину метров до центра амбара. Он был довольно высоким, и в него легко могло поместиться еще несколько таких фургонов.

Хотя амбар был обветшалым, здесь, по крайней мере, было сухо. Никаких следов инструментов или техники, даже никаких мешков. Все, что я увидел, это деревянная лавочка в дальнем углу, у остатков небольшого костра.

Нана что-то сказала Кобе на скрепочном языке. Он кивнул и стал в нескольких шагах от нас. Он расстегнул свою куртку, когда из фургона вышел Бастард.

— Где же этот Эдуард? У меня есть к нему дело.

Она старалась держаться невозмутимо, но я видел: ее что-то беспокоило.

— Он придет. Он не из тех людей, которые не держат свое слово. — Она с тревогой посмотрела на Паату, а затем на меня и на Чарли.

Черт подери, у нас стало слишком много зрительных контактов. Это было подозрительно.

— Нам тоже нужно идти, — бодро сказал я. — Спасибо, что подбросили.

— Эдуард должен знать, есть ли какой-то транспорт. Я позвоню ему.

Я проследил за ее взглядом от Пааты к Кобе и почувствовал в них напряжение. Они явно чего-то ждали.

Я снова посмотрел на Нану, когда она нажимала кнопки на своем мобильнике.

На одну секунду мне представился крестьянин-фермер, который едет по ухабистой дороге, крутя баранку своей разбитой «лады», а затем лезет в карман и достает «нокию».

Грузинский крестьянин-фермер с сотовым телефоном. Кому она, черт подери, звонит?

Мой взгляд вновь вернулся к Нане. Ее был прикован к Кобе, и этот взгляд между ними сказал мне обо всем.

Она знала. Она все это время знала. Вся эта откровенная демагогия была лишь для того, чтоб заговорить нам зубы.

Я подошел к Чарли. Мои глаза были прикованы к ногам Кобы, который стоял между нами и дверьми. Я не собирался присоединяться к их переглядываниям и еще больше усугублять ситуацию.

— Пойдем, дружище. Мы сматываемся отсюда.

Чарли последовал за мной, когда я сделал шаг к двери, готовый наброситься на Кобу, если бы тот стал у нас на пути. Мне не особо нравилась эта затея, но у нас снова не оставалось выбора.

Он сделал шаг по направлению к нам.

Я набросился на него, наклонив вниз голову. Нана закричала, но рука Кобы дернулась быстрее. Через какую-то секунду я уже рассматривал блестящий хромированный ствол, который находился в трех-четырех метрах от меня. Он оглушил всех нас, щелчок 357-го Магнума Пустынного Орла, дав нам понять, что любое наше следующее движение может стать последним.

Я посмотрел на Нану. Телефон был у ее уха.

— Нана, в чем дело? Что случилось?

Коба двинул меня своим ботинком. Я заткнулся и почувствовал боль, которая все же была куда более приятной, чем выстрел из Пустынного Орла.

Глаза Наны светились ненавистью, когда она смотрела на меня, тарахтя что-то на скрепочном, и от этого мне совсем не стало легче.

Паата достал несколько алюминиевых ящиков из фургона и начал подносить их к нам. Я слышал, как Нана несколько раз произнесла имя База, перед тем как выключила телефон.

— Ты очень хорошо знаешь, в чем дело. Полиция уже едет сюда.

Чертов Коба и эта его нога в ботинке. Но сейчас было время прикинуться дураком.

— Но я не понимаю… зачем наставлять на нас пистолет? Мы ведь ничего не сделали. — Я приготовился еще к одному удару.

Она подошла ко мне и наклонилась над моей головой.

— Ты думаешь, я тебя не узнала? Это ты убил Зураба. Я не только делаю новости. Я их еще и смотрю.

Прикинуться дураком не удалось.

— Подожди, Нана… Да, я был там. И я, и Чарли, мы там оба были. Но мы его не убивали. Это Акаки его убил, это были его люди.

Она холодно смотрела на меня, рукой показывая мне, чтобы я замолчал.

— И что? Все дело в том, что Акаки просто первым до него добрался. Что, Зураб создавал слишком много шума для вас? Какая разница? Вы все хотели, чтобы он умер. Почему бы еще вы там были? А этот, — она носком туфли показала на Бастарда, — у него еще и правительственное удостоверение. Так какие выводы я могу из этого сделать?

Паата занимался установкой камеры и освещения в нескольких метрах от нас.

Бастард был непривычно для себя молчалив, но даже в такой ситуации это не могло продолжаться долго.