Я включил камеру и направился к столу База, снимая на пленку все сначала на столе, потом ящики. Ящиков было около десяти с каждой стороны, в каждом из них лежали или папки с документами, или ручки. Некоторые из ящиков были приоткрыты, некоторые закрыты; некоторые были задвинуты сильнее, чем нужно.

Я поднял трубку телефона, но под ней ничего не было написано. Рядом с телефоном стояла маленькая деревянная коробка, полная ручек, карандашей, ластиков и скрепок. Ничего интересного!

Я проверил все ящики на наличие датчиков и стал шерстить их один за другим. Я открывал документ за документом, на русском или на скрепочном, но в них не было ничего похожего на комбинацию, как не было в ящиках и ключа от сейфа.

Я глянул на Чарли. Фонарик был зажат у него между зубов, кабель торчал в замочной скважине, а сам Чарли работал с ручкой управления, словно хирург, проводящий артроскопию, несмотря на то, что он делал это стоя на руках и коленях, держа задницу на весу.

Сначала он принялся за замок с ключом, на случай если сейф закрыт только на него.

Пришло время принимать решение. Среди этого мусора не было ничего полезного, и я мог всю ночь искать ключ или намек на комбинацию; и чем больше я искал бы, тем больше нарушал порядок в комнате. Я закончил с поиском, подошел к Чарли, стал на колени и стал ждать, пока Чарли будет готов поговорить со мной.

Сейчас было тихо, как в могиле Тенгиза, — тише, чем возможно было бы, если бы веретено в соседней комнате все еще кружилось. Слышались только звуки старой дискомании и отдаленное тиканье часов, а также раз или два донесся звук проезжавших мимо машин.

Наконец-то он достал трубку из замочной скважины и наклонился ко мне. Я приложил рот к его уху.

— Сколько времени тебе понадобится?

Он сложил трубку в кольцо, завернул в полотенце и уложил в рюкзак.

Это был хороший знак: Чарли никогда не оставлял под рукой то, что ему больше не понадобится; эти вещи сразу же упаковываются на случай, если придется срочно уходить.

— Как два пальца об асфальт, дружище. Замок элементарный, а комбинация — это комбинация. Не больше четырех часов, это точно. Не волнуйся, я работал с такими сейфами в Боснии. — Он замолчал, и я понял, что сейчас последует шутка. — Если мне понадобится больше четырех часов, то я позволю тебе взорвать здесь все на фиг. — В этот раз я рассмотрел улыбку даже через нейлон. Он снова засунул фонарик себе в рот, прихватив и кусочек маски.

Он был прав: замок с ключом точно не должен стать проблемой. Это был по сути дела болт с пружиной, в которой вырезана бороздка. Такие вещи производятся со времен древних римлян. Ключ вставляется в бороздку и оборачивает болт вперед и назад.

Чарли спрятал кабель и развернул что-то похожее на крючки для вязанья. Сделаны они были из крепкой тонкой стали. Если все пойдет как нужно, то один из них должен зацепиться за бороздку и открыть замок.

Почти сразу же я услышал, как щелкнул замок, и голова Чарли триумфально завертелась из стороны в сторону, после чего он спрятал крючки в рюкзак.

Дальше нужно было вскрыть цилиндр с комбинацией. На этот раз замок должен был открыться после того, как стрелка слева от наборного диска совпадет с определенной последовательностью цифр. Проблема заключалась в том, что мы не могли услышать, когда переключатель попадет в нужное положение; мы могли услышать что-то только тогда, когда рычаг наконец-то попадет в слот, после того как будет набрана правильная комбинация.

Чарли принялся вращать цилиндр вправо-влево. Он, должно быть, пытался сначала набрать номер машины База или номер, устанавливаемый на русском заводе по умолчанию.

После того как он исчерпает все самые очевидные варианты, ему придется подбирать все возможные варианты. Теоретически таких комбинаций около миллиона, но самое привлекательное в старых отвратительного качества цилиндрах было то, что необязательно набирать цифры абсолютно точно: плюс-минус две цифры и замок все равно открывался, что уменьшало количество возможных комбинаций до восьми тысяч. Не то чтобы это было как два пальца об асфальт, как любил говорить Чарли, но тем не менее, даже работая так же медленно, он должен был успеть перебрать их все за пару часов. Однажды он рассказывал мне, что никогда не задумывался над тем, что делает, просто переключал цифры на автопилоте.

Он наклонился ко мне:

— День рождения?

Он не спрашивал меня об этом после похода в книжный, но в этом и не было необходимости. Если бы я не смог узнать день рождения База, я бы ему сказал.

— Двадцать два — десять — пятьдесят девять.

Он снова принялся вращать цилиндр: двадцать два против часовой стрелки… десять по часовой… пятьдесят девять против…

Почему-то это было самой популярной последовательностью движений.

Я вдруг осознал, что у меня перехватило дыхание.

Ничего. Никаких звуков. Рычаг не упал. Не было смысла поворачивать ручку, так как не было слышно, как болты задвинулись в дверцу.

Чарли принялся набирать эти цифры в разной последовательности, варьируя при этом и направление, в котором он их набирал.

После дюжины попыток он попробовал двадцать два против часовой стрелки, пятьдесят по часовой и двадцать два против часовой.

Из двери раздался тихий щелчок.

Чарли посветил фонариком по полу вокруг сейфа, желая убедиться, что он ничего там не оставил.

Я бы уже мог открыть сейф за это время, но существовал определенный протокол, которого нужно было придерживаться. Эта честь принадлежала Чарли.

После того как он убедился, что все упаковано обратно в рюкзак, он повернулся. И потянул ручку вниз. Болты задвинулись на свои места, и дверь с тихим металлическим скрипом отворилась.

Чарли все еще держал в зубах маленький фонарик, засунув голову в сейф. Я наклонился над ним. Посредине сейфа находилась полка, и на ней было всего два предмета: открытая коробка со старинными украшениями и голубенькая пластиковая папка.

Чарли даже камера не нужна была, чтобы запомнить, как лежала эта папка; он достал ее и передал мне. Быстрый луч фонарика осветил около двадцати страниц бумаги, исписанных на языке скрепок.

Выглядело не очень внушительно, но, очевидно, стоили они кому-то двести тысяч долларов США.

Он даже пожать плечами не успел, как вдруг дверь распахнулась настежь, и нас ослепил яркий свет.

Их было двое, они орали на нас то ли на русском, то ли на скрепочном. У обоих были в руках пистолеты с глушителями и большими стволами; мы очень медленно подняли руки, так что они не могли не заметить, что, к нашему сожалению, у нас оружия не было. Я держал левый локоть немного согнутым, пытаясь удержать баллон с углекислым газом на своем месте.

Лет тридцати с небольшим, с коротко стриженными черными волосами, в джинсах и кожаных куртках, с множеством золотых колец и браслетов на руках, они оба выглядели смущенными из-за сложившейся ситуации.

На них не было масок, и это являлось плохим знаком. Они не боялись, что их узнают. Один — с небольшой щетиной на щеках, у другого глаза налиты кровью. Я вдруг подумал, что по пути сюда они наверняка заскочили в «Приморский».

Их крики становились все громче и эхом отдавались от стен комнаты. Должно быть, им было недостаточно того, что мы подняли руки.

Тот, с налитыми кровью глазами, казалось, был главным. Он уставился на меня и время от времени свободной рукой открывал полу своей кожаной куртки. Я его отлично понял. Держа правую руку поднятой, я очень медленно расстегнул свою куртку левой рукой. Чарли последовал моему примеру.

Теперь они знали, что мы безоружны, но это не остановило их крики. Я понятия не имел, что им еще нужно, и у меня не возникло ни малейшего желания спрашивать. Я не хотел, чтобы они знали, что мы британцы. Я пожал плечами и покачал руками.

Они покричали друг на друга, очень быстро и агрессивно, после чего Красноглазый направился к Чарли, держа пистолет наготове, а Щетинистый прикрывал его. Он снова помахал свободной рукой и закричал, указывая на пол.