Погрузка раненых прошла довольно быстро, и я направился в предпоследний вагон, который теперь считался боевым десантным. И только собрался встать на подножку, как меня ухватила чья-то рука. Я автоматически схватился за свою шашку, но за спиной раздался знакомый голос:

– Ну, здравствуй, Андрей.

Я повернул голову и увидел Владислава в форме полковника чистильщиков.

В купе было дико душно, в командном вагоне стояла просто невыносимая жара. Владислав прикурил уже третью подряд сигарету, грустно вздохнул и еще раз посмотрел на меня. В купе забежал сотрудник технической службы и доложил:

– Поезд готов к отправке.

– Не теряйте времени, – кивнул Владислав, – я скоро подойду. И обеспечьте прикрытие с Питера. Корпус Корабельникова может нас не ждать.

– Есть, – козырнул техник и скрылся за дверью.

Владислав постучал пальцами по столу и печально проговорил:

– Андрей, ты должен понимать, что ситуация очень сложная. Я не хочу обсуждать позицию начальства в области управления силовыми структурами, у меня просто нет полномочий. Ты не входишь в мою юрисдикцию. Казачий корпус мне не подчинен, я просто обязан тебя передать в руки вашего руководства. Мы, чистильщики, осуществляем лишь поиск, а вот решение принимать не в моих силах. Это можно было бы замять, но сообщение от твоего сотника уже пришло. Он не стал ждать, а доложил по факту о твоем дезертирстве сразу.

Я с вызовом посмотрел на чистильщика:

– Во-первых, факт моего дезертирства не доказан: я мог просто отстать от поезда, что и было на самом деле, иначе я бы сейчас не сидел перед вами. А во-вторых, почему же меня сразу не отвели к нашему командованию?

– Как знать, – никак не отреагировав на мой вызов, ответил Владислав, – может, потому, что перед передачей в руки казаков я имею право тебя допросить. Может, потому, что им сейчас не до этого, а может, потому, что начальник казаков, полковник Смирнов, погиб. – Владислав неспешно затушил сигарету. – Да что там, даже унтеров не осталось, все полегли. Да, да, Андрей, не делай такие глаза, твой сотник тоже погиб. Если бы питерские вовремя не подошли, то мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

– Питерские? – Я ошарашенно посмотрел на полковника. – Какие питерские?

– «Какие питерские», – передразнил полковник. – Самые обыкновенные. Ты думал, что один бронепоезд и четыре дрезины снесли целый корпус? Когда ваш тепловоз подошел, их отряд уже ушел в сторону Питера... Но мы отвлеклись, ты о питерских потом узнаешь, если... если получится. Нам сейчас нужно с твоей судьбой определиться.

– Товарищ полковник, я хотел другу помочь, – привел я свой крайне глупый аргумент. – Я не мог по-другому.

– Да я все понимаю. – Владислав схватился руками за голову, и мы вместе дернулись – это состав тронулся с места. – И верю тебе, Андрей. Я правда тебе верю, ты не трус. Но факт дезертирства зафиксирован, а против факта, сам знаешь... Нарушать приказ я не могу, не потому, что я принципиальный, а потому, что уже отдан приказ на ваш розыск. Группы чистильщиков уже ищут вас, а вернее, твоего друга Дениса Щербакова. И найдут, поверь, ему очень повезет, если они решат его доставить живым.

Тут Владислав надолго замолчал, в купе слышался только нарастающий стук колес и становилось все жарче и жарче – я почувствовал, как капли пота покатились по спине. Наконец полковник тихо сказал:

– Андрей, для тебя есть только один выход. Но поверь, это будет трудно. Я могу защитить тебя только под своей юрисдикцией, казаки тебе не поверят. Когда мы вернемся в Москву, тебя и твоего друга просто расстреляют. Никто не будет разбираться, что там у него с головой случилось, вы оставили сотню перед самым тяжелым испытанием. Теперь сотни нет, а вы есть.

– И что мне делать? – Я понимал, что теперь полностью во власти полковника, он владеет моей жизнью, и теперь ему решать, что и как я буду делать.

– Экспедиция в Питер задумана и реализована по многим причинам, – сказал Владислав. – Причем большая часть этих причин не афишировалась, разгром автономов – лишь один из пунктов. Сейчас, когда мы приедем, состоится... м-м-м... так сказать, совещание по поводу некой операции. Тебе интересно?

– Мне интересно, какова в этом моя роль. – Я понял, что вербовка уже состоялась. – Вы хотите кого-то... предать?

– Боже упаси, – махнул рукой Владислав. – Я никогда не предам наше правительство и наш народ. Дело в другом, но объясню я тебе это немного позже. Я должен знать, смогу ли я тебя защитить от суда. Нужен твой ответ.

– Какой? – Я уже давно понял, куда он клонит.

– Готов ли ты стать чистильщиком?

– Нет, – отрицательно покачал я головой. – Но я согласен.

– Это очень важное решение в твоей жизни, – с улыбкой сказал Владислав. – Теперь ты один из нас. Ты больше не вахмистр казачьего иррегулярного войска Московского агломерата.

– Никогда не думал, что стану чистильщиком, – искренне ответил я своему новому командиру. – Для вас я дезертир, а теперь еще и предатель своего корпуса.

– Ты просто перешел в другое ведомство, – хмыкнул Владислав, – а это не предательство, поверь. Стать чистильщиком – большая жертва, ты сам это понимаешь. Я знаю, что другие службы к нам относятся как к полным отморозкам. Но это не так, просто остальные службы – это, по сути своей, гражданские с оружием, мы же являемся действительной силой. Если бы не было нас, Москва до сих пор была бы в руках всякого отродья. Поверь, то, что ты пошел к нам, – очень жестокое наказание. Не считай себя предателем, ты служишь своей стране, только теперь у тебя будет другая форма и другое начальство. Но все, что ты делаешь, ты делаешь не для себя и не для меня, ты делаешь это для своей страны, которая сейчас в беде.

– Теперь вы мне расскажете, что за операция? – Мой вопрос прозвучал подавленно.

Если быть честным, в моей душе творилось настоящее побоище. Я не понимал, что будет дальше, мне было сложно осознать себя одним из них. Чистильщики – самая закрытая организация из всех, туда шли только отмороженные на всю голову. Чистильщики прослыли в агломератах самыми безжалостными. Одно их упоминание было для врагов словно нож у горла. Их действительно боялись все – от гуков до нашего правительства. Теперь я один из них.

– Прежде чем я тебе это расскажу, ты должен принять клятву. – Владислав был все так же спокоен как удав. Он достал из шкафа аккуратно сложенную форму и сказал: – Иди переоденься. Даю три минуты, в камуфляже казака ты клятву принимать не будешь. Это все серьезно, ты не думай.

Я подхватил форму и вышел из купе. Быстро переодевшись в тамбуре вагона, вернулся. Владислав подал мне небольшую папку:

– Читай. Я как старший по званию буду ее принимать.

Я взял папку в руки и стал читать текст:

– «Я, Андрей Андреевич Ермолаев, клянусь в верности своей стране. Я клянусь до конца своей жизни делать все, чтобы моя страна снова стала единой. Я клянусь беспрекословно выполнять приказы начальства, клянусь верой и правдой защищать страну от всех опасностей.

Я чистильщик, до последнего вздоха я буду охранять и очищать эту страну от грязи. Я никогда не сдамся, никогда не отступлю. Для меня нет Бога и нет семьи. Я готов убить всякого, кто посмеет навредить России. Моя прошлая жизнь уничтожена, теперь я новый человек. У меня нет прошлого, мое будущее теперь одно – защита своей страны.

Я проклят. Я чистильщик. Очищать и охранять!»

После прочтения Владислав отдал честь и тихо сказал:

– Запомни, рядовой, это не просто слова. Если ты нарушишь клятву, я тебя убью. Найду и убью. Среди нас нет предателей. Никогда не смей пытаться меня обмануть или обхитрить. Теперь ты один из нас, чистильщик Ермолаев, теперь ты наш.

Я с тяжелым сердцем поднял руку на уровень виска и хрипло выговорил:

– Очищать и охранять!

Когда Владислав пожал мою руку, я все-таки не сдержался. Мне стыдно об этом говорить, но я заплакал. Тихо, пытаясь остановиться, но у меня ничего не получалось; я просто плакал и ничего не мог поделать.