За спиной раздался громкий гудок и треск выстрелов. Этот ритуал совершался после каждой побежденной станции. Перед отправкой к следующей.

Я поднялся на ноги и увидел примерно в километре от нас медленно отходящий поезд. Отлично, теперь я еще и дезертир. На территории Новгородской автономии. Класс! Стою на границе минного поля. На котором сейчас мой друг. Которого я подстрелил. Надеюсь, в ногу попал, а не во что-нибудь другое...

От минного поля послышался стон, и я в два прыжка преодолел расстояние до друга. Дэн неподвижно лежал ничком на земле. Живой, мать твою?! Дэн поворочался, перевернулся на спину, его взгляд уткнулся в меня, и я не усмотрел в нем былой ошалелости. В глазах друга отражалась смесь боли и непонимания:

– Что случилось? Андрей, я помираю?

– Не надейся! – Я разрезал ножом потемневшую от крови ткань серого камуфляжа и осмотрел рану. – То, что ты дурак, я знаю, а вот то, что еще и псих, наблюдать не доводилось. Рана у тебя пустяковая; я не врач, но пуля в ногу не попала, царапнула только по касательной.

– Я не псих. – Дэн закряхтел, пытаясь приподняться. – Это другое. Что с ногой будем делать? Болит дико!

– Сейчас еще больней будет. – Я достал из нагрудного кармана маленькую аптечку и вытряхнул на траву ее скромное содержимое. – Скажи спасибо, что у нас в санкомплекте хоть какие-то лекарства есть.

– Да какие там, на фиг, лекарства! – Дэн вытащил из кармана небольшую фляжку и сделал несколько глотков. – Вот – главное лекарство. Ты мне скажешь, почему мы тут?

– Скажу. – Я выхватил флягу у Дэна из рук и поставил рядом с содержимым аптечки. – Лекарство твое нам тоже пригодится. Но сперва твою лапу залатаю. Я когда на бокс ходил, нам тренер сечки в первую очередь пластырем простым заклеивал, а потом в медпункт отправлял шить.

– Да мне все хуже и хуже, голова кружится. Андрюха, ты только помоги. Скорей можешь?

– Могу. – Я вытащил из аптечки шприц. – Диня, ты извини, я такого раньше не делал. Возьми лекарство, только все не выпивай, еще пригодится. Шить я не буду.

– А обезболивающее поможет? – спросил с надеждой друг.

– Да, – кивнул я и воткнул шприц ему в ногу. Дэн скривился, но ничего не сказал. – Сейчас будешь как новенький

– Давай, а то все плывет перед глазами. – Денис испуганно посмотрел на меня. – Страшно!

Страшно ему. А мне – нет! То пали по нему, пока он лезет на мины, теперь вот чини. Я промыл руки содержимым фляги, обработал рану мирамистином и наклеил широкий пластырь на поврежденный участок, соединяя разрыв. Потом обмотал бинтом. Вроде все, по крайней мере заразу не занесет, и кровь остановилась. Только все равно к врачу надо...

Словно угадывая мои мысли, Дэн буркнул:

– Айболит, ну что там?

– Уже подействовало. Гарантийный срок три месяца, в случае поломки обращайтесь в наш сервис-центр. Наклейку не снимайте, без нее гарантия недействительна.

Пока я трудился в поте лица, Дэн валялся на траве и смотрел в июльское небо. Хоть не орет, и то ладно. После того как спасение рядового Щербакова закончилось, я тоже сделал пару глотков из его фляги. Ну и бурда! Как только он это пьет?! А Денис снова приподнялся и теперь с интересом щупал повязку. Потыкав в нее пальцем, Дэн заявил:

– Спасибо, только я ногу не чувствую, как не моя. Вся онемела.

– Все-то тебе не нравится! – Я нервно закурил. – Анестезия действует. Уж не знаю, какое там обезболивающее, что было – то и вколол. А ногу... – я невольно бросил еще один взгляд на свое творение, – черт с ней. Врача найдем, пускай он смотрит. Кровь остановили, и то хорошо. А теперь рассказывай, что на тебя на станции нашло.

– Да не знаю я! – Дэн взял флягу и сделал глоток. – Плохо мне. Все как в тумане, со мной такого никогда не было. Просто в один момент как заклинило. Мы же всегда гуков били. Там все понятно и просто – бандиты. Бандиты, которые много горя принесли. У них нет национальности, нет веры, нет расы, нет родины. У них ничего нет! Мы их уничтожаем, и все. Потому что они плохие, а мы хорошие. Понимаешь? Ну вроде как все ясно. А тут... не знаю... рванул, побежал... потом пулеметы... Когда мы штурмовали гнезда, там еще живые оставались. Мы их всех перерезали, как собак. Простых парней, таких же, как мы, им лет по двадцать было... мы ведь пленных не берем. Ну что они могли нам сделать? – Денис сокрушенно покачал головой. – Скажи мне, Андрей, что я не прав! Это же была не элита, это – просто пацаны молодые. И мы их всех... Меня словно накрыло, как пелена какая-то. Я осознавал, что убегаю... просто я больше не мог. Выстрел услышал, думал – все! Я больше от страха упал, чем от боли. Ногу вообще не сразу почувствовал. Что теперь будет?

– А ты как думаешь? – Я грустно усмехнулся. – Дела наши плохи, Диня. Мы на территории автономов. Поезд ушел. В прямом и переносном смысле. Если мы выживем, я тебе советую уходить из сотни, не твое это. Поверь, мне не легче от того, что мы делаем. Ничего уже не вернешь. Чистильщики таких вопросов не задают, и нам не стоит. Самая главная проблема – поезд. Как прикажешь его догонять?

– Слушай, до Вишеры мы Мстинский мост прошли, – вдруг оживился Дэн, – давай туда. До него рукой подать! К нашим и подойдем!

– Ты устав казачьего войска читал? – Я встал и осмотрелся. – Давай подальше от станции отойдем. А то мы, словно у себя дома, развалились. Так вот, ты устав открывал?

– Ну да. – Дэн неуверенно кивнул и тоже поднялся. – Только на память не помню.

– Я тоже на память не помню. – Я нашел в траве палку и протянул прихрамывающему другу. – На, тебе пригодится. Так вот, в уставе казачьей иррегулярной службы есть один интересный пункт. За точность цитирования не отвечаю, но суть перескажу. Боец, покинувший поле боя и свою часть, должен быть подвержен наказанию. Мы с тобой прекрасно подходим под это определение.

– А какое наказание? – спросил Дэн.

– На выбор сотника. – Я пожал плечами. – Скорее всего, просто расстреляют. А могут и повесить. Наказание – смерть.

– Постой! – Побледневший Дэн остановился и посмотрел на меня. – Мы же не дезертиры. Я... просто...

– Что «просто»? – Меня стала раздражать наивность друга. – Никто не будет спрашивать, тебя просто убьют. За то, что ты бросил поле боя. Бросил свою сотню. Перед самой опасной частью операции мы вдруг пропали. Никто не будет спрашивать, что и как... И я не знаю, что делать.

– А как же Мстинский мост? – упрямо сказал Дэн. – Давай к блокпосту вернемся. Там и доложим, доберемся уж. У них связь с поездом есть. Сообщим сотнику, что отстали. Придумаем что-нибудь. Всяко лучше, чем пойдем, куда глаза глядят. Не пристрелят, надеюсь.

– Надеюсь, ты прав. – Я сокрушенно представил, что обо мне подумают в корпусе, когда узнают.

Как все это будет выглядеть? Да, отстали, да, обстоятельства. Все дела. Только даже если поверят и не расстреляют, все равно из корпуса придется уйти. Не смогу я так – жить с репутацией труса. Черт! Я представил всю глупость нашей ситуации. Пацаны будут воевать, а я начальнику гарнизона блокпоста начну объяснять, как так получилось. Не расстреляют, наверное, только руки никто не подаст – точно. Но это не главное, никого я не обману. Если только себя. Черт! Черт! Да я себе всю жизнь вспоминать буду, как отряд бросил в самый ответственный момент. Решение принимать нужно сейчас, потом – никак, будет поздно.

Я остановился и какое-то время молча стоял, прикидывая в уме возможные варианты. Дэн тоже остановился и вопросительно посмотрел на меня. Затем не вытерпел и гаркнул:

– Пошли! Мало ли кто тут может появиться. Нам до моста километров десять. У меня нога онемела, можно идти!

– Я не пойду.

Глаза Дэна расширились, он грозно поднял над головой палку и выговорил на полном серьезе:

– Я тебе сейчас вдарю! Да что с тобой?

– Я себе никогда не прощу, если их кину. – Я повернулся и зашагал к станции.

– И как ты их догонишь? На чем? Бегом доскачешь? – кричал мне вслед Дэн. – Даже если и доскачешь, то толку немного. Они тебя могут и не признать. Стрельнут сначала из «Печенега» и даже смотреть не будут, кто это такой к ним шел. Неважно, на машине, не на машине, хоть на воздушном шаре. Они палят по всем без разбора. Ты погибнешь, просто и глупо. Зачем тебе это?