Тело немца по инерции завалилось на бок. Он будто оступился, выбросив вперед руки, чтобы смягчить удар о землю. В этот момент Аникин, вскинув свой ППШ вверх, отрывисто, с силой опустил приклад автомата на затылок немца. Раздался хруст ломаемой кости. Удар раздробил немцу основание черепа.

Андрей не слышал этого хруста. В ушах его гулко отзывался стук собственного сердца. Он машинально наклонился и ухватился ладонью за обжигающе горячий ствол пистолета-пулемета, который торчал из-под живота неподвижно лежащего немца. Ладонь Андрея даже не почувствовала, что металл раскален от стрельбы. Он, с силой дернув, потянул ствол на себя, отчего тело только что убитого им врага развернулось на спину. Мертвец крепко сжимал свое оружие и не хотел расставаться с ним даже после смерти.

С тем же автоматизмом, практически не использующим сознание и рассудок, Аникин ловким движением правой руки забросил ППШ на ремень за спину и перехватил трофейный «шмайсер» в руках. Он тут же с сухим треском задрожал у него в руках, посылая очередь в бежавшие на Аникина и стрелявшие тени.

Он видел, как его товарищи штрафники бросались к упавшим, жадно выхватывая у убитых и раненых гранаты, винтовки и автоматы. Кто-то глухо рычал, будто зверь, сцепившийся в лютой схватке с другим хищником. Кто-то закричал, жутко, отчаянно позвал маму, и крик его тут же перешел в клокочущий хрип предсмертной агонии.

Несколько бесконечно долгих минут, когда две силы только сшиблись, в глухой кровавой борьбе решалось, чья возьмет. Но отчаянная энергия злобы штрафников, ощетинившихся лопатками, ножами и прикладами, стала одолевать остервенелую ненависть фашистов.

Взятые с боем в рукопашной трофеи тут же шли в ход. Хлопушкой громыхнул один, потом второй взрыв. Это бойцы кидали в цепи фашистов наступательные немецкие «колотушки», снятые с поясных ремней еще не остывших трупов врагов.

Пулемет танкистов заработал почти вровень с рубежом рукопашной, прижав к земле группу немецких пехотинцев, пытавшихся прийти на помощь своим товарищам, которых добивали аникинцы. Баклин, выдвинувшись с пулеметом вперед, практически решил исход рукопашной. Истошные команды по-немецки раздались во тьме. Видимо, фашисты пытались организовать отход тех, кто выжил после столкновения с русскими. Это внесло панику в ряды фашистов. Многие, вдруг с головой захваченные внезапной волной страха, показали спины, пытаясь спастись бегством. Но выжить и отступить повезло мало кому из немцев.

Маховик схватки уже раскрутился на полные обороты. Штрафников, опьяненных утоленной жаждой мести, толкала вперед неодолимая сила. Как волки, преследующие раненую дичь, они бросались вслед за своими жертвами, настигали их, всаживая лезвия ножей и саперных лопаток в обезоруженные животным страхом, взмокшие от смертной испарины тела своих обреченных врагов.

Пулемет Баклина, ППШ лейтенанта Каданцева, трофейные автоматы и винтовки еще несколько секунд выпускали пули вдогонку исчезнувшим в темноте врагам. Аникин приказал прекратить огонь и врага не преследовать. Надо было экономить патроны и гранаты. И попросту – надо было прийти в себя. Андрей по опыту хорошо знал, что на смену эйфории всемогущества и приливу сил у одержавших победу в рукопашной схватке тут же приходит смертельная усталость. Если увлечься преследованием, можно наткнуться на шквальный огонь немецких пулеметных точек или пулеметов «самоходок».

Немцы вряд ли успокоятся и обязательно полезут в атаку снова. Поэтому лучше встретить их здесь, на подступах к фольварку. Аникин отдал командирам отделений распоряжение собрать у убитых и раненых немцев все оружие и боеприпасы.

Одновременно бойцы помогли танкистам вытащить из разбитой машины трупы погибших товарищей. Следом выгружали из башни все мало-мальски ценное. Лейтенант Каданцев лично снимал и подавал изнутри приборы наблюдения, перископ, вышедшую из строя рацию, Баклин принимал возле люка, и дальше, по цепочке, они переходили с брони на землю. Достали и лежавшие возле кресла убитого стрелка-радиста запасные диски с патронами для пулемета Дегтярева.

Тут, возле «тридцатьчетверки», Аникина и нашел Липатов. С ним подбежал солдат, весь с головы до ног покрытый грязью. Он, жадно открывая рот, втягивал холодный апрельский воздух, как будто пытался отдышаться после долгого марш-броска. Фигура его, с поникшими плечами, опадавшими при каждом вдохе, выражала крайнюю степень усталости.

– Вот, товарищ командир… – отрывисто доложил Липатов, бесцеремонно подталкивая солдата ближе к Аникину. – Невеселые новости…

Только когда тот ладонью двинул каску на затылок и растер по лицу пот вперемешку с грязью, Андрей узнал его. Это был Затонский, которого он оставил за старшего позади, с группой бойцов, удерживать правый фланг вдоль канала.

– Тоня? – не выдержав, с удивлением и тревогой спросил Аникин.

– Товарищ командир… Там это… – Затонский еле говорил, все пытаясь выровнять дыхание. – Там фрицы… Жмут они нас… Понтон навели… Мы как могли их в воду сталкивали… А сейчас нечем… Голыми руками… Лезут, как тараканы…

– Липатыч… – не дослушав, тут же произнес Андрей. – Всех оповестить! Отходим к каналу. Если фашисты к нам в спину зайдут, тогда нам крышка. Они нас тут раздавят, как в тисках…

Андрей огляделся, отыскивая глазами подчиненных.

– Отходим! Мамедов, Шевердяев!.. Липатыч, найди Шевердяева, и кто у него остался!.. Баклин, скорее зови наверх лейтенанта… Отходим!..

Мамедова с людьми из его отделения Аникин назначил в арьергард, прикрывать отступление взвода. Бойцов вперед вел Липатов вместе с шевердяевскими. К ним присоединился и Баклин со своим башенным «дегтяревым».

Двигались все бегом. Неутомимый Липатов задавал скоростной темп. Неподалеку от Аникина бежал Латаный с противотанковыми ружьями. Одно, родное, «симоновское», болталось на животе, второе Латаный держал в правой руке. В левой он тащил брезентовую сумку, в которой звякало что-то металлическое.

– Капустин! Бегом возьми у Латаного ружье… – на бегу скомандовал Аникин, заметив молодого бойца бегущим налегке – с «мосинкой».

Латаный ружье не доверил – ни свое, ни трофейное, а вручил Капустину мешок. Ноша оказалась не легче – в мешок были сложены обоймы к немецкому «пэтээру». Запасные патроны Латаный добыл вместе с ружьем, в рукопашной. Целенаправленно высмотрел фрица, который вел огонь из противотанкового ружья по нашей «тридцатьчетверке», прополз метров тридцать на брюхе, зайдя сбоку, и неожиданно напал на него, размозжив фашисту голову тяжеленным прикладом своего ПТРС.

– По весу – по сравнению с «пэтээрэсом» – пушинка, товарищ командир… – на ходу обратился Латаный к Аникину, на ходу демонстрируя ему немецкий трофей. – Да только больно мудреное… Все никак не возьму в толк, как оно заряжается…

– Пушинка, говоришь? – так же, на ходу, переспросил Аникин. – Дай сюда…

Он перехватил протянутое бойцом ружье и приостановился, повертев его в руках. Эта модификация была ему знакома – стандартная однозарядная немецкая бронебойка, калибром 7,92 мм.

– По весу пушинка, зато и слабее «симоновской» в два раза. Обоймы есть?

Латаный с готовностью ткнул пальцем в мешок в руках Капустина.

– Есть, товарищ командир. У них там – по десять патронов в пачке…

– Неважно… – торопливо махнул рукой Андрей. – Все равно по одному заряжать придется. Это тебе не ПТРС… Смотри сюда… Вот так, от себя… отводишь…

Правой рукой он отвел пистолетную рукоятку возле спускового курка. Клацнул затвор.

– Сюда – патрон. Потом рукоятку – на место. И стреляешь. Усек?

– Усек, товарищ командир… – обрадованно закивал Латаный, принимая ружье обратно. – Ух, теперь держись, фрицы!..

– Ладно… тишина… – шепотом, уже пройдя вперед и обернувшись, одернул его Аникин. – Не отставать!..

Штрафники успели преодолеть около двух сотен метров, когда вдруг впереди раздалось отрывистое гулкое «та-та-та». Это вступил в дело пулемет Баклина.