Но вдруг она услышала шелест гравия под колесами автомобиля, подъезжавшего к дому по аллее. Подойдя к окну, она успела заметить лишь задние огни машины, огибавшей дом. И нахмурилась. Она никого не ждала.

Она пошла в кабинет брата, к окну. Через двор увидела, как кто-то ставит огромный автомобиль в бывшую конюшню. Задние фары еще горели, точно водитель раздумывал, что делать дальше.

Она смотрела и ждала. Казалось, человек в машине тоже ждет ее ответного хода. И она решилась.

Покинув кабинет Ги, подошла к лестнице. От долгой неподвижности во время медитации у нее затекло все тело, так что спускаться пришлось медленно. Запах обеда, оставленного на плите Валери, щекотал ноздри. Однако она шла на кухню не потому, что хотела есть, а потому, что это казалось ей разумным.

Окна кухни, как и окно кабинета ее брата, выходили во двор, Под предлогом того, что собирает себе обед, она посмотрит, кто это приехал в Ле-Репозуар.

Ответ на свой вопрос она получила, одолев последнюю лестницу. По коридору, ведущему в заднюю часть дома, она пошла к полуоткрытой двери, из которой на ковер косо падал луч света. Толкнув дверь, увидела, что у плиты, энергично помешивая содержимое кастрюльки, оставленной Валери томиться на дальней конфорке, стоит ее племянник.

— Адриан! Я думала…

Он обернулся.

— Я думала… Ты здесь. Но ведь твоя мать сказала, что уезжает…

— И ты подумала, что я уеду тоже. В этом есть смысл. Обычно я следую за ней, куда бы она ни направлялась. Но не в этот раз, тетя Рут.

И он протянул ей длинную деревянную ложку, чтобы она попробовала блюдо — кажется, говядину по-бургундски.

— Ты готова? Где будешь обедать: в столовой или здесь?

— Спасибо, но я не хочу есть.

По правде говоря, у нее кружилась голова, возможно, это был результат пилюль, принятых на голодный желудок.

— Это заметно, — сказала Адриан. — Ты сильно похудела, Разве тебе никто этого не говорил?

Он подошел к буфету и взял оттуда супницу.

— Но сегодня ты поешь.

Он начал накладывать в супницу мясо. Потом закрыл ее крышкой и достал из холодильника зеленый салат, тоже приготовленный Валери. Из духовки вынул еще одну кастрюльку — с рисом — и начал расставлять все это на столе посреди кухни. Добавил стакан для воды, тарелки и приборы на одного.

— Адриан, зачем ты вернулся? Твоя мать… Конечно, она ничего конкретного не сказала, но, когда она собралась уезжать, я решила… Дорогой, я знаю, как разочаровало тебя завещание отца, но он был непреклонен. И как бы там ни было, по-моему, я должна уважать…

— Я не жду от тебя никаких изменений ситуации, — успокоил ее Адриан. — Отец все доходчиво объяснил. Садись, тетя Рут. Я принесу тебе вина.

Рут испытывала тревогу и озабоченность. Дожидаясь его возвращения, она слушала, как он рылся в кладовке, которую Ги давным-давно превратил в винный погреб. Адриан выбирал вино из отцовской коллекции дорогих бутылок. Вот одна из них звякнула о мраморную полку, изначально предназначенную для сыров и мяса. В следующий миг Рут услышала журчание текущего из горлышка вина.

Она задумалась над его поступком, удивляясь, что он затеял. Когда через несколько минут племянник вернулся с откупоренной бутылкой бургундского в одной руке и стаканом вина в другой, она заметила, что бутылка старая: этикетку покрывала пыль. Ги ни за что не выбрал бы ее для столь незначительной трапезы.

— По-моему… — начала она, но Адриан пролетел мимо и церемонно выдвинул из-за стола стул.

— Садитесь, мадам, — сказал он. — Обед готов.

— А ты разве не будешь?

— Я перехватил кое-что по дороге из аэропорта. Кстати, мама улетела. Она уже, наверное, на месте. Мы с ней наконец-то умыли руки по отношению друг к другу, чего Уильям — это ее нынешний муж, если ты забыла, — не сможет не оценить. Да я его и не осуждаю. Он ведь не планировал приобрести постоянного жильца в лице пасынка, когда женился на ней, правда?

Не знай Рут своего племянника, она бы увидела в его поведении и словах признаки маниакального состояния. Но за все тридцать семь лет его жизни она ни разу не замечала в нем ничего похожего на маньяка. Значит, тут что-то другое. Просто она не знает, как это назвать. И что это значит. И как к этому относиться.

— Вот странно-то, — прошептала Рут. — Я была совершенно уверена, что ты забрал свои вещи. Чемоданов я, правда, не видела, но… Странно, какими представляются нам события, когда мы настроены воспринимать их определенным образом.

— Как ты права.

Он положил на ее тарелку рис и прибавил мяса. Поставил все это перед ней.

— Эту беду мы навлекаем на себя сами, с предубеждением глядя на жизнь. И на других людей. Ты ничего не ешь, тетя Рут.

— Аппетит… с этим у меня трудно.

— Ну так я тебе помогу.

— Не вижу как.

— Знаю, что не видишь, — ответил он. — Но я не так бесполезен, как кажусь.

— Я не хотела…

— Ничего. — Он поднял ее бокал. — Выпей немного вина. Если я чему и научился от отца, так это выбирать хорошие вина. К примеру, вот это.

Он поднял вино и посмотрел его на свет.

— С удовольствием сообщаю, что у него исключительная выдержка, восхитительное послевкусие, прекрасный букет с легкой остротой в конце… Фунтов пятьдесят за бутылку? Или больше? Хотя это не важно. Главное, что оно прекрасно подходит к тому, что ты ешь. Попробуй.

Она улыбнулась ему.

— Если бы я тебя не знала, то подумала бы, что ты хочешь меня напоить.

— Тогда уж отравить, — сказал Адриан. — И унаследовать состояние, которого не существует. Полагаю, что твоим наследником я также не являюсь.

— Мне очень жаль, но это так, дорогой мой, — ответила ему Рут. И когда он протянул ей бокал с вином, добавила: — Я не могу. Мое лекарство… Боюсь, что если смешать его с вином, легче мне не станет.

— А-а. — Он поставил стакан. — Не хочешь слегка рискнуть напоследок?

— Риск — это по части твоего отца.

— Да, и вот до чего он его довел, — сказал Адриан.

Рут опустила глаза и дотронулась до вилки.

— Мне будет не хватать его.

— Не сомневаюсь. Попробуй говядину. Она очень вкусная. Она посмотрела на него.

— Ты пробовал?

— Никто не умеет готовить так, как Валери. Ешь, тетя Рут. Я не выпущу тебя из кухни, пока ты не съешь хотя бы половину.

То, что он так и не ответил на ее вопрос, не укрылось от Рут. В сочетании с его возвращением в Ле-Репозуар, когда она считала, что он улетел с матерью, это заставляло задуматься. Однако никаких причин бояться племянника у нее не было. О завещании своего отца он знал все, а о своем она сообщила ему только что. И все же она сказала:

— Такая забота с твоей стороны… я просто польщена.

Они разглядывали друг друга через стол, на котором дымились блюда с говядиной и рисом. Однако молчание между ними отличалось от того молчания, которым Рут наслаждалась некоторое время тому назад, и потому она была рада, когда зазвонил телефон, вдребезги разбив тишину своим настойчивым «брррринг».

Рут стала вставать, чтобы ответить. Адриан ее опередил.

— Нет. Ты ешь, тетя Рут. Ты уже целую неделю о себе не заботилась. Кто бы там ни звонил, он позвонит позже. А ты тем временем успеешь подкрепиться.

Она подняла вилку, показавшуюся ей невероятно тяжелой.

— Да. Хорошо. Раз ты настаиваешь, дорогой…

Она вдруг поняла, что ей все равно, что будет. Так или иначе, скорого конца не избежать.

— Но могу я спросить… Зачем тебе все это, Адриан?

— Никто никогда так и не понял одного: я любил его, — ответил Адриан. — Несмотря ни на что. А он хотел бы, чтобы я был здесь, тетя Рут. Ты это не хуже меня знаешь. Он хотел бы, чтобы я был с тобой до самого конца, потому что сам бы так сделал.

Против этой правды возразить было нечего. Вот почему Рут положила в рот первый кусок.

Когда Дебора покидала дом королевы Маргарет, Чероки и Чайна перебирали свои пожитки, убеждаясь накануне отъезда, что все на месте. Но прежде Чероки затребовал сумочку Чайны и шумно рылся в ней в поисках кошелька. Он объяснил, что ищет деньги, чтобы пойти куда-нибудь поужинать и весело провести ночь перед отъездом. Но все кончилось вопросом: