Доминик Форрест торжественно кивнул. Он и сам не мог понять, что происходит, признал он, когда его попросили огласить условия завещания в присутствии людей, которые, как ему было известно, ничего по нему не получали. Это было ошибкой — впрочем, как и вся процедура оглашения завещания в такой день и в такой компании, — но он решил, что, возможно, Рут окружила себя друзьями и близкими в час испытаний. Но сейчас стало ясно, что Рут и сама пребывала в неведении относительно последнего завещания брата. Это объясняет, почему официальное чтение документа выглядело так странно.

— Я удивился, что вы не пришли с ним в тот день, когда он подписывал документы. Он ведь всегда приводил вас раньше. Я подумал, что, может быть, вы неважно себя чувствуете, но не стал спрашивать. Потому что…

Он пожал плечами, вид у него был сочувствующий и смущенный. Он тоже знает, поняла Рут. Значит, и Ги, скорее всего, догадался. Но, как большинство людей, не знал, как об этом заговорить. Слова «мне так жаль, что ты умираешь» казались ему слишком вульгарными.

— Но понимаете, он всегда рассказывал мне, — сказала Рут. — О каждом новом завещании. Всегда. Вот я и пытаюсь понять, почему он держал в секрете последнее.

— Возможно, не хотел вас расстраивать, — ответил Форрест. — Возможно, он знал, что вы будете не согласны с изменениями, которые он произвел. С тем, что он решил отдать часть денег чужим людям.

— Нет. Дело не в этом, — сказала Рут, — В других завещаниях было то же самое.

— Но тогда речь шла не о половине. И его дети всегда получали больше, чем остальные наследники. Возможно, Ги думал, что вы станете придираться к этому. Он знал, что вы сразу поймете суть нового завещания, едва услышите его.

— Я действительно стала бы возражать, — заметила Рут. — Но это ровным счетом ничего не изменило бы. Ги меня никогда не слушал.

— Да, но так было раньше…

Форрест сделал едва заметное движение руками. Рут решила, что он имеет в виду ее болезнь.

Да. Если Ги знал, что она умирает, то это все ставит на свои места. Желание сестры, которой недолго осталось жить на этом свете, он бы выполнил. Даже Ги не пренебрег бы таким обязательством. А выполнить ее просьбу значило бы для него оставить родным детям по крайней мере такую же, если не большую, сумму денег, чем та, которую он завещал двоим подросткам с острова. А этого-то он как раз и не хотел. Дочери давно стали для него чужими; сын всю жизнь приносил одни разочарования. Ему хотелось отблагодарить людей, которые любили его так, как он считал правильным. Поэтому он исполнил закон о наследовании формально, завещав своим детям половину, которую они и так получили бы, а остальное отдал, кому захотел.

И все же не сказать ей… У Рут было такое чувство, как будто она несется куда-то без руля и без ветрил. Причем несется по бурному морю, где буквально не за что зацепиться взглядом. Ведь Ги, ее родной брат, ее опора, оставил ее в неведении. Меньше чем за сутки она узнала о его поездке в Калифорнию, о которой он сам не обмолвился с ней ни словом, и о заговоре с целью воздать по заслугам тем молодым людям, которые его разочаровали, и тем, которые принесли ему радость.

— Ги очень серьезно относился к последнему документу, — сказал мистер Форрест, точно надеясь утешить ее. — Он был составлен так, что дети Ги получили бы большие деньги вне зависимости от того, что получали другие наследники. Десять лет назад, как вам известно, он начал с двух миллионов фунтов. При условии разумного вложения этот капитал превратился бы со временем в состояние, даже часть которого кому угодно показалась бы завидной долей.

Уже не думая о делах брата, которые заставили страдать столь многих, Рут вслушивалась в эти «получили бы» и «превратился бы», произносимые мистером Форрестером. Ей вдруг показалось, что он где-то далеко от нее, словно море, в которое ее швырнули, уносит ее все дальше от людей. Она спросила:

— Есть еще что-то такое, что мне нужно знать, мистер Форрест?

Казалось, вопрос поверг Доминика Форреста в раздумье.

— Нужно? Да нет, я бы не сказал. С другой стороны, принимая во внимание реакцию детей Ги… Наверное, лучше приготовиться заранее.

— К чему?

Адвокат взял листок бумаги, лежавший у него на столе рядом с телефоном.

— Я получил сообщение от судебного бухгалтера. Помните, мне нужно было позвонить? В том числе я звонил и ему.

— И?

По тому, как Форрест глядел в листок, Рут видела, что он колеблется, — точно так же колебался ее доктор, собираясь с силами, чтобы сообщить дурную весть. Поэтому она успела подготовиться к тому, что услышит, хотя ей хотелось сорваться с места и бежать из комнаты вон.

— Рут, денег осталось очень мало. Едва наберется четверть миллиона фунтов. При нормальном положении вещей в этом нет ничего страшного. Но, учитывая, что начал он с двух миллионов… А ведь он был очень проницательным бизнесменом, я не знаю никого проницательнее его. Он всегда знал, когда, куда и как вкладывать деньги. На его счетах должно было быть куда больше денег, чем есть сейчас.

— Что же случилось…

— С остальными деньгами? — закончил Форрест. — Не знаю. Когда судебный бухгалтер представил свой отчет, я сказал ему, что в нем, должно быть, какая-то ошибка. Сейчас он разбирается, но, по его словам, дело совсем ясное.

— Что это значит?

— Очевидно, десять месяцев тому назад Ги продал значительную часть своих акций. Более чем на три с половиной миллиона фунтов.

— Чтобы положить в банк? Под проценты?

— Их там нет.

— Значит, он что-то купил?

— Никаких документов об этом нет.

— Тогда что же?

— Я не знаю. Я только десять минут назад обнаружил, что денег нет, и потому могу лишь сказать, что от них осталось — четверть миллиона фунтов стерлингов.

— Но как его адвокат, вы должны были знать…

— Рут, сегодня я потратил часть утра на то, чтобы сообщить его наследникам о причитающейся им сумме в семьсот тысяч фунтов, а может быть, и более. Поверьте мне, я и понятия не имел, что деньги куда-то ушли.

— Их мог кто-нибудь украсть?

— Не вижу как.

— Может быть, их растратил банкир или брокер?

— Опять же — как?

— А сам он мог их отдать?

— Мог. Да. Именно сейчас бухгалтер занимается тем, что ищет среди документов след пропавших денег. Логически самой подходящей кандидатурой для того, чтобы сбыть деньги на сторону, был бы его сын. Но в настоящее время? — Он пожал плечами. — Мы не знаем.

— Если Ги и отдал Адриану деньги, — сказала Рут скорее себе, чем адвокату, — то мне он ничего об этом не говорил. И Адриан тоже. А его мать ничего не знает. Маргарет, его мать, — обратилась она к адвокату, — ничего не знает.

— До тех пор пока мы не узнаем больше, будем считать, что все получают сильно урезанное наследство, — ответил мистер Форрест. — А вам следует подготовиться к тому, что у вас появится много врагов.

— Урезанное. Да. Об этом я не подумала.

— Так подумайте теперь, — сказал ей мистер Форрест. — При нынешнем положении вещей дети Ги наследуют чуть менее шестидесяти тысяч фунтов каждый, двое других — около восьмидесяти тысяч, в то время как вы владеете собственностью, которая стоит миллионы. Когда это откроется, на вас начнут давить со всех сторон, требуя исправить положение. Поэтому пока мы не разобрались во всем, советую вам ни на шаг не отступать от того, что нам известно о желаниях Ги касательно поместья.

— Неужели это еще не все? — прошептала Рут.

Форрест опустил на стол записку от бухгалтера.

— Поверьте мне, главные новости еще впереди, — сказал он.

Валери Даффи слушала длинные гудки в трубке и шептала:

— Возьми трубку, возьми трубку, ну возьми же трубку.

Но сигналы продолжались. Ей очень не хотелось их прерывать, но ничего другого не оставалось. В следующую секунду она убедила себя, что набрала не тот номер, и начала все сначала. Номер набран; гудки возобновились. И снова безрезультатно.