Идиоты. Бреннан убьет их раньше, чем они поймут, что он пришел в себя. Убьет их и спасет женщину, а потом найдет путь сбежать, даже если потребуется убить тысячу вампиров и этих головорезов. У людей было оружие. Бреннан знал, как его использовать. Вэн научил, несмотря на его нежелание. Сейчас же он был безумно, ликующе рад этому.

Бреннан сделал два шага, прошел в дверь клетки и уже почти добрался до головорезов, которые все еще его не заметили, когда мир — или просто тысячи лет потерянных эмоций — обрушился ему на голову, сминая, бросая на пол. Воспоминания нахлынули, переполнили его:

Тиернан, потерявшая сознание в его объятиях в Бостоне. Вернувшиеся чувства взмывали вверх, кружась вокруг него, как игривые волны.

Тиернан в комнате отеля. В лесу. В Атлантиде.

Тиернан, Тиернан, Тиернан, чьи смелость и несокрушимая вера в Бреннана помогли ему пережить постоянно возрастающие пытки стула и шлема.

Он вспомнил ее. Бреннану захотелось кричать и танцевать от радости, но охранники обернулись и увидели его, и, в любом случае, радость обернулась отчаянием, так как было слишком поздно.

Слишком. Поздно.

Потому что слова проклятия били в его голове погребальный звон:

ТЫ ТАКЖЕ БУДЕШЬ ОБРЕЧЁН ЗАБЫВАТЬ СВОЮ ВОЗЛЮБЛЕННУЮ КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА ОНА БУДЕТ ИСЧЕЗАТЬ ИЗ ПОЛЯ ЗРЕНИЯ. ТОЛЬКО КОГДА ОНА УМРЁТ — ЕЁ СЕРДЦЕ ОСТАНОВИТСЯ И ДУША ОТЛЕТИТ — ПАМЯТЬ О НЕЙ ПОЛНОСТЬЮ ВОЗВРАТИТСЯ К ТЕБЕ, ЧТОБЫ ДО КОНЦА СВОИХ ДНЕЙ ТЫ РАСКАИВАЛСЯ, ЧТО НАВЛЁК БЕСЧЕСТЬЕ НА ВОИНОВ ПОСЕЙДОНА.

Бреннан помнил ее. Полностью, как предопределил Посейдон. Это могло означать только одно. Он запрокинул голову и издал вопль, такой громкий и долгий, что чуть не прослушал, как охранники бросились к своим дружкам, стоящим в дверях. Боль разрывала внутренности, раскалывая его на части, опустошая.

— Разве Бреннан не мертв? Я сказал женщине, что он мертв, как мне передал ученый, и она прекратила борьбу. Они убили ее, — сказал мужчина, голос его был хриплым от страха или от волнения. — Женщина. Трейси Баум. Они использовали слишком большой заряд электричества, и она умерла.

Бреннан хотел умереть. Он был готов умолять о смерти, только чтобы последовать за ней в следующую жизнь.

«Скоро, Тиернан», — поклялся он.

Но сначала он убьет их всех.

Берсеркская ярость разгорелась в нем, но в этот раз вместо того, чтоб пытаться взять ее под контроль, Бреннан лишь раздувал пламя. Перегрузка чувств вызвала еще одно воспоминание, и он упал на колени, ссутулился и вытащил пузырек Аларика из кармана. Воин забыл о нем, когда забыл о своей женщине.

Сейчас он будет помнить и убедится, что никто из тех, кто имел хоть какое-то отношение к Тиернан, никогда ее не забудет. Бреннан опустошил маленькую бутылочку, чувствуя, как энергия льется по телу, словно бутилированный свет звезд — если бы свет звезд смешали с реактивным топливом и магией.

— Сейчас, — прорычал он, вскакивая на ноги. — Сейчас вы все заплатите.

Бреннан собрался с силами, и само его тело стало громоотводом для энергии, звездного света и чистой разрушительной силы воина Посейдона, у которого не осталось ничего, ради чего стоит жить.

Они убили его женщину. Они почувствуют на себе его ярость.

Воин бросил в них воду в форме цунами, или так он по крайней мере намеревался поступить, но вместо этого молния выстрелила из пальцев, пронеслась по комнате, двигаясь зигзагообразно, опустошая все на своем пути. От нее взорвались железные прутья клеток, превращая их в безумные скульптуры из искореженного металла, а от людей оставались лишь кучки сломанных костей и остатки плоти на полу.

Электричество в комнате бешено искрило, пытаясь заземлиться, но Бреннан не дал ему рассеяться, он впитал его в себя и почувствовал, как энергия струится в нем. Когда каждая клеточка тела вспыхнула, как сверхновая звезда, Бреннан устремился к двери в лабораторию.

Литтон умрет первым.

Бреннан бежал по коридору, молния сверкала на кончиках его пальцев, а жажда убить — в глазах. Ничто не имело значения — и больше ничто никогда не будет иметь значения — кроме единственной необходимости: убить их.

Убить их всех.

Воин ворвался в дверь лаборатории и увидел бледное неподвижное тело своей любимой. Жестокий посланник смерти уже побывал здесь и ушел, собрав дань. Теплящаяся в маленьком холодном уголке сердца надежда — несмотря на слова охранника, несмотря на проклятие — съежилась и умерла в груди Бреннана.

На него напали четверо: двое ученых в белых халатах, охранник с ружьем наготове и еще один с оскаленными клыками. Бреннан ни на секунду не притормозил. Он ударил их взрывной волной темной энергии: молния, которую направляли в его мозг столько раз, стала частью его самого. Воин Посейдона нес смерть и отчаяние на крыльях кипящей сияющей энергии — и они умерли.

Они все умерли. Сгорели люди, и вампир из пламени обратился в пепел на полу.

Это было прекрасно.

Но Тиернан, его Тиернан, его истинная возлюбленная. Она по-прежнему лежала молча и неподвижно, невидящие глаза уставились в потолок, а на бледном мертвом лице губы сложились в подобие улыбки.

Бреннан прижался своими губами к ее и пытался дышать за девушку — вдох и выдох, раз за разом, но безжизненное тело никак не реагировало, хотя кожа по-прежнему оставалась теплой. Он пытался, отчаянно надеясь на какой-то отклик — все что угодно — но тщетно.

Мужчина, наконец, выпрямился, и им полностью завладело ужасное осознание произошедшего.

Она мертва.

— Я не виноват, — раздался хныкающий голос из угла. — Черт бы побрал Смитти, который куда-то запропастился! Он мне нужен здесь, сейчас. Я не виноват.

Литтон.

— Ты умрешь за это, — сказал Бреннан и не узнал собственный голос. Молния поглотила воина, разъела душу, и энергия струилась сквозь него, пока голос не наполнился раскатами грома и штормовых ветров.

Он больше не был Бреннаном — теперь он стал вызванным штормом цунами и выпустит на волю такое разрушение, которого мир еще никогда не видывал.

— Кто еще? — потребовал ответа он.

— Что? — Литтон осторожно отходил от него, но Бреннан направил палец в его сторону, выстрелив молнией. Компьютеры и приборы возле Литтона взорвались, обломки дождем сыпались вокруг и на чудовище, убившее Тиернан.

Литтон упал на пол, крича и истекая кровью, но Бреннан не испытывал никакой жалости. Молния уничтожила в нем жалость, поглотила ее, оставив лишь смерть и месть.

— Кто еще знает, как использовать эти машины? Кому еще известно искусство порабощения? — спросил Бреннан. Пусть он скоро умрет — в ближайшие минуты, если боги будут милостивы, но исполнит желания Тиернан в качестве прощального дара ей. Отомстит за нее, за Сюзанну и малыша и, возможно, до некоторой степени искупит свою вину за ребенка, которого не смог спасти.

— Никто, — произнес Литтон. — Я никому не позволял знать все мои секреты. Они бы их украли. — Торжествующая радость осветила лицо чудовища. — Так что вы не можете меня убить. Вы нуждаетесь во мне, если хотите знать, как все работает. — Литтон заговорил визгливо и вкрадчиво. — Мы можем работать вместе. Вся власть может стать вашей.

Бреннан улыбнулся сурово и жутко, и Литтон вздрогнул, съеживаясь в углу.

— Ты абсолютно неверно трактуешь мои намерения, — сказал Бреннан. — Никто не должен обладать подобным знанием. Теперь я встречусь с Тиернан в другом мире удовлетворенный тем, что отвратительный эксперимент умер с тобой.

Литтон закричал, пытаясь отползти, и Бреннан почувствовал минутную жалость. В его ушах звучали слова Тиернан. Достаточно смертей. Достаточно убийств. Литтона отдадут под суд, и он будет страдать в тюрьме многие годы. Нуждаясь только в том, чтобы добраться до Тиернан, обнять ее в последний раз, воин отвернулся и подошел к стулу. Он нежно дотронулся до родного лица, которое все еще было теплым, но очень бледным.

— Я всегда буду любить тебя, mi amara, всю жизнь и после, — прошептал он.