Голос Литтона, слегка металлический, сопровождал видеозапись, описывая, как методом проб и ошибок им удалось добиться успешного завершения их опытов над людьми. В фокусе записи были двое пациентов, мужчина и женщина, и на первых порах результаты были довольно безобидными. Пациенты были показаны во время процедуры, на которой их привязали к стулу, а к их телам подсоединили множество электродов. На их головы были надеты металлические шлемы с торчащими из них шишками и антеннами, точно из научной фантастики, которую так любили Вэн и Райли, и ученые нанесли по ним серию ударов электрическим током.

Тиернан так плотно сжала руками подлокотники стула, что ее костяшки побелели, как и ее лицо.

— Это…это процедура активации?

Литтон кивнул, не отводя жадного взгляда от экрана.

— Да. В зависимости от уровня естественной сопротивляемости, который меняется от пациента к пациенту, процедуру порой необходимо провести повторно несколько раз.

Один из испытуемых на видеозаписи — женщина — закричала, выгнула тело, затем откинулась на спинку стула. Бреннан увидел слезы в уголках ее глаз, и ему захотелось ударить по чему-нибудь.

Ударить кого-нибудь.

А его главный кандидат имел наглость издать смешок.

— Иногда они испытывают небольшой дискомфорт, — все еще хихикая, сказал Литтон. — Но когда все заканчивается, они уже этого не помнят.

— Вы можете воздействовать и на память? — спросил Бреннан, мысленно готовясь к самому худшему.

— Не совсем. Что-то во время процедуры вызывает некие пробелы в памяти, которые, впрочем, касаются лишь событий, произошедших непосредственно до проведения самой процедуры. Мы считаем, что таковы негативные последствия данной операции.

— Что — правда? Вот дела! — отрезала Тиернан.

Литтон нахмурился.

— Великие научные достижения и научный прогресс требуют некоторых жертв, мисс Баум.

— Чем же пожертвовали вы? — бросила она в ответ.

— Мне пришлось отказаться от высокого профессорского звания в одном очень уважаемом университете, чтобы основать этот институт, — рявкнул он, затем продолжил с чувством собственного достоинства:

— Прошу прощения, мистер Бреннан. Обычно людям, далеким от научной деятельности, трудно понять, сколько усердия и преданности делу она требует. Поскольку вы ранее так активно участвовали в исследованиях, я уверен, вы меня поймете.

— Разумеется, — ответил Бреннан. Он схватил руку Тиернан под столом и сжал ее в знак предупреждения. У них до сих пор не было никаких реальных доказательств того, что происходило в институте. И все же ее учащенное дыхание свидетельствовало о том, что она достигла точки кипения.

— Пожалуйста, продолжайте, — попросил он Литтона.

Видео продолжилось спокойными сценами, в которых люди выполняли простые задания и делали различные трюки с физической ловкостью, которой до процедуры не обладали. Они наблюдали, как пациенты жонглировали, балансировали на гимнастическом бревне и взбирались на каменную стену.

— Этой женщине дана была установка считать себя профессиональной скрипачкой, — сказал Литтон, когда картинка на экране сменилась, чтобы показать испытуемую играющей на скрипке с выражением мечтательного блаженства на лице.

— Это прекрасно, но… противоестественно, — прошептала Тиернан.

И она была права. Музыкальное исполнение этой женщины было технически безупречным, но удивительно бездушным, как и выражение ее глаз, когда камера снимала крупным планом.

— Только подумайте о том, насколько этот новоприобретенный талант улучшил ее жизнь. Просто великолепно. Я так понимаю, это Бах, — заметил Литтон. — Представьте себе, сколько музыки нам удалось привнести в этот мир.

— Где она сейчас? — поинтересовалась Тиернан. — Отправилась в концертное турне?

Впервые Литтон показался смущенным.

— Нет. У нее… эхм… у нее возникли некоторые осложнения.

— Какие конкретно осложнения вы имеете в виду? — спросил Бреннан.

Поначалу он полагал, что Литтон не ответит. Ученый плотно сжал губы и уставился на них. Но потом он слегка пожал плечами.

— Она стала одержимой: не хотела ни есть, ни спать, и даже не останавливалась, чтобы попить воды. Она ни на минуту не выпускала из рук скрипку и становилась крайне агрессивной, когда ее пытались у нее отнять.

— Где она сейчас? — повторила Тиернан, отчеканивая каждое слово.

Литтон опалил ее взглядом, и в этот момент ярость, ударившая Бреннану в голову, безумной дробью застучала в висках, почти заглушая ответ ученого.

— Она мертва, — выдавил из себя Литтон. — Понимаете, она непрерывно играла на скрипке. И пока она голодала, ее организм обезвоживался. Она довела себя этой игрой до смерти.

Бреннан всматривался в каждого из присутствующих за столом мужчин и женщин в поисках какой-либо реакции на эту новость, которая, безусловно, им была уже известна. Некоторые смутились и пристыжено опустили головы с выражением боли на лице. Другие остались безразличными или даже откровенно скучали. Несколько человек улыбались, будто все это было лишь презабавной шуткой.

Бреннан очень надеялся, что именно эти несколько людишек попытаются встать на его пути, когда они будут уходить.

Тиернан так сильно сжала свою руку, покоящуюся на бедре Бреннана и накрытую его ладонью, что ее ногти впились в его кожу. Ее терпению приходил конец, и ему необходимо было увести ее отсюда, хотела она этого или нет.

Литтон, очевидно находясь в полном неведении от того, какой эффект производила на них эта видеозапись, повернулся к экрану, и картинка снова изменилась.

— Ага! Вот мы и дошли до интересной части исследований, — заявил он. — Про оборотней. Результаты получились неоднозначными из-за различий в структуре мозга между оборотнями и людьми.

— Оборотни и есть люди, — поправил его Бреннан. — Вы, безусловно, знаете это?

Литтон развернулся и вперился взглядом в Бреннана.

— Они животные. Мутанты. Почти ничего человеческого в них нет. Хорошие лабораторные крысы, и на этом все.

Тиернан перевела дыхание и из самых глубин души испустила вздох мучительной боли.

— Они люди, ты… ты…

Литтон проигнорировал ее и снова развернулся к экрану, на котором была показана со спины женщина, одетая в больничный халат и чепец, которой помогали пересечь комнату. Она спотыкалась и определенно выглядела больной или раненой.

— Взгляните на это, и, я уверен, вы измените свое мнение на этот счет. Это оборотень-лиса — испытуемая 12А из Бостона. Ее сопротивляемость к активации оказалось самой высокой среди всех, с которыми мы сталкивались, и нам пришлось неоднократно повторять процедуру более недели. Как бы там ни было, она, наконец, сдалась. К сожалению, ее мозг отверг активацию, когда она вернулась к обычной жизни, и, думаю, была убита полицией.

Он говорил все это абсолютно спокойным, равнодушным тоном, словно они обсуждали погоду.

— Бостон, — повторила Тиернан. — Вы сказали, она из Бостона?

Уровень тревоги Бреннана за Тиернан побил все свои рекорды. Ему не следовало позволять ей идти сюда. Литтон оказался совершенно безумным, опасно безумным.

Люди на видеозаписи сменили свое положение, и в поле зрения впервые появилось лицо женщины. Тиернан ахнула от изумления и впилась пальцами в ногу Бреннана.

— Это же Сюзанна, — прошептала она, — Это Сюзанна. Вот и все доказательства, которые требовались. Надо достать эту запись и убраться отсюда к чертовой матери.

На экране один из ученых — Бреннан узнал его в одном из мужчин, сидящем на противоположной стороне стола — надел на Сюзанну шлем. Еще до того, как он присоединил к ее телу все провода, она начала кричать.

Тиернан так резко вскочила со стула, что опрокинула его.

— Ах ты, злобный сукин сын! Ты заплатишь за то, что причинил ей боль.

Бреннан вскочил рядом с ней, одновременно доставая кинжалы из потайных ножен.

— А вот это уже моя реплика.

— Мы вызовем полицию, и вы все отправитесь за решетку надолго, — заявила Тиернан.