Этот монстр по имени Питер Хиллстед оставил за собой сплошные руины. Дон Роулингс. Я. Бонни. Он раскрошил наши надежды, как кусок хлеба, и скормил эти крошки скользким тварям, ползающим в темноте. Он насытился нашей болью подобно вурдалаку.

Он не олицетворяет все зло мира, я понимаю. Но сейчас он для меня — источник зла. Он — мои страдания, крики Мэтта, удивленный взгляд Алексы перед смертью от пули, посланной мной. Он — погибшие ребятишки, которых Дон Роулингс видит во сне, он — смерть моей подруги детства, он — реанимационная палата, где лежит Келли, и он — унылое существование женщины, родившей его.

— Где вы? — шепчу я.

Я опять слышу, как он улыбается.

— Задело, верно? Отлично. — Он делает паузу. — То было ваше последнее испытание, Смоуки. Если вы смогли пережить Сэндса, значит, вы мой Абберлайн. — Голос у него почти ласковый.

Мечтательный.

— Где вы? — повторяю я.

Он смеется:

— Я скажу вам, где я, но сначала я должен вас кое-чем порадовать. Передайте привет агенту Барретт.

Я слышу, как телефонная трубка прижимается к чьему-то уху.

— С-смоуки?

Я подскакиваю, как будто получила электрический заряд.

Элайна. Все происходило так быстро. Кинана и Шантца никем не заменили. Я кляну себя: «Дура, дура, дура!»

— Она тут, со мной, Смоуки. И с ней кое-кто помладше. Тот, кто не может говорить по телефону, потому что… Не может она сейчас говорить, вот и все. — Он смеется. — Как насчет дежа-вю?

Я тону. Мне нечем дышать. Время движется в унисон с моим сердцебиением. Я чувствую не страх, я ощущаю ужас. Душераздирающий, истеричный, животный ужас. Я удивляюсь, слыша свой спокойный голос.

— Где вы, Питер? Только скажите, и я приеду к вам. — Я не прошу его не причинять вреда Элайне и Бонни. Тем более что все равно не поверю в его обещание.

— Правила будут такими, Смоуки. Я в своем доме. Элайна голая, она привязана к моей кровати. Малышка Бонни в моих объятиях. Знакомая картинка? Если вы не будете здесь через двадцать пять минут, я убью Элайну, и Бонни увидит знакомую картинку. Если я увижу полицию или кого-нибудь из СВАТа, или даже заподозрю, что они где-то рядом, я убью их обеих. Вы можете прихватить свою команду, но никого больше, это между вами и мной. Вы понимаете?

— Да.

— Прекрасно. Тогда время пошло.

Он отключается.

— Что, черт побери, происходит? — спрашивает Алан.

Я не отвечаю. Смотрю на Алана. Он весь напряжен, он наготове. Алан всегда наготове. Особенно если надо помочь другу. Я слышу собственное дыхание: вдох-выдох, вдох-выдох.

На меня нисходит вселенское спокойствие. Я нахожусь на пляже, прижимаю к уху раковину. Слышу далекий рокот. Интересно, это шок?

Я так не думаю. Я вообще ни о чем не думаю. Я имею дело с Хиллстедом, который добивается всего, к чему стремится. С Хиллстедом, готовым убить не задумываясь, без сожаления и угрызений совести. Для него убить — все равно что для меня выдернуть сорняк.

Я кладу руки на плечи Алана, смотрю ему в лицо:

— Послушай меня, Алан. Я должна тебе кое-что сказать, и я хочу, чтобы ты это услышал. Я хочу, чтобы ты держал себя в руках. Я обо всем позабочусь.

Он молчит. В его глазах беспокойство и догадка.

— Он захватил Элайну и Бонни, — говорю я.

Я ощущаю, как сжимаются его мускулы, как вздрагивает все его большое тело. Он ни на секунду не отводит от меня взгляда.

— Он захватил их и теперь вызывает меня, так что мы сейчас поедем туда, где он их держит. Когда мы туда приедем, мы освободим их и убьем его, чего бы это ни стоило. — Я крепко сжимаю его плечи. — Ты меня понял? Я обо всем позабочусь.

Он не отрывает от меня взгляда. Джеймс сидит тихо и ждет.

— Он будет пытаться выбраться и забрать их с собой, — говорит Алан.

Я киваю:

— Знаю. По-видимому, мне нужно его опередить.

Алан берет меня за руки. Бог мой, ну и огромные же у него руки! Но пожатие мягкое.

— Опереди его, Смоуки. — Голос у него срывается.

Он опускает мои руки и отходит в сторону. Вытаскивает пистолет, проверяет обойму и направляется к машине.

— Пошли, — говорит он.

Гнется, но не ломается.

«Но мы-то сломаем? — спрашивает дракон. — Мы похрустим костями?»

Вопросы риторические, я не отвечаю.

По пути я звоню Томми.

— Ты все еще ездишь за мной? — спрашиваю я.

— Да.

— Ситуация изменилась. — Я рассказываю ему о телефонном разговоре с Хиллстедом.

— Что ты хочешь, чтобы я делал?

— Я хочу, чтобы ты поехал по его адресу и последил за его домом. Если увидишь, что он вышел из дома один, значит, он обошел нас.

— И?..

— Если такое произойдет, прикончи его.

Длинная пауза, затем Томми отвечает обычным тоном:

— Понял.

— Спасибо, Томми.

— Эй, Смоуки, постарайся не нарваться на пулю. — Он несколько мгновений молчит. — Мне бы все же хотелось узнать, приведет ли это куда-нибудь. — Он отключается.

Мы останавливаемся на подъездной дорожке. Все выглядит мирно. Тихо и спокойно, обычный пригород. Когда я выключаю двигатель, звонит мой сотовый.

— Барретт.

— Вы уложились в отведенное время, Смоуки. Я так горд! Теперь позвольте сообщить вам, как мы все устроим. Вы войдете через парадную дверь. Ваши друзья останутся снаружи. Если произойдет что-то, кроме этих двух вещей, я убью Элайну и малышку Бонни. Ясно?

— Ясно.

— Ну, так входите, входите!

Он отключается. Я вытаскиваю пистолет, проверяю обойму и позволяю пистолету поудобнее устроиться в моей руке. Гладкая черная стальная птица смерти.

— Я вхожу, вы остаетесь здесь. Таковы его требования.

— Не желаю слушать это дерьмо, — заявляет Алан. В голосе слышится отчаяние.

Я смотрю на него. Внимательно.

— Я обо всем позабочусь, Алан. — Я позволяю ему увидеть дракона, услышать его. Показываю ему пистолет. — Я не промахнусь.

Он смотрит на пистолет. Облизывает губы. На его лице одновременно и скорбь, и беспомощность. Но он сглатывает и кивает. Я бросаю взгляд на Джеймса. Он тоже кивает.

Что еще сказать? Я поворачиваюсь и, держа в руке пистолет, иду к дому Хиллстеда. Кладу руку на ручку и поворачиваю ее. Сердце бешено стучит, кровь стремительно бежит по жилам. Я и возбуждена, и напугана. Я вхожу в дом и закрываю за собой дверь.

— Поднимайтесь наверх, Смоуки, дорогуша, — слышу я голос Хиллстеда, доносящийся со второго этажа.

Я медленно иду по лестнице. По спине стекает пот. Я уже наверху.

— Сюда, агент Барретт.

Я поднимаю пистолет и вхожу в спальню. То, что я вижу, действует на меня так, как он и задумал: я замираю на месте от страха.

Элайна привязана к кровати. Она голая, руки и ноги стянуты веревкой. Меня начинает тошнить, когда я замечаю, что он уже поработал ножом. Нарисовал клетки для игры в крестики и нолики у нее на животе. Сделал надрез над грудью. Я смотрю ей в глаза и с облегчением вижу: хотя она и в ужасе, но держится. Это означает, что Хиллстед еще не сломал ее.

Питер сидит около кровати в мягком кресле с Бонни на коленях. Он держит нож у ее яремной вены. Она тоже держится, но в ее глазах я вижу кое-что еще, чего нет у Элайны: ненависть. Если бы она могла, она убила бы человека, который убил ее мать.

— Дежа-вю, не так ли, агент Барретт? Как вы могли заметить, до лица Элайны я еще не добрался. — Он хихикает. — Я подумал, что стоит привнести в эту сцену кое-что из вашей боли и психоза. Здесь мы тоже уничтожаем нечто красивое, покрываем шрамами, уродуем. И наконец, здесь у нас есть ваша дочь Алекса, человек-щит.

Я поднимаю пистолет, но он прячется за головой Бонни. Нож прижимается к горлу крепче, и появляется капля крови.

— Давайте не будем торопиться, — говорит он. — Я и для вас приготовил кресло. Садитесь. Как говорится, дайте отдых ногам. — Он выглядывает из-за Бонни и улыбается: — Как в добрые старые времена.

«Похрусти его костями!» — рычит дракон.