— Ладно, перестань, — отрезала она и сунула ему в руки фотоснимок. — Лучше скажи, что это.
Он посмотрел на фотографию, потом на Аллегру, и рот его приоткрылся в изумлении.
— Она подлинная? — спросил он внезапно охрипшим голосом.
— Что это? — повторил вопрос Том.
— Похоже на греческую, — предположила Аллегра. — Я подумала, пентеликонский мрамор.
— Греческая — да, но это не мрамор. — Аурелио восхищенно качал головой глядя ей в глаза. — Это слоновая кость.
— Слоновая кость?! — воскликнула Аллегра. Теперь, когда он объяснил, это казалось таким очевидным. Очевидным и в то же время невозможным.
— Это маска с хрисоэлефантинной статуи, — продолжал объяснять Аурелио. — Скорее всего бога Аполлона. Датировать можно примерно четырехсотыми — пятисотыми годами до нашей эры. — Он помолчал, потом опять спросил: — А ты уверена, что она подлинная?
— Хрисоэлефантинная техника в Древней Греции предполагала сочетание золота со слоновой костью, — по-английски объяснила Аллегра Тому, заметив недоумение на его лице. — Такие статуи изготавливались на деревянной основе; открытые части тела покрывались пластинами из слоновой кости, а платье, волосы и доспехи — тончайшим золотым листом.
— И это что, редкость?
— Это чудо! — воскликнул Аурелио, словно забыв об их присутствии. — Таких статуй в Риме насчитывалось семьдесят четыре штуки, но все они исчезли после разграбления города варварами в четыреста десятом году нашей эры. Из оставшихся известны только два пострадавших от пожара образца, найденных в Греции, и фрагмент, хранящийся в ватиканском музее. Но находок такого размера и такого превосходно сохранившегося качества до сих пор не было обнаружено.
Все трое с тревогой посмотрели на дверь, которую кто-то шумно подергал за ручку с другой стороны.
— Нам пора, — сказал Том, забирая фотографию у профессора. — Частная половина здания еще вряд ли под наблюдением, так что мы можем уйти тем же путем, каким пришли.
— Постойте! — окликнул их Аурелио. — А вы не хотите узнать, чьей работы эта вещь?
— А ты можешь сказать прямо по фотографии? — Аллегра нахмурилась, озадаченная странными нотками в его голосе.
За дверью раздался короткий приглушенный крик, за которым последовали кулачные удары.
— Ну, по фотографии, конечно, определю не точно. Надо бы видеть саму вещь, — признался он. — Но могу предположить… Дело в том, что в наши дни известен только один скульптор той эпохи, способный создать произведение такого качества. Он же автор статуи Афины в Парфеноне и статуи Зевса в Олимпии, причисленной к Семи чудесам света.
— Фидий? — догадалась Аллегра, и от волнения у нее даже во рту пересохло. Теперь ей стало понятно, почему так побледнел Аурелио в тот момент, когда взял в руки фотографию.
— Конечно. А кто же еще? Теперь ты понимаешь, Аллегра, что это настоящее чудо?
— Пошли! — повторил Том, хватая Аллегру за руку, потому что дверь уже трясли с силой. Но Аллегра выдернула руку, намереваясь услышать ответ на еще один важный для нее вопрос.
— Почему ты сделал это, Аурелио? — спросила она. — У Галло на тебя что-то имелось?
— У Галло? Да я его имени до вчерашнего дня не слышал! — возмутился он.
— Тогда кому ты докладывал по телефону?
Наступиладолгая пауза; губы у Аурелио дрожали, словно не желая пропустить слова наружу.
— Это лига.
— Делийская лига? — воскликнула Аллегра, не веря своим ушам. Она даже не знала, что хуже — сотрудничество Аурелио с Галло, как она считала поначалу, или с этой жуткой лигой.
— Они уверяли, что не причинят тебе вреда. Сказали, что хотят только расспросить — узнать, что тебе известно, — оправдывался он. — Я хотел тебе признаться. Давно хотел. А когда ты рассказала мне про эти свинцовые диски и про убийства… Я пытался надоумить тебя, подсказать правильное направление, но испугался…
Шум за дверью неожиданно прекратился.
— Они вернутся с ключом. Пошли! — сказал Том.
Но Аллегра, не обращая на него внимания, продолжала:
— Ты должен был довериться мне! Я могла тебе помочь.
— Поздно. Двадцать, даже тридцать лет прошло, и все эти годы они тщательно записывали все, что я для них делал. Приписки, липовая оценка, подложные родословные. Мне нужны были деньги. Ты-то хоть понимаешь? Нужны были деньги на финансирование моих исследований. А кто бы еще мне заплатил? Университет? Государство? Ха!..
— Кто эти люди? — напирала Аллегра. — Назови мне имена.
— Т… там был один дилер, с которым я встречался несколько раз, — пролепетал Аурелио. — Американец по фамилии Фолкс, прилетал сюда из Женевы. Он состоит в лиге, в этом я уверен. Но всех остальных я слышал только по телефону. Поверь мне, Аллегра, я много раз хотел отвязаться от них, выйти из дела, но с годами только больше понимал, как трудно все это бросить.
— Бросить что?
— О, ты просто не понимаешь. Ты еще слишком молода. — Аурелио беспомощно всплеснул руками. — Ты просто не знаешь, что такое быть старым, не знаешь, каково заходиться в одышке, завязывая шнурки, и испытывать болезненные ощущения при каждом мочеиспускании.
— А какое отношение это имеет к…
— Мои книги, мои исследования — над чем я работал всю жизнь… Все это превратилось бы в пыль, если бы они обнародовали мою причастность к их деяниям.
— Твои книги? Книги! Ха!.. — У Аллегры вырвался горестный смешок.
— Как ты не понимаешь? — В голосе его слышалась мольба. — У меня же не было, выбора! Репутация — это все, что у меня осталось!
— Нет, — сказала она с горькой усмешкой. — У тебя еще была я.
Глава 44
Кэ дю Монблан, Женева, 19 марта, 11:16
В то утро в походке Эрла Фолкса замечалась пружинящая легкость, хотя на сердце остался небольшой налет горечи после морализаторской отповеди Дины Кэрролл. Сучка неблагодарная! Наговорила ему таких гадостей. И это после всего, что он сделал для них за долгие годы!.. По правде сказать, хорошенько поразмыслив, Фолкс был даже рад, что она дала ему от ворот поворот. От полу-дохлого Кляйна какой теперь прок? А раз так, то зачем рассыпаться перед ней в любезностях? Проще обратиться к кому-нибудь другому.
К тому же в его делах даже малая доля риска недопустима. А дела, кстати сказать, шли хорошо. Даже лучше, чем он ожидал. Его курьер успешно проскочил границу на озере Лугано, и теперь был где-то на пути к Фрипорту. Правда, в Риме события развивались более стремительно и более драматично, чем он мог предполагать. Но в этом-то и заключается прелесть итальяшек — они же, как проспиртованная бумага, готовы воспламениться от малейшей искры.
Был, конечно, еще неприятный эпизод с куросом в Музее Гетти, но на данный момент страсти, похоже, улеглись. Увидев на фото маску слоновой кости, Верити быстренько смекнула, какой куш сулит это дело, и тут же плюнула на споры вокруг статуи. Завтра к обеду она должна прибыть из Мадрида сюда.
А пока ему есть чем заняться. Нужно подготовиться к аукциону — проверить лоты, утвердить комиссионные ставки… Его машина подъехала наконец к зданию торгов «Сотбис». Фолкс подождал, пока водитель выйдет и распахнет дверцу, но потом жестом отмахнулся от него, когда в кармане зазвонил телефон. Какой-то незнакомый американский номер. Он решил взять трубку.
— Фолкс.
— Это Кицман, — раздался голос в трубке.
— Мистер Кицман… — Фолкс глянул на часы — классический «Бушерон» с рифленым стальным корпусом. — Спасибо, что перезвонили. Я и не ожидал услышать вас в столь поздний час.
— У меня же игорный бизнес, так что для меня это даже рано, — послышался ответ на другом конце.
— Мистер Кицман, я не знаю, известно ли вам…
— Да, мне известно, кто вы, — последовал предельно краткий ответ. — Личный друг Авнера Кляйна. Он говорил мне о вас.
— А мне о вас, — оживился Фолкс, подпустив в голос мурлыкающих ноток. — Очень лестно о вас отзывался. Сказал, что вы блестящий коллекционер, тонкий знаток своего дела.