Клуб был полон — в основном мужчины за столами и на помостах. Женщины — только официантки и танцовщицы.

Эдуард повел меня через толпу. В образ полупьяного бойфренда, который привел девушку в стрип-клуб, он вошел сразу, будто выключателем щелкнул. Такой отличный рубаха-парень, пришедший отлично повеселиться. Лучшее, на что я была способна — скрывать, что мне тут не слишком уютно, и стараться, чтобы никто не налетел на пистолет у меня в руке. Хотя никто и не заметил пистолетов после того, как мы вышли из дверей, или все делали вид, что не замечают. Но черный пистолет на фоне черных джинсов в темном клубе действительно не очень выделяется.

Я все еще старалась держать дверь в поле периферийного зрения, хотя наверняка знала, Что ни Макс, ни Вивиана в самом клубе разборку не устроят. Они грязное белье на людях не ворошат.

Что это она спрашивала о моих снах?

Я отодвинула это мысль подальше, попыталась заодно избавиться от ощущения зуда между лопатками. Мне хотелось броситься к дальней двери, но мы играли спектакль, и я делала вид, что помогаю своему набравшемуся бойфренду пробираться через толпу. Хотя я знала, что Эдуард держит все под наблюдением, и эту игру прервет в мгновение ока.

Из ниоткуда высунулась рука, захотела полапать меня за грудь. Я перехватила ее и вывернула, не успев подумать,

— Эй! — сказал ее владелец, и на лице его было расслабленное недоумение очень пьяного человека.

Эдуард наклонился надо мной, пьяно осклабясь:

— Моя! — рявкнул он.

— Да чего, друг, базара нет, — ответил пьяный, будто это Эдуард защитил мою честь, а не я сама. Может, если бы я его застрелила, он бы еще посмотрел на меня как на личность, но за попытку лапать это было бы, пожалуй, слишком серьезное отмщение. Но разозлила меня не попытка, а убеждение, что женщины вообще не люди. Для большинства посетителей этого клуба это так. Я видела, как посетительницы в «Запретном плоде» относятся к стриптизерам: тоже как к существам второго сорта. Иначе бы они не могли себя так вести в клубе, как ведут. Одна из причин, по которым мне никогда ни с кем из них не было просто: даже до того, как я стала встречаться со стриптизером, я не забывала, что каждый из них — настоящий.

Мы остановились в закутке между баром и лавочкой сувениров и купили мне футболку. Она была белая, извитыми буквами поперек груди шла надпись «Триксиз», но это лучше, чем черная с голой девицей, держащей в руке стакан «мартини».

— Отлично подходит.

Это сказала танцовщица, одетая в короткий халатик и… и больше ни во что, как стало видно, когда он распахнулся. У нее было открытое симпатичное лицо и русые волосы, и была она очень похожа на идеальную возлюбленную из бесплодных мечтаний старшеклассника.

— Спасибо, — ответила я.

Если футболка натянулась еще хоть чуть-чуть, она бы лопнула, как штаны Невероятного Халка.

Она подошла ближе, погладила меня по боку — не то чтобы тронув грудь, но почти.

— Вылезай на сцену, я тебе приватный танец бесплатно станцую.

И она улыбнулась так, чтобы показать и невинную дружбу, и обещание чего-то порочного, укрывшегося в ямочках улыбки и в арахисовых глазах.

Эдуард притянул меня к себе излишне размашистым движением и улыбнулся ей в ответ:

— Извини, пора нам. Но в другой раз обязательно.

Она ему улыбнулась тоже, и улыбка эта была светлой, красивой и пустой, как электрическая лампочка. У меня у самой есть такая улыбка для трудных клиентов. Девушка переключилась на Эдуарда, закинув руку так далеко, как только позволял рюкзак.

— Обещаешь?

— А то, — ответил он и засмеялся.

Танцовщица придвинулась ближе:

— Спросите Брайанну, я ту шесть вечеров в неделю работаю после шести.

— Запомню, — кивнула я.

Эдуард повлек меня к выходу, и пальцы Брайанны проползли по моей руке от плеча до кисти. Мы вышли, и Эдуард еще полквартала изображал пьяного. Потом выпрямился, и мы пошли нормально.

— Я знаю, что к тебе тянутся оборотни и нежить, но она ведь человек. Что это вообще все значит?

— Нырнем в какой-нибудь темный переулок, отдашь мое оружие. Я тебе сразу все объясню.

Мы так и сделали — в этой части города полно темных переулков. Эдуард передал мне первый слой кобур, и началось вооружение.

— Если тебе удастся развести девушку-посетительницу, чтобы она сняла с себя что-нибудь, посетителям это нравится. И можешь много денег заработать.

— Фантазии старой лесбиянки, — заметил он.

— Ага.

Я надела кобуру «браунинга» с дополнительной обоймой, большой нож вдоль хребта занял свое место. Потом рюкзак — затянуть, чтобы не ерзал.

— Кажется, ты ей понравилась больше меня.

— Ты тоже заметил. — «МП-5» вылез из рюкзака, куда не полностью вмещался, и я затянула вокруг себя лямку. — Я это видала у танцоров. Даже самые гетеросексуальные из них иногда очень не любят, как ведут себя посетительницы. Наверное, то же самое у танцовщиц с посетителями. Неприятный опыт может тебя слегка развернуть к бисексуальности.

— Интересно. И к кому-нибудь из мужчин твоей жизни это тоже относится?

— Я думаю, что сексуальность мужчин моей жизни установилась до того, как кто-то из них пошел работать в стриптиз. Кроме того, танцуют только Натэниел и Джейсон, а Джейсон — просто наш приятель, который иногда с нами спит.

— А Жан-Клод?

— Он больше не танцует стриптиз.

— Он выходит на сцену, Анита. Я видел, как он предлагал поцелуи за деньги.

Это был достаточно недавний номер, и вопрос заставил меня посмотреть на Эдуарда.

— И когда же ты был в клубе, что это видел?

Он шагнул под свет — как раз такой, чтобы видна была его улыбка. Так он улыбается, когда он знает что-то, что я тоже хочу знать, но говорить он не собирается.

— Ты за нами шпионишь?

— Не то чтобы шпионю.

— А что тогда?

— Я ему не доверяю, и на тот случай, если ты тоже вдруг решишь, что не доверяешь ему, я просто хочу знать, что происходит в Сент-Луисе.

— Не рассматривай Жан-Клода как возможную цель, Эдуард.

Вернув теперь себе все свое оружие, я чуть шагнула от Эдуарда, чтобы иметь пространство.

— Это угроза? — спросил он.

— Это ты шпионишь за одним из мужчин моей жизни. Я же не пришла к Донне в лавку, выдавая себя за покупательницу.

— Справедливо, — кивнул он. Но голос прозвучал холодно и расчетливо.

Подъехавший автомобиль я услышала прежде, чем в переулок ударил свет фар, от которого я закрыла глаза ладонью. Эдуард шагнул дальше в тень. Если бы нас поймали в ловушку, я бы уже была мертва, а он нет. Бывают минуты, когда его стандартная тренировка подчеркивает пробелы в моем образовании, полученном по ходу дела. Я попыталась отодвинуться в тень, но свет меня не выпустил.

— Руки держать на виду! — потребовал очень серьезный мужской голос. И запоздало представился: — Полиция.

Лучше бы он в обратном порядке, но я уже держала руки на виду, потому что сразу поняла, кто он, еще не услышав. Руки я сцепила на голове, не ожидая команды, потом медленно повернулась, чтобы свет упал на значок — так было задумано. У меня при себе было несколько серьезных стволов, все на виду. Если бы я не была с собой знакома, я бы тоже насторожилась.

Эдуард остался там, где стоял, невидимый в тени. Черт возьми, я знала, где он, но чтобы увидеть, надо было приглядеться изо всех сил. Как он это делает? Впрочем, сейчас есть более неотложные вопросы, Например, этот нервный коп.

— Выходите. Медленно.

Я подчинилась, твердо держа руки па голове. Попыталась назвать себя:

— Маршал. Я — маршал США,

С первого раза он, похоже, не расслышал.

— На колени. Быстро!

То ли он не видел значка, то ли количество оружия на мне сделало его слепым ко всему прочему. Наверное, его можно понять. То ли дело было в «МП-5», то ли в бронежилете, то ли два пистолета произвели на него впечатление, или вообще все вместе. Я снарядилась на монстра, то есть для человека — с большим запасом.