— Черта с два! — ответил он. — Я только что говорил с девчушкой из «Энтертейнмент тунайт». Я сообщил, что знаю тебя с тех пор, как ты был еще ребенком. Послушай, мы с Джорджем придем часов в шесть и принесем тебе чего-нибудь на ужин. Даже не думай улизнуть. Если так будет продолжаться и дальше, они вконец испортят тебе желудок. Кстати, Джи-Джи сейчас в холле. Общается с ними. Сегодня утром прибыл лично один из адвокатов Марти, но хочу кое-что сказать тебе о Джи-Джи. Он милый, но вовсе не бессловесный. Отнюдь нет. Он обошел того парня так легко, словно пушинка на ветру. Ты еще не видел такого умения увиливать. Эй, а теперь держись крепче! Ладно, тот чудесный мальчик, что приносит мне сигареты и всякие вещи, говорит, будто, как ему кажется, те парни, которые беседуют с Джи-Джи, на самом деле полицейские в штатском. Мой адвокат уже летит из Лос-Анджелеса, чтобы протянуть Джи-Джи руку помощи.

Не успел я положить трубку, как телефон снова зазвонил. Дэн снял трубку, и я минут десять слушал, как он что-то бормочет.

В дверь опять позвонили. Я снова занял сторожевой пост за кружевной занавеской. Возле дома ошивались ребятишки: жившие по соседству подростки, которых я часто встречал у углового магазина, или в Кастро, или на Маркет-стрит. А еще парочка панков из тех, что вечно торчат в кафе «Флора» в квартале отсюда. Один был с розовыми волосами, а другой — с ирокезом на голове. Но Белинды среди них, естественно, не было.

Проходившая мимо соседка Шейла, заметив меня в окне, приветливо помахала рукой. Шейла явно хотела незаметно пройти к себе, но ее тут же окружили любопытные. Она пожала плечами и попятилась, но ее едва не столкнули с тротуара. Тогда Шейла развернулась и рванула в сторону Кастро-стрит.

Нетрудно представить, что будет с Белиндой, если она вдруг решит вернуться.

Я прошел на кухню. Дэн только что закончил разговаривать по телефону.

— Послушай, дядя Дэрил лично звонил в офис окружного прокурора, — сообщил мне Дэн. — С тобой хотят пообщаться в полицейском управлении Сан-Франциско. Я хочу придержать их до того, как Александер сможет подключиться к делу. Дядя Дэрил уже сел на самолет из Лос-Анджелеса, а Бонни срочно госпитализировали.

— Я в любое время готов с ними побеседовать, — ответил я. — Дэн, мне не нужен адвокат по уголовным делам. Я тебе уже говорил.

— Извини, но протест отклоняется, — решительно произнес Дэн. — Когда приедет Александер, мы произведем рекогносцировку.

Я прошел к задней двери и дальше в гараж, сел в машину и, прежде чем толпа перед домом поняла, что к чему, уже мчался по Семнадцатой улице в сторону Санчес.

Когда я добрался до «Клифта», полиция уже уехала. Я нашел Джи-Джи в его номере. Джи-Джи сидел на кровати, уперев локти в колени.

Он казался таким же усталым и озадаченным, как и я прошлой ночью. Алекс, облаченный в роскошный атласный халат, тут же налил нам выпить и заказал ланч в номер.

— Я так себе представляю положение дел, — начал Джи-Джи, взял предложенный Алексом бокал вина и продолжил: — Я ведь не клялся на Библии, а потому не обязан был говорить правду, и только правду. Я сообщил им лишь часть правды, если вы понимаете, о чем я. Сообщил им о том, что Белинда приехала ко мне в Нью-Йорк и пряталась на Файер-Айленд, пожаловался на подлое поведение людей из Голливуда, но не стал делиться с полицейскими тем, что она мне говорила. Я сказал, что она уехала в Сан-Франциско, потом позвонила мне оттуда, чтобы сообщить, что она у вас, что ей нравятся ваши картины и что она счастлива. Но, Джереми, меня весьма беспокоит одно обстоятельство. Они непрерывно спрашивали меня, когда она последний раз со мной связывалась, и без конца повторяли: «А вы уверены, что тот звонок из Нового Орлеана был последним?» Словом, у них навязчивая идея насчет Белинды. Как вы считаете, могут ли они располагать информацией о ее местопребывании, которой у нас нет?

Когда я вернулся домой, толпа на улице стала еще больше. И я вынужден был пробираться через дверь в гараж. Но несколько репортеров все же просочились за мной. Мне пришлось вывести их из гаража на улицу и войти в дом уже через парадную дверь, поскольку иначе они, как тараканы, расползлись бы по заднему двору.

— Джереми, правда, что вы нашли Белинду в притоне для хиппи? — выкрикнул кто-то.

— И вы действительно сказали полицейскому, будто вы ее отец? — спросил другой репортер.

— Эй, Джереми, а сам-то ты видел «Конец игры»? — поинтересовался третий.

Я захлопнул входную дверь.

По коридору мне навстречу торопливо шел Дэн. Он побрился и помылся, но выражение его лица мне не понравилось.

— Полиция уже начала здорово на нас давить, — сообщил мне Дэн. — Александер как может тянет время, но рано или поздно тебе придется с ними пообщаться, а потому, по его мнению, тебе лучше явиться добровольно.

У меня в голове вдруг промелькнула шальная мысль. Интересно, а в тюрьме можно писать картины? Глупость какая-то. Как, черт возьми, оказавшись в тюрьме, я смогу ее защитить?! Нет, надеюсь, до этого не дойдет!

Я прошел в кабинет в задней части дома, и Барбара протянула мне кипу телеграмм. Перед ней их лежала целая гора, и они продолжали приходить практически безостановочно. Автоответчик был включен на минимальную громкость. Мне показалось, я услышал чей-то злобный шепот: «Извращенец поганый».

Я развернул первую телеграмму:

— Прекрасно — прошептал я. — Значит, она делает дополнительные копии фильма. Когда пришла телеграмма?

— Возможно, еще вчера, — ответила Барбара. — Здесь таких не меньше пятидесяти. А еще двадцать принесли сегодня утром. Я сортирую их так быстро, как могу.

— Ну, на сегодняшний день это для нас лучший способ общения. Так что пусть автоответчик работает себе на здоровье, а вы пока займитесь телеграммами.

— Позвони по номеру, с которого отправлена телеграмма. Номер лос-анджелесский. Посмотрим, вдруг мы сможем поймать Джеремайя позже, — произнес Дэн.

— У меня для вас еще новости, — сказала Барбара. — От Райнголда. Он приезжал сюда в ваше отсутствие. Миллионер из Форт-Уорта Джо Тревис Бакнер рвет и мечет из-за того, что музеи имеют первое право выбора. Он хочет две картины прямо сейчас. Но Далласский музей уже сделал солидное и недвусмысленное предложение: пятьсот тысяч долларов за «Белинду с куклами». Райнголд попросил две недели для рассмотрения предложения. И да, тот другой парень… кажется, граф Солоски. Граф Солоски — так вроде. Ну, в любом случае он из Вены. Словом, он купил четыре картины и уже заплатил. Хотите знать, какая сумма набегает? Райнголд, похоже, считает, что этот Солоски не менее важный покупатель, чем музеи. Просто потрясающе. Правда?

Барбара выжидательно посмотрела на меня. И я прекрасно знал, что должен был что-то сказать, хотя бы из элементарной вежливости, так как она, милая, трудилась ради меня не покладая рук и очень устала. Но я промолчал, поскольку у меня действительно не было сил говорить.

Я пошел на кухню и рухнул на свой любимый стул.

Итак, граф Солоски подписал чек. Райнголд обхаживал графа целых тридцать лет, не меньше, считая его коллекционером произведений искусства номер один в мире. А потому Солоски имел приоритет даже по сравнению с музеями. Действительно, «просто потрясающе», ничего не скажешь! По крайней мере, для того парня, каким я был шесть месяцев назад, в тот знаменательный день, когда встретил ее на приеме Ассоциации книготорговых организаций, того парня, который сказал: «Если я не брошусь с обрыва, то так никогда никем и не стану».

Другой человек вряд ли сможет сфокусироваться на моих переживаниях. Я и сам-то вряд ли на это способен. Я смотрел на происходящее будто со стороны, как на пейзаж, написанный импрессионистом: цвет, линии, симметрия расплывчаты и скорее относятся к категории воздушного, чем земного.