— По-всякому меня называли, но с пенициллином еще не сравнивали.

Дейзи попыталась улыбнуться в ответ.

— На самом деле с пенициллином я погорячилась. У меня на него аллергия.

— Тогда понятно, почему ты так болезненно на меня реагируешь.

Он снова улыбнулся, и у Дейзи екнуло сердце. Она вдруг подумала о том, как было бы хорошо, если бы они могли остаться друзьями. Однако совсем непросто сохранять дружеские отношения с мужчиной, к которому испытываешь влечение. Секс и дружба несовместимы.

— Что ж, не буду тебе мешать, — произнесла она, поднимаясь с кресла. — Увидимся в баре. И вот еще что. Боюсь, что позже у меня не будет возможности сказать… Надеюсь, я не испортила тебе отпуск.

— Я переживу. — Он пожал ей руку и поцеловал в щеку. — Будь счастлива.

— И ты тоже. — Дейзи приветливо улыбнулась ему и вышла.

А через десять дней после возвращения ее начали преследовать кошмары. Первый раз это случилось, когда она была одна. В другой раз рядом находился Саймон.

Охваченная животным ужасом, она вскочила, обливаясь потом.

Проснулся Саймон.

— Дейзи, что с тобой?

Она вздохнула с облегчением — это оказался всего лишь сон — и в изнеможении откинулась на подушку.

— Это ужасно, — пробормотала она, давясь слезами.

— Дорогая, расскажи мне.

Легко сказать, расскажи…

— Мне приснилось, что мы нашли Тэру слишком поздно. Она лежала на виндсерфере, но… — Она понятия не имела, откуда взялись эти страшные картины. Иссиня-бледное лицо, мертвый взгляд, болтающаяся в воде, обглоданная рыбами нога…

Саймон включил ночник.

— Ты продолжаешь винить в случившемся себя. Не могу понять почему.

— Потому что я не должна была бросать ее одну. А я бросила ее.

— Дейзи, но почему ты должна стеречь ее? Она же не трехлетний ребенок.

Они уже говорили на эту тему сразу по ее возвращении.

— Если ей нравится напиваться и рисковать жизнью, то это ее трудности, — продолжал он.

И это она уже слышала.

— Неужели ты никогда в жизни не совершал глупостей? Ни единого опрометчивого поступка?

Ее слова, казалось, застигли Саймона врасплох.

— Разумеется, совершал, однако…

— Тогда почему ты не можешь понять других? Почему ты такой жестокосердный? Ты достойный отпрыск своих родителей. Такой же правильный, безупречный. Все вокруг сами виноваты в своих бедах, да? Жертвы СПИДа, матери-одиночки… И если твой папаша еще раз посмеет пройтись на счет несчастных брошенных матерей — как в прошлый выходной, — клянусь, я скажу ему, чтобы он прекратил оскорблять мою мать, и мне плевать, что обо мне подумает эта старая вешалка. — Дейзи состроила кислую физиономию и скрипучим голосом произнесла: «Ты абсолютно прав, Эдвард». Почему ты ничего не сказал им? Ты что, стыдишься меня?

— Как ты можешь говорить такое? — Саймон выглядел глубоко уязвленным. — Ты же знаешь, когда тебя не было, я их практически не видел. А что касается отца, то я согласен — он немного перегибает палку, но это вовсе не значит, что он действительно так думает. Просто такой уж он человек.

Она уже пожалела, что завелась.

— Не понимаю, какой бес в тебя вселился, — продолжал Саймон. — Если это все из-за Тэры, то, может быть, тебе следует проконсультироваться у психиатра.

— У психиатра? — Дейзи не верила своим ушам. — Ты же презираешь психиатров! Разве не ты говорил, что все они шарлатаны и неудачники, которые не смогли найти себе достойного применения?

— Так или иначе, но тебе нужна помощь. С кошмарами надо что-то делать.

Он выключил свет и повернулся к ней спиной.

— Спокойной ночи.

Дейзи готова была разрыдаться. Она понимала, что несправедлива к Саймону, что обидела его. И его родители были неизменно добры к ней, и она не имела права критиковать их.

Меж тем кошмары продолжались. Ночами она просыпалась, лежала, цепенея от ужаса, и долго не могла уснуть. Она и без психиатра понимала, что причиной кошмаров является чувство неизбывной вины, и единственный человек, с которым она могла бы поделиться, это Саймон.

Но она предпочитала молчать.

Ника она не видела. Однажды вечером Джейн сказала:

— Иан, ты наконец пригласил Ника в субботу на ужин?

— Я говорил с ним, но он не может.

Джейн обиженно надула губки.

— Третий раз приглашаем!

Иан рассеянно пожал плечами, однако вид у него при этом был как у побитой собаки.

— Может, занят, — предположил он.

Когда Иан ушел, Джейн прорвало:

— Черт бы побрал этого Ника! На Барбадос он с нами полетел с удовольствием! А теперь, стоило ему устроиться на высокооплачиваемую работу, он нас в упор не видит. Иан здорово переживает, просто виду не подает. Ну да Бог с ним. Кому нужны такие друзья?

Дейзи снова почувствовала себя виноватой. Ей было жаль Иана, она не могла слушать, как Джейн на чем свет стоит ругает Ника. Ведь это именно ее он сторонится…

Может, ты здесь и ни при чем. Ему просто некогда. Новая работа, новые знакомства…

С Саймоном тоже было непросто. Дейзи то и дело ловила себя на том, что он раздражает ее, и по пустякам выходила из себя.

Как-то дождливым субботним утром, когда он остался у нее, вернулась Тэра, вся в слезах — у нее сел аккумулятор, потому что она забыла выключить фары. Саймон, который только что встал, сидел на кухне и ел яичницу.

— Саймон, ты не мог бы мне помочь? — умоляющим тоном попросила она. — Надо толкнуть машину, чтобы перебросить провода на аккумулятор.

Саймон недовольно заворчал:

— Тэра, в который раз ты забываешь выключить фары?

Дейзи взвилась.

— Сиди, я сама ей помогу. — Она бросилась в холл, натянула плащ поверх ночной рубашки и сунула ноги в старые кроссовки.

Саймон пошел за ней.

— Дорогая, останься дома, ты не одета. Я все сделаю.

— Нет, Саймон, — рявкнула она. — Иди доедай свой завтрак, а то все остынет.

Тем не менее он тоже вышел на улицу, и они долго препирались, стоя под проливным дождем. Наконец Дейзи решительно отодвинула его и стала помогать Тэре толкать машину, чтобы поставить ее капотом к своей.

— Ступай прочь! — крикнула она ему. — Без тебя обойдемся.

Саймон развернулся и зашел в дом. Когда машина уже завелась, Дейзи увидела, что у Тэры дрожат губы, как будто она вот-вот расплачется.

— Боже мой, это я во всем виновата. Если бы я знала, что все кончится скандалом, то позвонила бы в Автомобильную ассоциацию.

— Не обращай внимания, он просто зануда, — сказала Дейзи, чувствуя, как за ворот плаща стекает струйка воды. Зайдя в холл, мокрая и злая, она закричала, что он ей осточертел и что они с Тэрой никогда больше ни о чем его не попросят.

То, что Саймон, отказался ввязываться в скандал, лишь добавило масла в огонь. Дейзи все больше распалялась. Тогда он предположил, что у нее предменструальный синдром, на что она сказала, что ее тошнит от одного его вида. После этого Саймон поставил тарелку в раковину и ушел, сказав, что позвонит ей попозже, когда она успокоится.

Дейзи упала на кровать и заплакала. Все было ужасно; ее стройный мир рассыпался как карточный домик. Как ни старалась она сделать вид, что все идет прекрасно, у нее ничего не получалось. Подобное чувство она испытала однажды в детстве, когда несносный братец Тэры, Том, сказал ей, что никакого Санта-Клауса на самом деле не существует.

Все утро Дейзи гладила и под стук дождя размышляла о том, какая она несчастная и что лучше бы ей умереть. Пыталась представить ужасы гражданской войны, голод, разруху, несчастных людей, которые по-настоящему страдают; твердила себе, что она просто эгоцентричная психопатка. Машинально водила утюгом, пока не сожгла блузку; оказалось, что она гладила синтетику, установив регулятор на хлопок. В сердцах она швырнула испорченную блузку в мусорное ведро, в котором валялась скорлупа от яиц, из которых Саймон готовил себе яичницу.

К утюгу прилипла сгоревшая синтетика, и она не знала, как ее счистить. Чертыхнувшись, она выключила утюг и поставила чайник, чтобы приготовить себе чашку кофе. Полезла в холодильник за молоком, но обнаружила там только сливки, а она их терпеть не могла. На дверце стояла бутылка, которую Тэра купила в аэропорту, когда они улетали с Барбадоса. Это был готовый ромовый пунш, оставалось только добавить воду и лед.