— Тогда кого-нибудь из его наемников.
— Ты слишком часто смотришь детективы. — Ноэль шутливо взъерошила волосы сестры. — Ладно, предположим, нам удалось поймать этого наемника или кто он там такой. Ну и чего мы добьемся? Кому поверят — нам или Роберту?
— Об этом я тоже думала. — Бронуин наклонилась и извлекла из рюкзака отцовскую видеокамеру. — Мы снимем этого типа на пленку, а потом отдадим ее в полицию штата в Олбани. С такой уликой его смогут расколоть в два счета.
— Прекрасно! Итак, мы — Кэгни и Лейси.
— Кто?
— Не важно. Но где все это произойдет? Может, и это тебе известно?
— В методистской церкви на Грандвью.
Ноэль заинтересованно выпрямилась. Родители Роберта были прихожанами Объединенной методистской церкви. Именно там состоялось бракосочетание Роберта и Ноэль. Там же, у церкви, на семейном участке Ван Доренов, был похоронен Бак.
Совпадение? Может быть, но слишком уж много совпадений! Ноэль знала, что они насторожили бы опытного репортера и стали поводом для расследования. И все-таки она колебалась. Что-то тут было не так.
— А тебе не приходило в голову, что мы сами можем попасться? — спросила она. — Если этот наемник работает на Роберта, нам грозит нешуточная опасность.
— Но ты же хочешь вернуть Эмму?
В душе Ноэль мгновенно вскипел гнев.
— Отвечать на этот вопрос я не считаю нужным.
— Прости, но неужели ты ничего не понимаешь? У тебя появился единственный шанс раздобыть улики против этого мерзавца. Если ты упустишь такой случай, то потом пожалеешь об этом.
Слова Бронуин попали точно в цель. А может, стоит рискнуть?
Обхватив себя руками, Ноэль уставилась вдаль, на освещенные окна домов, сияющие во мраке. Что подумали бы соседи, подслушав их разговор? Милые, заурядные люди, с сочувствием разглядывающие фотографии пропавших детей на пакетах молока, но в остальном не задумывающиеся о том, что беда может обрушиться и на них. Они ходили на работу, возвращались домой, ужинали перед телевизорами, слушали дурацкие шутки о носках, расплавленных на сушилке, и не представляли себе, что будет с ними, если вдруг их жизнь утратит целостность.
Ноэль резко вскочила, подстегнутая неожиданным приливом адреналина. Схватив рюкзак сестры, она перебросила его через плечо. Бронуин не сразу последовала ее примеру — несомненно, от удивления, — и Ноэль закричала:
— Ну, чего ты расселась?
Объединенная методистская церковь располагалась в самом конце Грандвью, на расстоянии полутора миль от ее начала, там, где улица уже заканчивалась и переходила в дорогу, вьющуюся среди холмов Уинди-Ридж. Построенное в конце XIX века, это здание могло бы послужить моделью для церквей, разбросанных по всей территории Новой Англии: крепкая, белая, обшитая досками, с колокольней, на которой по воскресеньям колокол отбивал часы. У вымощенной красным кирпичом дорожки, проложенной по ухоженной лужайке, помещался застекленный стенд, на котором вывешивались объявления о предстоящих службах. Приближаясь к церкви пешком, из осторожности припарковав «вольво» на расстоянии четверти мили, Ноэль невольно обратила внимание на крупное объявление на стенде, духовный лозунг недели: «Чувствуешь опустошенность? Остановись и преисполнись!»
Она позволила себе невесело улыбнуться. «Господи, подумать только! — неожиданно сыронизировала она. — Похоже, я прибыла прямо по адресу». Чем бы ни кончилась сегодняшняя экспедиция, она не уйдет отсюда с пустыми руками.
Ей вспомнились службы, на которых она присутствовала вместе с Робертом и его родителями. В годы ее пьянства только в эти часы ей удавалось спокойно обдумать, во что превратилась ее жизнь. Позднее, в период трезвости, она радовалась самой возможности успокоиться духом и душой, забыв о бесконечной, отупляющей череде званых ужинов и вечеринок с коктейлями. Внезапно ее посетила еще одна, менее утешительная мысль: «А ведь когда-то тебе это нравилось! Какое отрадное зрелище — ты и твой привлекательный, преуспевающий муж рядом с его родителями, занимающими видное положение в обществе!»
Не только Роберт виноват в том, что их брак распался, поняла она. Кто заставлял ее верить в красивую сказку? Тихую, незаметную офисную Золушку выдернул из мрака безвестности ее красавец муж, по совместительству босс. За одну ночь из заурядной девушки, ведущей самую обычную жизнь, она превратилась в сказочную принцессу.
Но всем этим она охотно пожертвовала бы ради Эммы. И не испытывала бы сожаления. И если сегодняшняя затея, пусть опрометчивая, приблизит ее к дочери, значит, игра стоила свеч.
Она огляделась, пораженная кинематографичностью окружения: пустая церковь, полная луна, стелющийся над землей туман — любезность божественного отдела спецэффектов. Если бы Лейси узнала о том, где сейчас ее подзащитная, она усомнилась бы в здравом рассудке Ноэль. И была бы недалека от истины.
Узкая дорожка вела мимо церкви в поле. В призрачном лунном свете на лужайке просматривались очертания фундамента прежней, старой церкви, сгоревшей где-то в середине XIX века. Тысячелистник разросся вокруг древних, покрытых мхом камней, непролазные заросли дикой малины окружили руины дымохода.
Ноэль вспомнилось название книги из тех, что она когда-то опрометчиво подарила Бронуин, — «Загадка разрушенной стены». Да, это даже не декорация к фильму, а просто сцена из дурацкой книжонки о Нэнси Дрю. Она подавила смешок, боясь, что не сумеет остановиться, если расхохочется.
В пятидесяти футах от руин старой церкви невымощенная тропа вела к кладбищу, обнесенному невысокой чугунной оградой. Кладбище было ухоженным и обычно не внушало Ноэль страха. Но прежде она видела его только при дневном свете. А теперь, при луне, от надгробий протянулись зловещие тени, обелиски мрачно высились в тумане, будто парили над землей.
Она вздрогнула. Ветер принес легкий запах сосновой смолы, зашелестел листьями растущих на кладбище деревьев. Ноэль подумала, что кладбище граничит с государственным заповедником. Никто не услышит их крики о помощи — вокруг нет ни души.
Повернувшись к Бронуин, она прошептала:
— Знаешь, по-моему, мы погорячились.
Ее сестра пожала плечами:
— Что еще нам оставалось?
— Надеюсь, ты не забудешь включить запись. — Она указала на видеокамеру в руке Бронуин и подумала: «Прекрасно! Компромат, отснятый двумя до смерти перепуганными женщинами».
— Тихо! Нас могут услышать!
Но кто? Вокруг было тихо, как в…
Закончить мысль Ноэль не решилась.
Бронуин крепко стиснула ее руку. Вместе они зашагали по дорожке. В высокой траве стрекотали сверчки, мелкие ночные мошки поблескивали в лунном свете и кружились облачками над низкими кустами барбариса. Перед мысленным взором Ноэль вспыхнула давняя картина: девятилетняя Бронуин застыла возле свежей могилы матери — худенькая, невысокая, с огромными глазами, с темной головкой на стебельке длинной шеи.
Вблизи кладбище не внушало такого суеверного страха, как издалека. Наверное, потому, что Ноэль не заметила никаких следов прихвостней Роберта… и, откровенно говоря, сомневалась, что увидит их. А может, то, что заставляло ее вздрагивать от резких звуков и ускорять шаг на темных улицах, внезапно отключилось в ней, как неисправный двигатель. Ей представилась онемевшая рука или нога, в которой ощущается лишь легкое покалывание.
Ноэль огляделась. Края кладбища тонули в густой тени деревьев, выросших у ограды, мрачных, как стены старой крепости. Но могилы были ухоженными, на многих лежали цветы и венки. У Ноэль мелькнула мысль, что по состоянию могилы можно судить о том, кто в ней похоронен. Особенно если на надгробии выбита недавняя дата. Самыми ухоженными и в то же время вызывающими острую душевную боль были могилы детей. Ноэль направила луч фонарика на отполированную гранитную плиту с эпитафией:
Возлюбленная дочь, тебя мы потеряли.
Такой утраты нам ничем не возместить.
И только Богу наши ведомы печали,
Ему под силу нас от скорби исцелить.