— Ничего, я пойду с вами. — Ноэль шагнула следом.

За дверями особняка, оставшись вдвоем с невесткой, Гертруда заговорила:

— Дорогая, пожалуйста, пойми — здесь нет ничего личного. Но если нас кто-нибудь увидит… словом, мы можем произвести ложное впечатление.

— Какое? Меня примут за обеспокоенную мать? — В голосе Ноэль зазвучал сарказм. — Боже упаси!

Они шагали по вымощенной кирпичом дорожке, обсаженной львиным зевом и дельфиниумом. Длинные стебли цветов качались на резком ветру, благодаря которому Уинди-Ридж [5]получил свое название. Трава была еще мокрой от вчерашнего дождя, но Гертруда, не замечая комьев земли, липнущих к ее нарядным розовым туфлям, прошла через лужайку к «кадиллаку», припаркованному на служебной стоянке. Цокот ее шпилек по плитам стоянки напомнил Ноэль ритм детского стишка: «Хикори-дикори-док, мышка украла пирог…»

Ноэль догнала Гертруду, когда та уже отпирала дверцу машины. Гертруда обернулась, и Ноэль изумилась, увидев у нее на лице выражение искреннего сочувствия.

— Что бы ты ни думала, дорогая, я вовсе не желаю тебе зла, — мягко произнесла она. — Моя тетя тоже… любила выпить. Но она была славной женщиной, настолько же славной, как ты — хорошей матерью. И если ты попытаешься понять, что будет лучше для…

Ноэль переменилась в лице, заставив Гертруду умолкнуть на середине фразы. В глазах свекрови мелькнула паника. Но сама Ноэль ощутила лишь холод, будто какой-то кран внутри ее открылся, выпустив в жилы поток ледяной воды.

— Что будет лучше для Эммы? Гертруда, вы же не верите в ту чепуху, что несет Роберт. — Даже ее голос стал другим, резким и сухим.

Гертруда поджала губы.

— В одном он был прав: ты изменилась. И не в лучшую сторону. — Она схватилась за ручку дверцы.

На этот раз Ноэль не стала останавливать ее. Она просто обошла вокруг машины и села на пассажирское сиденье. Ее свекровь застыла, успев поставить на пол машины одну ногу. Наконец она с возгласом изумления упала на кресло.

— Что это ты… — Она закрыла рот и снова открыла его, как рыба, вытащенная на сушу. — Это частная собственность! Ты вторглась в нее!

— Я уйду, как только вы ответите на мои вопросы, — невозмутимо заявила Ноэль, но ее сердце глухо и резко колотилось. — Начнем с того, что вам известно о Коринне Лундквист.

— О Коринне? — Гертруда ахнула и прижала ладонь к груди. — При чем тут эта бедняжка? Ты же была еще совсем крошкой, когда она умерла.

Ноэль отметила, что Гертруде не понадобилось припоминать, кто такая Коринна.

— Прежде всего она была лучшей подругой моей матери.

— В таком случае мать должна была объяснить тебе, что произошла всего лишь бессмысленная трагедия. — Гертруда старалась говорить спокойно, но ее выдавали руки, нервно сжимающие ремешок белой сумочки-сундучка.

— Я не спрашиваю, как она погибла. Но раз уж вы заговорили об этом, я хотела бы знать, что вы помните о ее смерти.

Лицо Гертруды обмякло, Ноэль заметила, что коралловая губная помада расплылась, въелась в крохотные морщинки вокруг губ. Внезапно Гертруда постарела и стала казаться ровесницей Дорис.

— Мне известно только, что Коринна покончила жизнь самоубийством.

— Вы абсолютно уверены в этом?

Гертруда бросила на нее странный взгляд. В нем не отразились угрызения совести — разве что за цветы на могиле девушки.

— На несчастный случай ее смерть не похожа.

— Умирают не только от этого.

— Ты полагаешь?..

— Я ничего не полагаю. Я спрашиваю. Роберт имел какое-нибудь отношение к ее смерти? — Ноэль удержалась и не добавила: «А вы к ней причастны?»

— Разумеется, нет!

— Вы знаете это наверняка?

Гертруда вскинула руку, явно намереваясь вытолкнуть невестку из машины, но Ноэль не дрогнула. Дрожащим голосом Гертруда выговорила:

— Ты ее не знала. Она была глубоко несчастна. Кажется, ее родители, по крайней мере отец, были чрезвычайно набожными людьми. Потому она и перепугалась, когда узнала, что… находится в положении.

Что-то щелкнуло в голове Ноэль, некий рычажок встал на место.

— Откуда вы знаете, что Коринна была беременна?

Послышался настойчивый стук в окно. Гертруда в панике обернулась и обнаружила, что в стекло машины стучит низко нависшая ветка, раскачивающаяся на ветру.

Она поникла на сиденье. Мелкий бисер пота выступил у нее на лбу, пудра свалялась в морщинах.

— Наверное, услышала от кого-нибудь… — растерянно пробормотала она. — Скорее всего на похоронах…

— Вас не было на похоронах. Я спрашивала у мамы. — Ноэль придвинулась ближе и уловила удушливый запах духов Гертруды. — Что произошло на самом деле? Что, вы скрываете?

— Ничего! — Гертруда лихорадочно пыталась вставить в замок ключи, но это ей удалось не с первой попытки. Двигатель машины ожил.

— Роберт и вправду был с вами в тот вечер, когда умерла Коринна? Или вы солгали, чтобы выгородить его? — допытывалась Ноэль.

— Я отказываюсь участвовать в этом возмутительном допросе! — Шурша шелковой юбкой, Гертруда протянула руку над коленями Ноэль и распахнула дверцу. — Уходи. Немедленно.

Ноэль пропустила ее приказ мимо ушей.

— А ведь вам что-то известно. Вы знаете и то, как он поступил со мной. Всю эту ложь и клевету… чтобы представить дело так, будто я не способна сама растить ребенка. Как вы решились на такое? Как позволили ему так обойтись с Эммой?

Гертруда устремила невидящий взгляд вперед, сжимая обеими руками руль. Ее губы были сжаты так плотно, что дрожали.

— Нет! Роберт — порядочный человек. Хороший отец. Он ни за что не причинит вреда Эмме.

— Он уже причинил ей вред.

— Нет, он просто оберегает ее. Это совсем другое дело.

Ноэль испробовала другую уловку.

— А вы знали, что он изменяет мне?

Гертруда торопливо заморгала, явно изумленная ее словами. Но быстро оправилась от потрясения.

— Это касается только Роберта и тебя, — холодно отозвалась она.

— А я решила, что об этом следует знать и вам. Ваш сын — отнюдь не добропорядочный глава семейства.

— Уходи, — снова приказала Гертруда, но на этот раз приказ походил на мольбу.

— Я еще не закончила. — Самый меткий выстрел Ноэль приберегла напоследок. — Почему вы носите цветы на могилу Коринны?

Гертруда вздрогнула.

— Я сама видела их. Белые розы, перевязанные красной лентой. — Ноэль заметила, как на щеке ее свекрови дрогнул мускул. — Это цветы ребенку, правда? Ребенку Роберта. Вашему внуку.

Гертруда издала еле слышный сдавленный писк, как зверек, на которого наступили. Она лихорадочно огляделась, в растерянности схватила свой ремень и пристегнулась, так что ремень перечеркнул ее грудь. Но замок не защелкнулся, руки Гертруды дрожали, и после нескольких попыток она с раздраженным возгласом выронила ремень.

— Мне пора, — прошептала она. — Пожалуйста, уходи!

— Роберт заставлял ее сделать аборт? Поэтому она и совершила самоубийство? — безжалостно добивала ее Ноэль. — Или он так разозлился, что прикончил ее сам?

Гертруда скорчилась на сиденье и закрыла глаза, будто у нее не осталось сил держать веки поднятыми. Она заговорила странным безучастным голосом.

— Да, Роберт был в гневе, но совсем по другой причине. Потому… — она схватила ртом воздух, — потому, что ребенок был не от него.

Ноэль ошеломленно замерла. Такого поворота она не ожидала. С другой стороны, теперь все встало на свои места. Разъяренный изменой Коринны, Роберт не только разругался с ней, но и зашел слишком далеко… И все-таки недоставало одной важной подробности…

Она уставилась на Гертруду.

— Ничего не понимаю. Если этот ребенок не был вашим внуком, почему вы носите розы на могилу?

Ее свекровь безвольно уронила руки. Безжизненным голосом, едва шевеля губами, она объяснила:

— Он мой внук. Это ребенок Бака.

Вечером погода вдруг испортилась. Прошло всего две недели августа, а вечера уже стали гораздо холоднее. С гор задул пронизывающий ветер. Четыре ночи подряд над озером висел туман, в котором особенно тоскливо звучали крики птиц. Сидя за кухонным столом вместе с бывшим мужем и дочерью, Мэри впервые заметила, как здесь тихо. Кваканье лягушек и плеск воды о сваи причала казались неестественными. Мэри чудилось, что она слышит плеск весел, но, вероятно, ее подвело воображение. «Тому, кто постоянно находится в напряжении, — напомнила она себе, — легко придать любым звукам совсем иной, пугающий смысл».