— Почему нет? — выпалила она. — Ему надо жениться, а мне — выйти замуж.

— Все верно. Но только не на вас.

— Почему же? — Ее голубые глаза были вопрошающими, голос стал резким. — Я свободна, не так ли? Это неоспоримый факт.

— Почему? — спросил он.

— Я вас не понимаю. — Она стояла среди роз, сама напоминая нераспустившийся бутон. Свет причудливо преломлялся в хрустальных гранях люстры, подобно тому как лунный свет играет в листве. Лирика! Он становится сентиментальным, это настораживает.

— Почему Айвстон? Потому что вы хотите быть герцогиней, Амелия, только и всего. Для вас важен только титул. А я решил, что вы не сделаете из него еще одну жемчужину для вашей короны.

Он произнес это зло, с жаром, хотя пытался быть холодным и отстраненным, пытался не позволить ее обаянию затронуть его.

Амелия стояла неподвижно — возможно, потому, что он не давал ей возможности пошевелиться.

— Почему нет, если ваш брат согласен? — спросила она упрямо. — Из меня выйдет прекрасная жена.

— Прекрасная герцогиня, вы хотите сказать?

— Разве это плохо? — ледяным тоном произнесла она.

— Но быть хорошей женой — не то же самое, что быть титулованной особой. — Крэнли сделал еще шаг к ней. — Неужели вы можете просто ткнуть пальчиком в мужчину и предложить ему свое тело? Вы способны на это, Амелия?

Он был намеренно груб, чтобы шокировать и напугать ее. Но цели не достиг.

— Это происходит каждый день, Крэнли. Каждый божий день. Почему я не могу поступить так же, как все?

Она, как бы между прочим, отстранилась от него. Но места почти не осталось. Отступать было некуда.

— Почему, Крэнли? — Ее огромные голубые глаза смотрели умоляюще. — Почему вы препятствуете мне? Я должна выйти замуж. Почему не за Айвстона?

— Ни за что, — ответил он. — Думаете, он ничего не видит?

— Что вы имеете в виду? — удивленно спросила она, и неожиданно в глазах Амелии он увидел слезы.

— Ведь вы заняты, — пробурчал он, приближаясь и заставляя ее почти вжиматься в кустарник. Лепестки осыпали ее, шипы рвали тонкую ткань платья. Но все же она продолжала отступать. Крэнли все еще видел в ее глазах решимость выйти замуж за его брата.

— Занята? Как вас понять, Крэнли? — Она вздернула подбородок.

— Нет, Эми, — хрипло проговорил он. — Вы понимаете меня прекрасно.

— Ошибаетесь, милорд. Кем же я занята? Кто скомпрометировал меня? Никто. И никто этого не сделает. А теперь позвольте мне пройти.

— Нет.

— Дайте мне пройти, Крэнли, — повторила она тверже.

Она была в ловушке из роз, неужели этот грубиян не понимает? Она не может уйти, даже если бы он позволил ей. А он не мог сопротивляться. Никогда не мог. И не пытался.

Крэнли поднял руки и легко коснулся ее плеч кончиками пальцев. Она отпрянула, отчего шипы еще сильнее порвали ее платье, они тоже будто держали ее в объятиях.

Крэнли подался вперед, приподнял пальцем ее подбородок, еще раз взглянул в ее голубые глаза и в последний раз — ибо это должен был быть последний раз — поцеловал ее. Ее губы раскрылись, словно… да, словно лепестки. Теплые, влажные и податливые. Он целовал ее сильнее и дольше, чем собирался, хотя Крэнли вовсе не хотел этого делать, и, несмотря на желание прижать девушку к себе, он остался неподвижным.

Он целовал ее среди роз.

Он целовал ее в темной тишине оранжереи.

Он целовал ее, зная, что никогда не станет желанным мужчиной для нее.

А когда поцелуй закончился — когда он сам завершил его, — Крэнли медленно отстранился, изучая подернутый страстью взгляд ее блестящих голубых глаз, провел рукой по волосам, так что выбившийся локон упал на плечо девушки, и сделал шаг назад.

Амелия тяжело дышала, как и он сам. Совсем как прежде, как после того давнего поцелуя, случившегося еще тогда, когда она едва вошла в общество и когда он еще не знал, что девушка хочет стать герцогиней — и никак не меньше.

— Иди, Эми, — произнес он все еще хриплым голосом, — оставь меня. Только знай: ты никогда не выйдешь за Айвстона. Я не позволю.

А затем он развернулся и ушел, оставив ее одну, с бешено бьющимся сердцем, среди роз и шипов.

Глава 15

Для всех оставалось загадкой, куда Крэнли повел Амелию, пока тот как ни в чем не бывало не появился рядом с Айвстоном спустя всего десять минут после своего исчезновения. Оставалось предполагать, что девушка, лишь чудом избежавшая падения — к радости своей компаньонки и к разочарованию гостей, покинула бал Прествиков.

Однако еще через пятнадцать минут, когда первый круг танцев был в разгаре, она все же появилась, в порванном в нескольких местах платье, очевидно, уже не подлежащем починке.

Естественно, все взгляды в тот же миг обратились к лорду Крэнли.

Однако тот оставался непоколебимым и равнодушным, полностью игнорируя их.

Амелии же, как впоследствии отмечали, удавалось с блеском игнорировать молодого лорда.

Что же еще оставалось гостям, кроме догадок о том, что маркиз увлек девушку в какой-нибудь темный угол и почти сорвал одежду с ее весьма стройной фигуры?

Стоило отметить тот замечательный и весьма интересный факт, что лорда Айвстона, казалось, ни в малейшей степени это не волновало. Как, впрочем, и герцога Кэлборна, который подошел к леди Амелии и завязал с ней оживленную беседу.

Отлично. Последнее событие поразило всех. Комната наполнилась гулом сплетен, причем некоторые исходили от младших Блейксли.

— Думаешь, это по его вине? — спросил Джозайя своего брата Джорджа, очевидно, имея в виду Крэнли, которого гости величали не иначе, как «он», весь остаток вечера. И возможно, всю следующую неделю.

— Не представляю, как все случилось, — ответил тот, голос его звучал не слишком уверенно. — Однако вполне возможно, что это действительно сделал он.

— А я знаю: во всем виноват Крэнли, — торжественно изрек Джозайя, изучающе глядя на брата, который со скучающим видом стоял возле Айвстона.

Поскольку они находились не более чем в шести футах друг от друга, было легко предположить, что тот слышит каждое произнесенное братьями слово. Если у него и было что ответить в свое оправдание, то он предпочел держать это при себе. Оба брата — особенно Джозайя, совсем молодой и неопытный, — полагали, что таким образом вынудят Крэнли защищать себя, свои поступки и свою честь. Однако тот довольно редко делал это. Братья знали эту особенность его характера. Что еще им оставалось?

— Но чего он добился в таком случае? Разве что испортил такое красивое платье, — сказал Джозайя. Его глаза были светло-зелеными, не как у братьев. В остальном же он походил на остальных Блейксли — хорошо сложенный светловолосый молодой человек. Было очевидно, что он не мог отвести глаз от Амелии Кавершем. — Полагаю, девушке следует отправиться домой. Не правда ли?

— Безусловно, — ответил Крэнли, не глядя на Амелию. Это немедленно было истолковано как показное равнодушие. — Ее платье, но не сама девушка, погублено. Логично предположить, что она поспешит домой, радуясь, что избежала других бед, отделавшись лишь такой потерей.

— Эта мысль сама напрашивается, — мягко подтвердил Айвстон, глядя на Амелию. — Меня удивляет, как отлично платье выглядит на ней, даже разорванное. Не думал, что отношусь к мужчинам, которым нравится видеть женщину такой растрепанной и, по правде говоря, небрежной, однако… она прелестна, не правда ли? В ней есть что-то радующее взор. Даже в таком виде.

Крэнли хотел было выругаться, но придержал язык. Крайне неудобно. Как же все узнают о том, что произошло в оранжерее, если он не расскажет об этом? Несомненно, он был очень упрямым, пожалуй, самым упрямым из всей семьи.

В этот критический момент прямо перед ним появилась София Далби, полная энтузиазма и радости, несмотря на то что ее подопечная стояла посреди гостиной в не совсем потребном виде.