Ройоль проводил все время в офисе, уйдя с головой в бизнес, словно от этого зависела его жизнь. Домой он возвращался усталый и почти не общался с Кэрон, зато никогда не забывал проявить интерес ко всему, что касалось Люны. Все свое свободное время он посвящал дочери и ее друзьям.
Кэрон чувствовала себя все более чужой в своем собственном доме, находясь где-то на периферии сознания мужа, хотя всем сердцем стремилась царить в его сердце. Она все чаще предавалась воспоминаниям. Ведь столько пережито вместе, такой долгий путь пройден! Нужно терпеть. Постепенно она убедила себя, что, если Люна уедет, их жизнь с Ройолем снова наладится. Ей и в голову не приходило, что Ройоль просто разлюбил ее. Эта мысль была непереносима.
Когда Ройоль тихо открыл дверь и вошел в комнату, Люна, сидя за туалетным столиком, писала письмо. Подойдя на цыпочках к столу, он заглянул через ее плечо.
– Что ты там пишешь?
Она еще минуты две продолжала молча водить пером по бумаге и только потом сказала:
– Письмо тебе. Но у меня ничего не выходит.
– Можно прочитать? – мягко спросил Ройоль.
Люна со вздохом вручила ему незаконченное письмо.
– Если хочешь.
Дорогой папочка!
Я, наверное, кажусь тебе глупой, но я очень люблю свою школу – здесь, на Большом Каймане, и заранее ненавижу то жуткое заведение в Вермонте, где мне придется учиться. Я буду скучать по своим друзьям, особенно по Вики. Мне нравится жить дома, и я не могу представить, как расстанусь со своей собакой, но больше всего я боюсь разлуки с…
Несколько слов расплылось – наверное, от слез, подумал Ройоль. Опустившись на колени рядом с дочерью, он обнял ее за талию. Повернул безутешное личико к себе и провел рукой по щеке. Та была залита слезами.
Несколько локонов упали на лицо дочери. Ройоль бережно отвел их и заложил за ухо. Но уже через секунду они снова покачивались на прежнем месте. Ройолю стало смешно.
– У тебя непокорные волосы, – проговорил он улыбаясь.
Дочь кивнула, робко улыбаясь ему в ответ.
– Я знаю. Как и у тебя.
Ройоль провел рукой по своей густой шевелюре.
– Слава Богу, что они еще есть у такого-то старика.
Отец никогда не казался Люне старым. В нем было столько жизненной силы – больше, чем в людях вдвое моложе его. По сравнению с ним отцы ее подруг казались стариками.
– Ты совсем не старый, папочка, – сказала Люна и прибавила с застенчивой улыбкой: – Моя подруга Нэнси говорит, что ее сестра без ума от тебя и находит тебя очень привлекательным.
– Должно быть, увидела меня, когда я был в форме, – подмигнул отец. Но Люна видела, что он польщен.
Отец глубоко вздохнул.
– Девочка моя, мне кажется, я нашел выход. Точнее, компромисс. Только пусть это останется нашим секретом – не будем ничего говорить маме.
Люна торжественно кивнула, ожидая продолжения.
– Клянусь своей жизнью… – Он ненавидел клятвы, но они производили сильное впечатление на Люну.
– И перекрестись, – перебила его дочь.
Выполняя ее просьбу, Ройоль перекрестился.
– …если тебе не понравится в «Хайклере»… дадим тебе шесть месяцев… тогда ты можешь вернуться домой и больше об этом речи не будет. – После этих слов на сердце у Ройоля полегчало. – Ну, что ты на это скажешь, а?
Обдумав предложение, Люна ответила отцу фразой, которую она часто слышала из его уст:
– Оформим договор по всем правилам?
Ройоль в ответ расхохотался.
На всем пути от Нью-Йорка до Грэфтона Люна почти не разговаривала.
Ройоль тщетно пытался заинтересовать дочь видом из окна автомобиля. Мимо пролетали аккуратные, словно из детской книжки с картинками, деревушки – чистенькие белые домики, среди которых выделялись вишнево-красные магазинчики. Стоял прекрасный сентябрьский день – солнце не пекло, а приятно согревало. Мир вокруг сверкал чистотой и свежестью, словно то был первый день творения, и понемногу Люна оттаяла и стала с любопытством поглядывать по сторонам.
Но когда Ройоль нащупал и сжал ее руку, та была холодна как лед.
– Мы почти на месте. Как ты?
– Ужасно боюсь, – призналась Люна.
Он еще сильнее стиснул руку дочери.
– Все будет хорошо. Вот увидишь, мисс Фергюссон. Да ты их всех за пояс заткнешь.
Слабая улыбка осветила ее лицо, отчего стали заметнее коричневые веснушки на переносице. Она тихонько в ответ пожала руку отца.
– Я совсем не уверена в этом, папочка, но ради тебя постараюсь, – пообещала она.
– Вот и умница! – Ройолю нравилось, когда дочь звала его «папочка».
Он снизил скорость и свернул налево. У Люны екнуло сердечко, когда она увидела вывеску «Частная школа «Хайклер», прикрепленную к каменной стене вблизи внушительных железных ворот.
Ворота были раскрыты, и лимузин покатил по широкой гравиевой дорожке.
Они въехали под сень кленов. Пробиваясь сквозь листья, солнце било в ветровое стекло. За деревьями паслось стадо бурых коров.
Дорога резко свернула направо, и перед ними, среди этой мирной пасторальной картины, неожиданно выросло красивое здание постройки начала века.
Люна уже однажды приезжала сюда, но это было мрачным зимним днем. Тогда на крыше дома лежал снег, стены заиндевели, и Люне показалось, что хуже этого места нет на свете.
Сегодня же все выглядело совершенно иначе – гораздо привлекательнее. Яркий солнечный свет и обилие зелени неузнаваемо изменили это место.
Машина остановилась. В ту же минуту Люна увидела, как высокая костлявая женщина спускается к ним по четырем ступенькам подъезда.
– Ну вот, дорогая, мы и приехали, – сказал Ройоль.
Он услышал, как дочь шумно вздохнула. И тут же начала покусывать нижнюю губку, что делала всякий раз, когда волновалась.
Перед тем как выйти из автомобиля, Люна постаралась хоть как-то пригладить свои непокорные кудрявые волосы. Она надеялась, что со стороны незаметно, как сильно она переживает.
– Доброе утро, мистер Фергюссон, рада снова вас видеть! Надеюсь, вы хорошо добрались? – Высокая женщина смотрела в машину поверх Люны. – А миссис Фергюссон в этот раз не приехала?
– К сожалению, у нее сейчас сильный бронхит. Она не встает с постели.
– Мне очень жаль. Передайте ей от меня привет. – Роберта Ли-Джонс, помощница директрисы школы, протянула свою крошечную, похожую на птичью лапку руку – слишком маленькую по сравнению с длинным телом. – Рада видеть тебя, Люна.
Люна никогда не видела, чтобы у человека было столько морщин. Улыбающееся лицо перед ней напоминало карту дорог. Люна искоса взглянула на отца. Он ободряюще улыбнулся в ответ, но Люна уже решила, что эта чопорная дама ей совсем не нравится, и если остальные преподаватели похожи на нее, то она вряд ли выдержит в «Хайклере» даже обговоренные шесть месяцев.
Прикрыв от солнца глаза, мисс Ли-Джонс перевела взгляд на подкативший к подъезду новенький красный «порше».
Из автомобиля вылезла длинноногая девчонка, а за ней, похоже, ее старшая сестра. Девчонка облокотилась на капот машины, выжидая. На ней были белые шорты и темно-синий свитер с эмблемой на кармашке. Сняв солнечные очки, она тряхнула головой – длинные белокурые волосы спутанной массой упали на лицо, и тогда девочка, используя очки как обруч, закрепила их на голове.
Люне она показалась очень шикарной.
Девочка приветливо улыбнулась ей. Голубые глаза, такие светлые, что казались почти прозрачными, лучились весельем.
Она сразу понравилась Люне.
– С приездом, Сузан.
Лицо Ли-Джонс омрачилось: из-за машины вышла старшая сестра Сузан – стройная девушка в очень короткой юбке. Роберта Ли-Джонс строго взглянула на Ройоля, который залюбовался стройными ногами красотки.
Весь преподавательский состав с облегчением вздохнул, когда в прошлом году Кэролайн Форрестер окончила школу. Теперь из Форрестеров в «Хайклере» осталась только Сузан, у которой характер был помягче. Преподаватели называли свои трудности с подобными ученицами «проблемой богатых детей».