– А ты разве не говорил, что моя привлекательность кроется как раз в моем состоянии? – Грейс попыталась сказать это с юмором, но знала, что шутка не удалась, уж слишком она волновалась за результат.

– Нет. Я говорил, что вы должны начать думать как мужчина, графиня.

– Ты должен знать, что английские джентльмены никогда не чураются возможности повысить свое положение в обществе, женившись на даме ради ее состояния. На самом деле жены являются основными вкладчиками игровых домов в Лондоне. По правде говоря, щедрые пожертвования, которые джентльмены добывают в туго набитых карманах богатых невест, достигают невероятных размеров. – Грейс долго смотрела в непроницаемое лицо Майкла. Ее переполняла боль от полученного отказа, которая все равно упрямо подталкивала ее продолжать, до полного и окончательного унижения. – Если, конечно, в женщине нет чего-то безвозвратно отталкивающего. В таком случае, как я обнаружила совсем недавно, мужчина решает проявить благородство и чрезмерную гордость, чтобы принять такую неожиданную удачу.

– Во имя всего святого, – Майкл встряхнул ее за плечи, – если прошлая ночь не доказала тебе, как сильно этот забытый Богом кузнец желает тебя, тогда это просто безнадежно.

– Ну что ж, значит, в тебе проснулась гордость, которая… – Грейс не могла говорить дальше.

– Значит, – на мгновение в глазах Майкла проблеснул странный огонек, – вот как ты называешь отказ мужчины заискивать и жить за счет богатой женщины?

– Да.

– В таком случае… Да, должно быть, это проклятая гордость.

– Не надо богохульствовать.

– Проклятие, сейчас как раз самое время для богохульства. Я предупреждал тебя, что не умею говорить красивых слов, даже если эти разодетые в шелка лорды в Лондоне преуспели в этом. Ты права. Тебе нужно возвращаться туда, любовь моя. Там твое место, и не надо слоняться по северным графствам.

– Я не стану извиняться за свою жизнь, за богатство, которое оставил мне муж. – Грейс чувствовала, как в ней нарастает волнение. – Твой знакомый завещал тебе этот дом, и ты принял его.

– Правда. Но ты никогда не найдешь меня в Лондоне, пристегнутым на поводок и танцующим, как получивший приз жеребец. Возвращайся в свой мир, где мечты продаются и покупаются по чьей-то прихоти. У меня нет здесь места для тебя.

Со сдавленным стоном Грейс с силой ударила его по щеке так, что голова Майкла мотнулась в сторону, и побежала к двери. Она была в двух шагах от свободы, когда ее талию обхватили сильные руки и Майкл, развернув ее к себе, грубо поцеловал, не обращая внимания на сопротивление.

Ему не надо было привлекать Грейс в свои объятия. Он это знал. Но он не хотел, чтобы в его памяти она осталась такой рассерженной. Он был все-таки слишком эгоистичен. Поэтому за одно короткое мгновение, пока она не вырвалась из его рук, он излил всю, до последней капли, страсть к этой прекрасной женщине в его объятиях.

Майкл не успел открыть глаза, когда Грейс резко оттолкнула его и выбежала за дверь. Он даже рассмотреть ее толком не успел. Черт, у него текли слезы из глаз. Сказывалось общение с важными особами щеголеватого вида.

Майкл опять подошел к камину и старался расслышать звуки отъезда Грейс. Ноги стали тяжелыми, словно увязли в болоте.

Господи, он так не хотел говорить ей то, что сказал. Но для нее будет лучше считать его полнейшим идиотом, чем понять истинное положение вещей. Что там с этими проклятыми аристократами и их бестолковой гордостью?

Он никогда не позволит страшной опасности разоблачения и жестокой правде разрушить жизнь, которую она заслуживает. Жизнь рядом с настоящим джентльменом, который даст ей солнце над головой.

Внутри Майкла зрела паника. Сквозь затуманенный мозг проник звон постромок на лошадях экипажа герцога. Майкл даже не знал, где искать ее в Лондоне. Но может, это и к лучшему. Она обещала сообщить, если вдруг забеременеет. Черт, если это случится, Майкл не сомневался, что эти два лорда, став плечом к плечу, разыщут его.

Он закрыл глаза, напряженно прислушиваясь, пока все не стихло, и только потрескивавшие дрова в горящем камине нарушали тишину. И вдруг все мысли о Грейс Шеффи были изгнаны из памяти воспоминаниями о другом огне, который случился так давно…

Грейс не знала, какая сила заставила ее спуститься в тот вечер к ужину в поместье Бьюли-Парк. Может быть, она просто знала, что сойдет с ума, если позволит себе еще хоть на минуту погрузиться в собственные мысли.

Он сказал, что не хочет ее. Он не хочет быть в роли жеребца на поводке, получившего приз. Боже милостивый! Грейс почувствовала, как к горлу подступило раздражение, и остановилась на лестнице. Ей известны такие женщины. В Лондоне было несколько очень богатых, слегка стареющих вдов, о которых шептались, что они деньгами привлекают внимание симпатичных джентльменов.

Слова Майкла вновь прозвучали в ее голове и собрались в комок черной ярости, поднимавшейся внутри Грейс.

Вопиющая наглость Майкла Раньера!…

Грейс расправила плечи и продолжила свой спуск по широкой, покрытой ковром лестнице удивительного замка герцога Бофора. Она сосредоточила свое внимание на великолепных фресках, украшавших куполообразный потолок, и на позолоте практически всех рельефных поверхностей. Изящные памятники древности, видимо; стекались в это имение с генеалогического древа много веков подряд. Все излучало старательную утонченность. Пафосу веков вторили буйные батальные сцены, изображенные на огромных холстах, в избытке украшавших практически все стены.

У подножия лестницы Грейс столкнулась с двумя неподвижными лакеями в бледно-голубых с серебристой отделкой ливреях.

– Добрый вечер, – пробормотала она.

Оба лакея, казалось, были смущены, что за обращением к ним не последовало никакой просьбы.

– Ваша светлость, – ответили они в один голос и поклонились.

Грейс прошла по огромному главному холлу на звук голосов и заглянула в дверь гостиной.

Там собрались все: Люк, Куин, Эйта и мистер Браун, а также Элизабет Ашбертон, Сара Уинтерс и хозяин замка, герцог Бофор. Последний удерживал восторженное внимание всех гостей, рассказывая нелепую историю о браконьере, обнаруженном на его земле.

– Сегодня утром я сказал этому человеку, что у него есть выбор. Либо я передам его констеблю в Йорке, либо он спасет нас обоих от ненужного беспокойства и позволит мне застрелить его незамедлительно, – рассказывал высокий, преклонного возраста герцог.

– Скажи, ради Бога, что он выбрал, Чарлз? – Эйта ловила каждое его слово.

– Он сдался на мою милость, – хихикнул герцог, – отдал клубок меха и перьев и совершенно спокойно сказал мне, что у меня не все дома.

Эйта разразилась смехом, а мистер Браун даже не пошевелился.

– О, леди Шеффилд! – воскликнул старый герцог, заметив Грейс. – Очаровательно, что вы, в конце концов, присоединились к нам. Не желаете стаканчик ратафии [5]перед ужином?

– Спасибо, ваша светлость, но нет, не хочется.

– О, нет-нет, моя дорогая, вы должны называть меня просто Чарлзом. Такое обращение снова заставляет меня почувствовать себя намного моложе.

По обе стороны от Грейс появились две тени, и она, повернувшись, увидела рядом двух своих подруг, Элизабет и Сару. В их молчаливых дружеских отношениях Грейс находила утешение.

– Чарлз, – смеясь, сказала Эйта, – ты позволяешь нам слишком много вольностей. Мы никогда не сможем отплатить тебе за то, что ты приютил нас по первой просьбе.

– Это я должен быть благодарен тебе, – старый герцог пристально посмотрел на Эйту, – что развеяла здесь скуку ожидания. Я и не подозревал, как мне здесь наскучило, пока ты не раскрыла мне глаза.

Мистер Браун закашлялся, а у Люка с Куином был крайне изумленный вид.

В этот момент вошел дворецкий и объявил, что ужин накрыт.

– Пошли, моя дорогая Эйта, ты должна снова сесть рядом со мной и рассказать что-нибудь еще про этот твой Корнуолл. Там и правда так тепло, как ты говоришь? Разве такое место существует в Англии?