– Хорошо.

– Тогда… Тебе лучше снова повернуться ко мне спиной. В противном случае, если твоя рука останется там, где она есть сейчас, я буду смущаться больше, чем ты.

Его слова зародили в ней смутное чувство гордости, когда она уступила, не слишком веря его заявлению. Его губы касались уха Грейс, а руки скользнули по округлости бедер вниз, туда, где находилось жаркое лоно. Грейс закусила губу.

– Слушай, я был прав. Я был уверен, что здесь у тебя самое нежное местечко, как тонкий шелк.

Грейс чувствовала, как его затвердевшая плоть упирается ей в ягодицы, и с тревогой почувствовала влажное тепло у себя между ног.

Потом его рука проникла еще дальше, исследуя влажные лепестки плоти, и Грейс уже не смогла сдержать возгласа удовольствия, рвавшегося из груди…

– Ах, любовь моя… Да, вот так. Дай мне послушать тебя.

Она судорожно сжала руками простыни и надолго забылась в своем желании расширить воображаемое пространство, чтобы достичь чего-то… чего-то. Когда Грейс подумала, что больше не вынесет его нежных пыток, палец Майкла погрузился во влажную глубину, а его ладонь в тот же самый момент легла на возбужденный и напряженный бутон и с уверенной точностью прижалась к нему.

– О да, – простонал Майкл. – Ты чувствуешь меня, любовь моя? Не волнуйся, я не остановлюсь… Я не хочу останавливаться.

– О… – сорвался с ее губ стон наслаждения. Она прерывисто вздохнула и застонала, потерявшись в неистовом восторге наслаждения. Жаркие волны неизвестных ей доныне ощущений прокатывались по всему телу от макушки до кончиков пальцев на ногах. Грейс переполняло наслаждение, пронзавшее ее сладкой болью. Она выгнулась навстречу его ласкам.

Майкл чувствовал, как по ее телу пробегала сладостная дрожь, но прежде чем он смог порадовать свое сердце такой бурной реакцией Грейс на свои ласки, его затвердевшая плоть резко толкнулась в восхитительно мягкие ягодицы, и он, приподняв спину, проник между изящными бедрами. У него перехватило дыхание, он застонал, когда почувствовал, как она расслабилась с ним рядом. То, что скрывалось за ее пылом и страстью, являлось для него слишком сильным искушением. И длилось оно слишком долго.

– Не двигайся, – простонал Майкл. Проклиная себя, он обхватил ее руками под грудью и молил о сдержанности.

– В чем дело? – прерывисто дышала Грейс.

– Прости, – выдохнул Майкл, – мне необходима минутка. – Но Майкл прекрасно понимал, что сколько бы задач он ни пытался выстроить в своей голове, его мысли все равно будут возвращаться к цветку женственности, касающемуся его плоти, и к узкому входу, который обнаружили его пальцы, и он опять едва не потерял самообладание. Он закрыл глаза и сжал челюсти.

В этот момент он почувствовал на своей руке просочившуюся сквозь повязку влагу. К нему вернулся здравый рассудок.

– У тебя кровь, – торопливо сказал он и оторвался от Грейс.

– Со мной все в порядке, – потянулась она за ним. – О, это было… изумительно. То, что ты делал. Я никогда не знала, что можно… – Грейс чувствовала стыд и не осмеливалась посмотреть на Майкла.

Майкл пристально рассматривал повязку, которая опять ослабла, и обнаружил явное темное пятно крови:

– О Господи, что я натворил!

– Перестань, – настаивала Грейс, – меня это не волнует. Мне совсем не больно. Пожалуйста, не волнуйся. Я знаю, что надо делать сейчас. – Она покорно опустила руки по бокам, раздвинула стройные ноги, и Майкла затопило древнейшее желание овладеть ею.

Боль от напряжения в паху отдавала в живот и распространялась по всему телу, и эгоистичный зверь, который сидел внутри Майкла, уже представлял, как одним мощным движением входит в нее, соприкасаясь бедрами.

– Нет, – простонал Майкл и снова закрыл глаза.

Он почувствовал на своей коже теплое дыхание Грейс, и ее мягкие губы прижались к его плечу. Он резко дернулся в ответ, но заставил себя лежать неподвижно. Пальчики Грейс нерешительно пробежались по его боку, ноготь мизинца прочертил какой-то узор. С едва уловимым намеком на смелость она попыталась подтянуть его бедра к себе, не сдвинув их с места.

– Ради всего святого, ты ранена. Я не хочу, чтобы у тебя разошлись другие швы. Мне опять придется доставать нитку с иголкой, и я обещаю, тебе это не понравится.

– Тогда покажи мне, – прошептала Грейс, продолжая покрывать его грудь невинными поцелуями. – Moгy ли я сделать для тебя то, что только что сделал для меня ты?

– О Боже, дорогая моя…

Грейс положила руку на его восставшую плоть, и Майкл погиб. Окутанные чувственным туманом, они погрузились в свой уединенный мир, полностью растворившись глубоко в ночи, глубоко друг в друге, и он просто не мог и не станет отказывать себе в этом. Он забыл, что они принадлежат к абсолютно разным слоям общества, об опасности разоблачения, о том, кто он есть, и о своем прошлом. Остался только этот прекрасный ангел, а рядом с ним – изголодавшийся мужчина.

– Просто прикоснись ко мне. О Боже, да, да, любовь моя, вот так!…

Майкл накрыл рукой изящные пальчики и направил их к вершине своей восставшей плоти, которая обещала быстрый конец его мучениям. Ее прикосновение было таким легким, как трепещущее крыло маленькой птички на летнем бризе. Майкл остановил движение, когда наслаждение достигло наивысшей степени. Из груди его вырвался сотрясающий все его тело хриплый стон, и он взорвался в бесконечном потоке дрожащих спазмов, чувствуя, как она нежно сжимает его плоть.

И на одно короткое мгновение Майкл Раньер, Майкл Раньер де Пейстер, давно пропавший граф Уоллес… абсолютно, полностью и окончательно испытал соблазны, которые можно испытать только в раю.

В синеватом резком свете нового зимнего дня Грейс восстанавливала события прошедшей ночи. Она вспоминала, что ей говорил мистер Раньер, как он прикасался к ней, и от этих воспоминаний ее окутывала волна тепла. О… все это было так грешно! Но все же…

Так прекрасно. Так удивительно грешно…

Благочестивые люди, конечно, такого не делают. Мистер Раньер был кузнецом и фермером. Возможно, так делают в колониях. По другую сторону океана была опустошенная войной дикая местность.

Потом Грейс вспомнила герцога и герцогиню Хелстон, растянувшихся на краю бильярдного стола. Рука Люка залезла глубоко в лиф Розалинды, а ее рука находилась глубоко в его бриджах. При этом они смеялись. И дыхание их было прерывистым. И Люк называл ее ведьмой, а Розалинда его – дьяволом. И Грейс, чтобы не умереть от стыда, тихо проскользнула тогда в свою комнату.

Но вполне возможно, что в колониях все происходит так же, как и здесь. Грейс уцепилась пальцами за подоконник, выглянув из окна на укрытое снегом пространство. Белый снег так блестел под лучами яркого солнца, что глазам было больно смотреть, поэтому она перевела взгляд на мерцающий блеск нитей с жемчугом, который всегда успокаивал ее.

Ей бы надо было радоваться солнцу, а ей было не до радости. Грейс давно хотела забыть свою жизнь, и здесь, в этом скромном деревенском имении, ей это удалось. И теперь, когда это осуществилось, она признавала, что страстно хотела задержаться здесь ненадолго, прежде чем продолжить свой путь на остров Мэн. Ей не хотелось думать о будущем. Она так долго думала о нем, потому что именно этим должна заниматься леди, имеющая благородное происхождение.

Понятно, почему не надо поддаваться соблазнам. И все же… Неужели тайные поступки вдовы и кузнеца, затерявшихся где-то между Дербиширом и Йоркширом, на самом деле будут грешными?

Грейс выпрямилась и устремила взгляд вперед. Она не задержится здесь надолго, если решающее слово в этом вопросе окажется за ярким солнцем. И мистер Раньер совершенно ясно дал понять, что случившееся прошлой ночью – просто неожиданное мимолетное увлечение. У этого человека, очевидно, было очень мало времени на банальные плотские развлечения. Учитывая те обстоятельства, его основное занятие – тяжелый труд.

Грейс представила его замахивающимся и ударяющим по раскаленной лошадиной подкове, лежащей на наковальне, его плечи блестят от пота, и улыбнулась. Что подумают о ней ее друзья в Корнуолле, если узнают, что последние несколько ночей она провела в постели бывшего кузнеца, решившего избавить ее от вечного холода, который проник в ее кровь и в ее сердце?