– Эйта, я думаю, ты понимаешь, я не могу переносить всеобщую жалость. – Грейс вернулась к кастрюле, чтобы помешать кашу, которую, она знала, никто из них есть не станет. – Я на самом деле молюсь, чтобы мистер Раньер рассказал Люку и Куину чистую правду о последних нескольких днях. Я очень благодарна мистеру Раньеру. Уверяю тебя, что роли несчастной, дважды обманутой невесты, с радостью предпочту роль скандальной вдовы, лишенной всех правил приличия.
– Грейс!
– Но это правда. И мы обе это знаем.
– Мне кажется, что пэры увидят это в несколько другом свете, – сухо добавила старушка.
– Представляю.
– Ну и что нам делать?
Грейс было грустно видеть вдовствующую герцогиню в таком состоянии. У Эйты никогда за всю ее жизнь не было такого, чтобы она не знала, что надо предпринять. Когда дело касалось ее желаний, она превращалась в монстра.
– Думаю, придется просто сделать то, что доставит всем нам сильное смущение и большое несчастье: вернуться в Лондон.
– О! – В проницательных карих глазах старушки появился блеск. – Я знаю, что делать. Никто никогда не узнает о том, что здесь случилось. Ты устроишь грандиозный бал в честь Куина и Джорджианы. Это позволит держать под контролем всех сплетниц. Как думаешь, у нас есть шанс заманить на этот бал мистера Раньера, а? Если ты станцуешь с ним парочку вальсов… А что, он такой мужественный, буквально излучает силу, как дикий зверь, и все сразу забудут о тех разговорах, какие были о тебе с Куином.
Грейс закрыла глаза. Неужели ей вечно придется терпеть подобные ситуации? Пустое поместье на пустынном острове Мэн действительно казалось сейчас более привлекательным.
С лестницы доносились приглушенные голоса Люка, мистера Брауна и Куина, послышались их шаги, однако они не зашли на кухню. Они что-то скрывали.
– Эйта… Грейс… – Хриплый голос Люка донесся от двери, ведущей на конюшни. – Мы позаботимся об экипаже. Через четверть часа мы уезжаем к Бофору. Этого времени тебе, Грейс, должно хватить, чтобы завершить свои дела. Эйта, ты не должна оставлять ее одну с этим… чертовым дикарем!
Герцог не стал ждать ответа. Захлопнувшаяся со стуком дверь объявила миру о том, что он хотел сказать на самом деле.
Блеск в глазах Эйты, как ничто другое, успокоил Грейс.
– Высокомерный и самодовольный щеголь, – заявила старушка. – Всегда таким был. И всегда таким будет.
– Ты его любишь, – улыбнулась Грейс.
– Ну а как я могу его не любить? Я с грустью признаю, что в его жилах течет моя упрямая кровь. И мне некого винить, кроме самой себя.
Грейс снова улыбнулась, ей было так приятно видеть, что к старой вдове вернулось чувство юмора.
– Давай, девочка, продолжай, не будь глупой. У меня нет нужды говорить тебе, чтобы ты не обращала внимания на моего внука. Если ты хотя бы наполовину такая, какой я тебя знаю, ты прекратишь заниматься чепухой, ухватишься за этого невероятно большого мужчину наверху, и опять будешь компрометировать его до полусмерти.
– Эйта!
– О, какая досада! Ты хочешь, чтобы я занялась этим вместо тебя? Я почувствовала внезапную симпатию к нравам этой эпохи.
– Хватит! – Грейс смеялась так, что даже слезы выступили у нее на глазах.
– Знаешь, – наклонилась к ней Эйта, – я никому не говорила, но на самом деле сама пыталась сделать что-то подобное пятьдесят лет назад, хотя, может быть, это было не так дерзко. К сожалению, мужчина, которого я выбрала, оказался слишком трусливым, чтобы довести дело до конца.
Бедный мистер Браун…
Их разговор прервал скрип ступеней, и они обе посмотрели наверх.
– Иди к нему, – сжала плечо Грейс старушка. – Я видела, он любит тебя, Грейс. Тебе нечего бояться.
– Я никогда не говорила, что боюсь его, Эйта. Он на самом деле, может быть, единственный мужчина, которого я не боюсь.
Грейс сняла с огня кастрюльку с кашей и вышла из кухни, прежде чем Эйта успела сказать еще что-нибудь. Она постучала в дверь его комнаты и, не дожидаясь ответа, вошла.
Он стоял перед камином, уперев руки в бока.
– Я пришла попрощаться, – начала Грейс, видя, что он не повернулся к ней. – И спасибо тебе. Спасибо, что спас меня, и за… Ну и за все остальное. Мне только жаль, что мои друзья так и не поняли, в каком я неоплатном долгу перед тобой. – Майкл по-прежнему не поворачивался к ней лицом и молчал, поэтому Грейс чувствовала себя очень неловко. – Еще я хотела сказать, что, в конце концов, решила вернуться в Лондон. Глупо было с моей стороны думать, что я найду счастье на острове Мэн. Всем известно, что дом твоего детства никогда уже не будет таким, каким ты его запомнил.
– На самом деле, дорогая моя, иногда он бывает точно таким, каким ты запомнила. – Майкл повернулся, и Грейс бросилась к нему.
– Ой, у тебя кровь! – Грейс достала из кармана носовой платок и потянулась к его лицу.
– Стоп! Это ерунда, простая царапина.
– Не говори глупостей. Подожди, позволь мне…
– Не надо, ангел мой, – перехватил на полпути ее руку Майкл.
Итак, они вернулись к впечатляющему списку беспристрастных имен, которыми он называл ее. Ну что ж, может так оно и лучше, ведь речь шла о прощании.
– Это все ерунда, – продолжал Майкл, – нам нужно обсудить кое-что более важное. – У него было напряженное, бледное лицо, и непохоже, чтобы причиной тому была царапина на подбородке.
– Мистер Раньер, если вы скажете хоть одно слово о браке, я не прощу вас. – Эти слова Грейс постаралась произнести с легкостью. – В отместку я могла бы даже целый месяц готовить вам ужин.
– Так, Синеглазка, разве я когда-нибудь жаловался на еду, которую ты так восхитительно приготовила? – Напряжение на его лице немного ослабло.
– Да нет… Ты был слишком вежлив, чтобы проронить хоть слово. Но я убеждена, что получила бы великое удовольствие, наблюдая, как ты корчишься еще больше, предложив мне радости супружеского счастья. Я знаю, это работа Люка и Куина.
– Супружеское счастье? Вот как вы это называете? – Он приблизился к Грейс и оказался невыносимо близко.
– Не надо. Пожалуйста, – прошептала Грейс, поднимая глаза. Его запах разбудил воспоминания о страсти, вспыхнувшей между ними, и о страсти, которую предстоит потерять навсегда. – Мы договорились. И я буду считать это серьезным оскорблением, если ты осмелишься сделать неискреннее предложение.
– С вами, моя дорогая графиня, понятие супружеского счастья содержит в себе больше привлекательности… Хотя я, возможно, назвал бы это чем-нибудь более интересным. Ох, любимая… то, что произошло вчера ночью… Об этом я буду мечтать всю оставшуюся жизнь…
– Нет, – Грейс вытянула руки, чтобы остановить его, – не говори так.
На какую-то долю секунды по его лицу промелькнуло величайшее напряжение от сдерживаемых эмоций, которые он подавлял в себе ценой огромного самообладания, но через секунду от него не осталось и следа.
Это было чудовищно несправедливо. Соблазн был слишком велик. Грейс должна узнать, правду он говорил или был как все остальные… мужчина, который выражал чувства во имя благородства. Ему было легко изображать душевные волнения, когда она пообещала отказать ему. Но что он стал бы делать, если бы она не выполнила свою часть договоренности?
Грейс проигнорировала собственное смущение и приняла решение, пока мужество не покинуло ее. И она сделает это, стоя на своих ногах, без его теплых объятий.
– Майкл… Ты как-то сказал мне, что мужчинам для собственной самооценки важно их состояние и положение в жизни. Я просто хочу, чтобы ты знал, что меня эти две составляющие ни капли не волнуют в мужчине или в будущем муже.
Глаза Майкла наполнились болью и чем-то еще, чем-то очень похожим на страх.
– Послушай, – пальцы Грейс инстинктивно потянулись к жемчугу на шее, – дело в том, что я владею состоянием, которого достаточно, чтобы, не скупясь, содержать нескольких лордов с их семьями гораздо дольше, чем длится одна жизнь.
Майкл немного помолчал, потом тихо спросил:
– Вы предлагаете, чтобы ваш будущий муж жил на вашем иждивении, графиня?