Грейс почувствовала, как ей в бедро уперлась напряженная плоть, и это привело ее в чувства. О Господи… Господи… Пожалуйста, пусть он спит.

– Дорогая, – послышался хриплый и скрипучий голос, – неужели вы пытаетесь воспользоваться мной?

– Что, простите? – Грейс судорожно пыталась придумать благовидное оправдание.

– Возможно, именно поэтому все те другие идиоты отказали вам. Вы слишком торопитесь. О Боже, графиня, я знаю вас всего лишь день, а вы здесь пытаетесь соблазнить меня… Бесстыжая, вот вы кто!…

О Господи, да он смеется над ней!…

– Ничего подобного, мистер Раньер. Просто вы захватили меня в свои объятия, и… И я не давала вам разрешения ложиться в эту постель.

– Но мне чертовски трудно сделать так, чтобы вам было тепло, дорогая моя.

– Я вполне способна согреться сама.

– Неужели? Позволю себе не согласиться. Вы стонете во сне и будите меня каждый час. И всякий раз, когда я прихожу взглянуть на вас, одеяла валяются на полу. Мне надоело без конца вставать с кровати и ходить туда-сюда.

– Разве вы никогда не надеваете ночную рубашку?

– Нет! – хохотнул Майкл.

Грейс не знала, куда ей деть свои руки, поэтому попыталась опустить вниз ту, которая оказалась зажатой между ними, и Майкл застонал.

– Послушайте, – сказал он, немного отодвинувшись от Грейс, – поскольку, похоже, больше мне не уснуть, может, настало подходящее время, чтобы вы рассказали мне о своем мистере Брауне или…

– Или что? – прошептала Грейс.

– Или рассказали бы толком, что вы планируете делать сейчас со мной… – Майкл приблизился к ее губам, практически не оставляя между ними пространства.

Грейс вздохнула.

– Я считаю, что когда заранее подробно описывается каждое прикосновение, то это только усиливает удовольствие, – сказал он игриво.

Грейс резко выдохнула и попыталась отодвинуться от него, но Майкл не позволил ей сделать это. Грейс молила, чтобы в голову пришла здравая мысль.

– Мистер Браун…

– Хорошо, – перебил ее Майкл, – я боялся, что вы не придете в себя. Продолжайте.

– Мистер Браун – один из самых замечательных джентльменов в этом мире. Он остроумен, добр и…

– Богат и красив?

Услышав эти слова, Грейс подавила в себе нервный смешок. Но если этот разговор может установить рамки внешних приличий между ними, она воспользуется этим.

– Красив не в привычном смысле этого слова, но я думаю, это делает его еще более интересным человеком.

– Стоп! – фыркнул Майкл. – Я передумал. Я больше ничего не хочу слышать о Брауне. Повторяю, он дурак, если оставил вас одну и совершенно беззащитную.

Грейс не нашлась, что ответить ему.

– Я говорю об этом, просто чтобы вы не соглашались проехать ни дюйма с этим парнем, не взяв с собой дюжего кучера, у которого благородства и отваги в мизинце больше, чем у этого джентльмена-щеголя во всей его трусливой шкуре.

– Хорошо, – улыбнулась про себя Грейс.

– Что, нечего возразить? А я не знал, что вы такая послушная.

– У меня есть положительные качества.

Снова зашуршали одеяла, и Грейс почувствовала тепло его большой руки, которая, коснувшись плеча, переместилась немного ниже перевязанной грудной клетки. Казалось, что ладонь накрыла все ее бедро, и Грейс едва дышала.

– Кстати, графиня, я должен вас поблагодарить.

– За что? – прошептала она.

– За то, что вы починили всю мою одежду. Я не люблю заниматься штопаньем и многие месяцы откладывал эту работу. Вы оказали мне огромную услугу, и должен сказать, вы прекрасная швея.

Грейс так давно не ощущала волнения от чувства гордости за себя, что его простые слова принесли ей удовольствия больше, чем фальшивые комплименты, которые она слышала годами.

– Я так рада, что смогла хоть что-то сделать для вас, после всего, что для меня сделали вы, – прошептала она.

– Вы снились мне. – Подбородок Майкла уперся ей в бровь, и его низкий голос громыхал где-то сверху.

– Это наверняка от подгоревшего рагу. Такое блюдо, вероятно, не вызывает ничего, кроме ночных кошмаров.

Майкл молчал несколько мгновений, и Грейс была уверена, что он сменит тему разговора.

– Мне снилось, что я скачу к яблоневому саду в раю. Грейс тяжело сглотнула, не в состоянии сказать что-нибудь.

– И ты лежишь под одной из яблонь, – он убрал прядь волос с ее лица, – в одной руке книга, в другой – яблоко, вся в задумчивости… Но явно ждешь…

– Стоп. Я уже слышала эту историю.

– Правда?

– Это о том, как Ева, в союзе со змеем, соблазнила Адама.

Грейс удалось немного отдвинуться от Майкла, создав между ними небольшое пространство, и она выбрала этот момент, чтобы постараться убрать его руку со своего бедра. Но при этом ее пальцы соскользнули в область паха и коснулись… О Господи!…

– О, ради всего святого, женщина… – болезненно простонал Майкл, сцепив зубы, и его стон был скорее похож на свистящий шепот. – Соблазни меня опять или скажи, что я бесчувственный вол. Напомни, что у тебя рана или что ты любишь этого бестолкового Брауна. Только ради всего святого, дорогая моя, делай что-нибудь, что угодно, пока я не выпрыгнул в окно и не выкупался в снегу.

Рука Грейс замерла, словно парализованная, когда она коснулась восставшей плоти. Она понимала, ни минуты не сомневаясь, что он ничего не станет делать без ее безоговорочного согласия, и это еще больше затрудняло положение Грейс.

Интуитивно она понимала, что ей предоставлялся шанс узнать ответы на некоторые греховные вопросы, которые давно не давали ей покоя. Как только она покинет затерявшийся домик незнакомца она может никогда больше не найти эти ответы.

И все же было бы намного легче, если бы он не бросил ей вызов и не предоставил выбор. Она подумала, что он мог просто прижаться к ее губам, и она послушно примет то, что он сделает с ней. Точно так, как поступала в супружеской постели. И потом она, наконец, поймет, какими могут быть отношения с мужчиной, если он не старый и не больной, с мужчиной, обладающим непревзойденной сексуальной силой, и простым откровенным словам которого она верила больше, чем любой красноречивой шутке, услышанной в Лондоне.

О, как это все неправильно, как грешно!

Что она должна делать? Она, естественно, не могла выразить словами, что одобрила бы это. Ведь такие слова нарушали бы все правила приличия, которые прививались ей с самого рождения.

Грейс почувствовала, как дрожит его крепкое тело.

Судя по его частому дыханию, которое она ощущала на своем плече, он страдал. И Грейс внезапно отбросила многочисленные условности благопристойного поведения, которые всегда сдерживали ее.

– Простите, если я причинила вам боль своим прикосновением… Ну вот. – Грейс замолчала, расстроившись, потом немного приподняла подбородок и скромно поцеловала Майкла в щеку. Просто легкое прикосновение губ к заросшей щетиной щеке.

Наверное, это был самый смелый поступок Грейс Шеффи за всю ее жизнь.

– О, любовь моя, – хрипло пробормотал Майкл. Он вновь прижал ее к своему горячему телу и уткнулся лицом ей в шею, вызвав во всем ее теле напряженную дрожь. Он заполнил собой все пространство, подавляя своим присутствием. Грейс чувствовала себя как мышь, попавшая в огромные лапы льва, мягкий мех которого касался ее лица, пока он обнюхивал ее, пытаясь решить, как лучше насладиться закуской, лежавшей перед ним.

Он тихонько покусывал ее шею, пока не добрался до губ. Тут Майкл остановился, напряжение становилось невыносимым.

– Ты уверена? – Он смотрел на Грейс в мерцающем свете камина, янтарные глаза потемнели от страсти и казались почти черными.

Грейс едва заметно кивнула.

– Должен предупредить тебя, что я не из тех благородных щеголей, которые, испытывая хоть малейшее сомнение, остановятся, и не из тех, кто дает обещания. Я не из таких. И еще имей в виду, что я не выношу раскаяние или слезы по утрам.

– Для того, у кого создалось впечатление, что вы, возможно, согласны на это, – тихо сказала Грейс, – становится совершенно понятно, что сейчас вы делаете все возможное, чтобы изменить мое решение. Уверяю вас, я ничего не жду и не обижусь, если вы не захотите… – Грейс вздохнула, – если вы… На самом деле я уже вполне привыкла к тому, что мужчины останавливаются или изменяют своему слову, или как вы там это называете. – Грейс толкнула его в грудь. – Я уже говорила, что имею такое влияние на джентльменов, поэтому научилась переживать подобное.