— Мой помощник Элвис Райт сказал, что вы хотите ознакомиться с результатами нашей работы. — В глубине души она все еще надеялась убедить его оставить все как есть, снова перенести книгу в отдел реставрации.

Он холодно ответил на рукопожатие. Одет, как всегда, безупречно — темно-синий костюм, желтый шелковый галстук с золотой булавкой у горла.

— Компьютерная программа помогла создать более точную и адекватную версию английского перевода, мы даже не надеялись на столь блестящий результат. — Подчеркнуть объем и качество проделанной работы никогда не повредит. — Причем заняло это куда меньше времени, чем если бы над ним трудилась целая бригада ученых.

— Боюсь, что недостаточно быстро. И я хотел бы забрать все, что у вас имеется на данный момент.

— Я уже поручила Элвису сделать для вас распечатку. Он скоро закончит. — Бет не удержалась от искушения и взглянула на Якоба с сундуком в руках — в нем сейчас находилась книга, — он по-прежнему стоял у дверей. — Видите ли, без оригинала «Бестиария» нам будет куда сложнее продолжить работу. Завершив каталог графем и сопровождающий его перевод, мы надеялись ознакомить с этим чудесным уникальным произведением широкий круг ученых и…

— Вот как? — сухо заметил аль-Калли. — Лично я такой цели никогда не ставил.

Уже зная аль-Калли какое-то время и ожидая худшего, Бет была шокирована его тоном.

— Разве?

— Все, чего я хотел, что мне было нужно, — это точно знать перевод каждого слова в книге. Поскольку это сделано и сама книга отреставрирована, не вижу причин держать ее здесь. Работа закончена.

— Но неужели вам не хотелось… э-э… сделать «Зверей Эдема» достоянием мира?

Аль-Калли покосился на дверь. Вошел Элвис с кипой разноцветных картонных папок, каждая была посвящена отдельному разделу книги и работе, проделанной над ним. Элвис выложил папки на стол перед аль-Калли.

— Нет, — ответил араб Бет и принялся листать папки и проглядывать приклеенные к ним бумажки с указанием содержания.

Удовлетворенный увиденным, он поднял глаза на Якоба. Тот вошел, сложил папки поверх сундука, вышел и снова встал у двери.

Аль-Калли полез в нагрудный карман пиджака, достал оттуда тонкий конверт из бумаги цвета слоновой кости.

— Не хочу, чтобы вы сочли меня неблагодарным, — сказал он, протягивая конверт Бет. Потом развернулся на каблуках безупречно начищенных туфель, кивнул потерявшей дар речи миссис Кейбот и вышел, оставив за собой слабый аромат дорогой туалетной воды.

Бет была потрясена до глубины души, миссис Кейбот тоже никак не могла оправиться. Но вот Элвис пожал плечами и сказал:

— Но ведь у нас есть копии всех материалов.

«Что правда, то правда, — думала Бет. — Но что от этого толку без самой книги?» Все равно что выразительный и подробный пересказ фильма, которого никто не видел; или блестящая статья о картине, которая нигде не выставлялась; пересказ текста, который никто никогда не мог прочесть. Даже хуже. Ибо без источника или аутентичного артефакта, на который ты будешь бесконечно ссылаться, все это обретет характер фантастических измышлений. И ни одно слово никто не станет воспринимать всерьез.

Она вертела конверт в руке. И вдруг, к своему удивлению, заметила на нем красную восковую печать с инициалами «МАК». Бет никогда прежде не видела ничего подобного, разве что в кино, где люди, подобные Томасу Мору, получали послания от архиепископа Кентерберийского. Бет сорвала печать и достала два чека — первый, на миллион долларов, являлся пожертвованием отделу реставрации Центра Гетти. Она молча протянула его миссис Кейбот. А со вторым чеком просто не знала, что и делать. Он был выписан на ее имя, и в нем значилась сумма в сто тысяч долларов. Элвис вытянул шею, заглянул ей через плечо и тихонько присвистнул.

— Вау! — воскликнул он. — Сдается мне, сюда включена и премия помощнику, верно?

Бет хотела сказать, что никак не может принять такого дара. Но поздно, аль-Калли уже ушел. Подошла миссис Кейбот, она показала чек ей.

— Ну что, порвать его, что ли? — хмурясь, спросила Бет.

— Это банковский чек, — сказала миссис Кейбот. — Порвать его — это все равно что порвать деньги.

— И что прикажете с ним делать?

Миссис Кейбот тоже пребывала в смятении. Она уже перебрала в уме все этические стандарты поведения в подобных случаях, но никак не могла сообразить, какой из них нарушался. Аль-Калли не вынуждал Бет лгать; он не подвергал сомнению ее результаты. Он не просил ее умалчивать о сомнительности происхождения или объявлять артефакт работой старого мастера, прежде приписываемой творцу более низкого ранга. Да он просто изъял этот артефакт, вернул себе свою собственность, сняв таким образом все вопросы и сомнения. Так что чек никак нельзя назвать подкупом — это дар. Но в Музее Гетти придерживались политики ясности и прозрачности, требующей от сотрудников незамедлительно сообщать обо всем, что тем или иным образом могло вызвать конфликт интересов. И хотя бы только на этом основании о получении чека следовало доложить, получить добро и лишь затем оприходовать его.

— Превратите его в наличные, и побыстрее, — шепнул Элвис Бет и торопливо выскользнул из кабинета, опасаясь реакции миссис Кейбот.

— Мне следует отнести его в Главное финансовое управление, — сказала миссис Кейбот, указывая на чек на миллион долларов. — Ваш, наверное, я тоже должна взять и оставить его там для сохранности, — добавила она и выхватила чек из руки Бет. — Музейный совет решит, принимать его вам или нет.

Миссис Кейбот тоже вышла, и Бет осталась одна в кабинете. Одна-одинешенька, без книги «Звери Эдема» и без чека, королевского подарка, который только что держала в руке. У нее почти не было надежды увидеть этот чек снова — уж кто-кто, а миссис Кейбот всегда сумеет найти способ вернуть его аль-Калли. А если тот откажется принять — передать на нужды музея. Никто никогда не становился музейным куратором ради денег… и однако же до чего приятно почувствовать себя богачкой, хотя бы на минуту-две.

Впрочем, кое-что у нее все же осталась. Запустив руку в нижний ящик стола, Бет достала папку с надписью «Личная корреспонденция» — для маскировки — и вынула из нее оригинал письма одиннадцатого века, найденный под обложкой древней книги. Держа хрупкие странички в руке, она вдруг подумала, что надпись на обложке не такой уж и обман. Было полное ощущение, что письмо адресовано именно ей, точно она была самой подходящей и благодарной аудиторией. Никто бы никогда не узнал, что оно существует, если бы не ее нюх сыщика, а если бы она не нарушила профессиональную этику, то письмо снова оказалось бы у законного владельца, на пути в Бель-Эйр, и направлялось бы сейчас… к полному забвению. Она понимала, ей следовало бы испытывать чувство вины — работа в Нью-Йорке и Лондоне приучила блюсти высокие стандарты профессионального поведения, но если уж быть до конца честной, ею владело совсем другое чувство — чувство радости и гордости, словно ей удалось вырвать нечто очень ценное из языков пламени.

Имение аль-Калли словно специально было выстроено так, чтобы выдержать массированную атаку противника, хотя Грир понимал, что на самом деле это далеко не так. К имению вела лишь одна дорога, находилось оно на вершине холма и было обнесено каменными стенами. Помимо главного входа существовал еще всего один. Тем не менее Грир видел массу недочетов, которые следовало бы исправить. К примеру, почему бы не разместить поверх задней и боковых стен колючую проволоку? Да, конечно, для домовладельцев, населявших Бель-Эйр, существовало немало ограничений, связанных с использованием недвижимости, но ведь если не спрашивать разрешения, тебе никто не откажет, верно? А уж если скрыть эту самую проволоку под вьющимися растениями и кустарниками — это несложно, — так вообще без проблем. Особое внимание следовало бы уделить задним воротам, тем, через которые Грир впервые попал сюда. Над ними не мешало бы установить камеру ночного наблюдения, с тем чтобы изображение передавалось в дом или по крайней мере в будку охраны главных ворот, которая дежурила там круглосуточно. Грир поделился некоторыми своими соображениями с аль-Калли, на что тот ответил: «Делай, что считаешь нужным» — и взмахом руки дал понять, чтобы больше не доставал. Тогда впервые Гриру пришла мысль, что на уме у хозяина что-то другое.