Когда Садовский предложил Гриру встретиться в стрелковом клубе «Либерти», тот сразу заподозрил подвох и, войдя внутрь, понял, что не ошибся.

В помещении, которое Берт Пит называл классной комнатой, собралось около дюжины мужчин — все белые, каждый ветеран той или иной кампании. На стене между инструкцией по технике безопасности обращения с огнестрельным оружием и таблицей, наглядно демонстрирующей, как чистить это самое оружие, теперь висел плакат с изображением колокола и девизом: «СЫНОВЬЯ СВОБОДЫ — ПОДНИМАЙТЕСЬ!» В точности такую же татуировку Грир видел на руке Берта.

Он заметил на столе чипсы и орешки, бочонок холодного пива и толстую стопку каких-то подшитых материалов. У Грира возникло впечатление, что гостей ожидалось больше. Он взял наугад один из файлов в пластиковой обложке. Просто чушь собачья: ксерокопии речей ребят типа Тома Пейна, Патрика Генри и Пэта Бьюкенена, [13]вроде бы именно последний — тот самый тип с неестественно писклявым голосом, которого Грир иногда видел по телевизору. Еще были снимки собраний и шествий «Сыновей свободы», которые проводились в Грин-Бей, штат Висконсин, в Бьютте, штат Монтана, в Гейсвилле, что в Джорджии. На последней странице красовался снимок Чарльза Мэнсона [14]с подписью внизу заглавными буквами: «ШУРУМ-БУРУМ».

Грир все еще разглядывал последний снимок, когда к нему подошел Садовский и подчеркнуто громко спросил:

— Пива, капитан?

В руках у него была жестяная банка, и еще Грир заметил, как навострили уши стоявшие у стола парни — на это, несомненно, и рассчитывал Садовский, когда прозвучало слово «капитан». Точно он, Садовский, заслуживал особого вознаграждения за то, что привел офицера.

Грир взял банку с пивом.

Берт вышел на середину комнаты и призвал присутствующих к вниманию. Все, кроме Грира, расположившегося на диване у стены, уселись на раскладные стулья.

— Первым делом хочу поблагодарить каждого, кто пришел, — начал Берт, — потому как знаю, все вы люди занятые.

«Да уж, — думал Грир, оглядывая мужчин, налегающих на дармовое пиво. — Эти ребятки приходят сюда прямо с фабрики, или из кабин грузовиков, или, еще лучше, из местных отделений службы помощи безработным».

— Некоторые из вас уже знают о нас все, — пара голов дружно закивала в знак согласия, — других привело здоровое любопытство. Они хотят понять, кто мы такие, знать, на чем стоим… А еще, черт побери, они хотят понять, что происходит в стране!

«О господи, — подумал Грир, — начинается!» И снова оказался прав. Берт закатил долгую речь (она оказалась лучше, чем он ожидал) о том, как основали страну наши благородные предки, о вкладе, который внесли в развитие страны мужчины и женщины из Европы и Скандинавии (Грир заметил, как многозначительно покосился Берт на парня в первом ряду, действительно смахивающего на викинга). Он говорил о культуре, построенной на христианских ценностях, о том, что этой культуре, «некогда величайшей в истории человечества», теперь грозит огромная опасность.

— В чем же заключается эта опасность? — задал сам себе вопрос Берт и оглядел присутствующих. Все они дружно перестали хрустеть чипсами и хлебать пиво. — Это опасность распада.

В зале стояла мертвая тишина, даже стулья не скрипели.

— Откуда она исходит? — воскликнул Берт. — Что грозит распадом?

— Все потому, что ты уже больше не носишь оружия, — осмелился предположить один из приглашенных.

— Верно, — кивнул Берт. — Здесь, в Лос-Анджелесе, больше законов об огнестрельном оружии, чем где-либо еще. К простой палке могут придраться, но я не об этом.

— Порнография, — предположил еще какой-то парень. — Куда ни глянь, всюду порнуха, одна порнуха!

«Особенно у тебя под кроватью», — подумал Грир, продолжая потягивать пиво.

— Да, это тоже проблема, — согласился Берт. — Но я имел в виду нечто другое.

Он вдруг почувствовал, что теряет внимание слушателей. Когда еще один парень вдруг вскочил и заговорил о разводах и правах отцов, Берт нетерпеливо притопнул и воскликнул:

— Раса, джентльмены! Все дело в расе!

Все снова затихли.

— У нас идет самая настоящая расовая война, а многие этого даже не осознают!

«Стара собака, чтобы выходить на охоту», — подумал Грир.

— У нас есть граница с Мексикой протяженностью почти в две тысячи миль, а защищают ее, как… — Тут Берт сделал паузу, подыскивая наиболее сильное сравнение. — Ну короче, ты чувствуешь себя менее защищенным, чем человек, который оказался в полночь на углу Флоренс и Нормандии.

Несколько человек хихикнули, но в целом сравнение было принято благосклонно.

У этого Берта все смешалось в кучу, решил Грир. О ком прикажете беспокоиться? О черных в южной части Лос-Анджелеса? Или о нелегалах, просачивающихся в Америку через черный ход?

— Каждый день сотни, да что там сотни, тысячи нелегальных иммигрантов переплывают Рио-Гранде, пробираются в Сан-Диего или к нам сюда, в Лос-Анджелес, и наводняют нашу территорию. Наши школы, больницы, автострады.

Теперь оратор ступил на хорошо знакомую стезю. Незаконный переход границы — благодатная тема. Лезут через нее все кому не лень и отбирают у тебя рабочие места. Даже террористы этих людей мало беспокоят, нет, они готовы ополчиться против любого, кто отобрал у них замечательную работу — собирать помидоры на плантациях, драить полы шваброй. Сразу было видно — Берт оседлал своего любимого конька.

— Да вы зайдите в любой магазин или пивную и оглядитесь хорошенько! Вчера вечером я был в Торренс, заскочил в «Денис» и оказался там единственным белым! Я сосчитал: шестнадцать посетителей плюс три официантки, я был единственным настоящим чисто белым парнем в этом чертовом заведении!

Он сделал паузу, чтобы эта тревожная информация хорошенько осела в умах. Но насколько мог судить Грир, тронула она лишь половину присутствующих, по всей видимости, уже ставших членами организации «Сыновья свободы». Двое или трое переглянулись, перебирая лежащие перед ними листы, один взглянул на часы, а затем рассеянно уставился в окно, наверняка думая о том, можно ли выпить еще пива, перед тем как убраться отсюда к чертовой бабушке.

Но Берт продолжал гнуть свое. Еще минут двадцать или около того он клеймил кожу темного цвета и, как следствие, упадок Соединенных Штатов Америки по всем позициям. Больше всего досталось от него мексиканцам, а также выходцам из Гватемалы и Сальвадора. Грир никогда не мог отличить одних от других, да и не слишком-то стремился. На секунду вспомнил о Лопесе, парне, которого они потеряли при исполнении задания в Мосуле. Парне, которого утащило в ночь… нечто. Разве он ненавидел или любил этого Лопеса? Да нет, он относился к нему в точности так же, как к Садовскому или Донлану. Грир отпил большой глоток пива и решил: ничего подобного, никаких предубеждений. Временами он сожалел о страшной гибели этого парня.

Садовский словно прочитал его мысли и завертелся в кресле, улыбнулся Гриру, а выражение его лица, казалось, говорило: «Ну разве он не молоток, этот наш Берт?» В ответ Грир выразительно постучал по циферблату наручных часов. Садовский окинул его разочарованным взглядом и отвернулся.

Наконец Берт начал закругляться.

— Надеюсь, каждый из вас получил копии памяток общества «Сыновья свободы», там, в списках, вы найдете имена новых членов. И если у кого есть вопросы или же вдруг возникнут проблемы, валяйте, ребята, заходите. Не стесняйтесь, я всегда здесь! Торчу как шило в том самом месте! — Он расхохотался, и смех этот подхватили несколько человек, возможно просто от радости, что все это наконец кончилось. — И прошу не забывать: каждый, кто становится членом общества, получает десятипроцентную скидку, когда придет пострелять.

Такая же скидка была предложена Гриру как ветерану.

Пара заинтересованных кандидатов остались переговорить с Бертом, другие похватали кружки с пивом или побежали в туалет. Садовский присел рядом с Гриром на диван.