— Еще пару часов полета, и мы на месте. Как только река перестанет быть видна, я опущусь пониже.

Наконец среди высоких деревьев показалась небольшая просека стометровой взлетной полосы. Самолет мягко приземлился на красную, хорошо утрамбованную поверхность, разогретую лучами вечернего солнца. Хофштадтер сдвинул на шлем летные очки и улыбнулся.

Из записей жреца Гамира, содержащихся в третьем папирусе, нам стало ясно, что сосуды похитили люди, почитающие божество с бараньей головой.

Согласно египетской космогонии, водами и мирозданием владеет бог-творец. Символы Хнума — вечные нильские водопады и гончарный круг, на котором он из глины создал человека. Иными словами, Овен — доброе божество. Необходимость толкнула адептов взять под стражу силы зла, «дыхание Сета».

Насколько мы поняли, последователи Овна бежали на восток. В папирусах были описаны кое-какие их деяния, исходя из которых мы начертили карту. Чтобы найти то, что ищем, нам необходимо повторить их путь.

Один из моих сотрудников, которого я обозначу литерой «А», посоветовал обратиться к медиумам ордена «Золотая заря». ^[67] Может быть, с их помощью мне удастся восстановить картину тех событий.

Гераклеополис, [68] Египет,

2501 год до нашей эры,

девятый год царствования Хеопса

Над балконом развевались белые полотнища. На него с амфорой в руках торжественно вышел жрец, за которым шествовали еще несколько. Лица священнослужителей были прикрыты влажной тканью цвета кобальта. При его появлении среди адептов, собравшихся в зале, прошел шепот: церемония началась.

Спрятавшись за колонной, сцену из полумрака наблюдал какой-то юноша. Жрец сбросил сосуд в толпу, собравшуюся под балконом. Стоящие рядом с ним священнослужители повторили его движение. От глиняных осколков поднялась легкая пыль. Спустя мгновение старики и наиболее слабые из присутствующих стали содрогаться в конвульсиях. Потом задергались остальные. Спины выгнулись в судорогах, многие упали на пол. Затем все замерли с остекленевшими взглядами.

Наблюдатель понял, что пора уходить, и выскользнул из зала. Миновав портик, он поравнялся с девушкой, притаившейся за статуей у входа в храм. Когда юноша положил руку ей на плечо, та вздрогнула от неожиданного прикосновения.

Девушка прошептала: «Мецке?» — и обернулась.

Молодой кочевник молча взял ее за руку. Они незаметно вышли из храма и направились к подножию холма, где их ожидали люди верхом на ослах.

Мецке сел на одно из животных, девушка примостилась позади него и оглянулась: погони не было. Вскоре стены храма и окружавшая его растительность скрылись из виду.

Караван двинулся по еле заметной тропе. Гераклеополис остался далеко позади, и вокруг виднелись только камни и песок. Вдруг из-за барханов послышался лошадиный топот. Яростно крича, на путников напали всадники в черных плащах. Атака была стремительной и жестокой.

На следующее утро солнечные лучи осветили разгромленный караван. Мецке лежал без сознания, зарывшись лицом в песок. Вдруг по его сильному телу прошла дрожь, и он открыл глаза. Юноша попытался встать, но тут же упал. Сильно саднило в затылке и кружилась голова. Кочевник с трудом приподнялся на колени и огляделся. Повсюду лежали изувеченные трупы его спутников, туши ослов, мешки с рассыпанной провизией и кувшины с пролитой водой. Мецке потер шею, пытаясь унять боль, и вдруг услышал звук чьих-то шагов. Обернувшись, он увидел перед собой залитое слезами лицо девушки.

— Ты велел мне спрятаться, и я побежала вверх по бархану, но меня настигли двое. Тогда я закрыла глаза и стала молиться. А потом помню только удар по голове, вот тут, сзади. — Мира потрогала затылок. — Наверное, стукнули палкой. И сейчас еще очень больно.

Девушка повернулась и осмотрела побоище.

— Нас оставили в живых, — спросила она. — Почему?

— Наверное, подумали, что мы мертвые. А может, это ваш Хнум решил спасти дочь великого жреца и ее молодого помощника? — Голос кочевника зазвенел от гнева. — Разве помогать верующим и охранять их не входит в задачи бога?

Мира вытерла слезы и стала вместе с шасу ^[69] собирать мешки с провизией и оставшиеся целыми кувшины с водой.

— Отец предупредил меня, что Хнум еще только стучится в твою дверь, — горько улыбнулась девушка.

— Прости. Твой отец всегда держал слово и много сделал для моего народа. Я в долгу перед ним. Но бог с бараньей головой — только ваш. Убеждая склониться перед его алтарем, ты только зря теряешь время. Я сын песков. Они бросили меня в этот мир, и в них я уйду, когда придет время. А теперь надо покинуть это место, потому что скоро сбегутся хищники.

Вдруг неподалеку послышался какой-то шум.

Мецке сделал девушке знак затаиться и осторожно выглянул за бархан. Между трупами пробирался осел. Кочевник подошел, взял его за уздечку и потянул за собой. Он приподнял ухо животного, где стояло клеймо в виде черного полумесяца, и произнес:

— Это один из наших. — И добавил задумчиво: — Его тоже оставили в живых.

Мира взобралась на осла и, посмотрев на мертвых, поинтересовалась:

— Мы ничего не можем сделать для них?

— Они как я, — ответил шасу. — Пески вытолкнули их в этот мир, а теперь возьмут обратно.

Мемфис, [70] Египет, 2501 год до нашей эры,

девятый год царствования Хеопса

Стояла уже глубокая ночь, когда Мецке крался темными переулками Города Белой Стены. ^[71] Было слышно, как легкий восточный ветер колышет снасти лодок у причала. Юноша добрался до царского дворца и притаился за последним строением перед главными воротами. У входа кочевник заметил двоих, которых видел накануне у дома Хопера. Мецке следил за ними с того самого дня, как ему удалось пройти через пустыню и передать Миру отцу. Везир ^[72] нанял этих людей для каких-то неясных целей. Может, парочка участвовала в нападении возле Гераклеополиса, когда порубили его друзей-кочевников. Их решительные манеры и ловкие, точные движения выдавали военную выучку.

Люди Хопера постучали в ворота. Рядом с наемниками виднелись три тоненькие фигурки — скорее всего, дети. Створки приоткрылись, и все вошли внутрь. Мецке немного подождал и зашагал по направлению к порту.

Кочевник повернул к небольшому строению у самой пристани, где жил Два-Из-Трех. Это был невысокий рыбацкий дом с террасой вместо крыши. Когда юноша вошел, хозяин зажигал лампу над столом.

— Там были они, и жрец, любитель ножей, их поджидал, — произнес кочевник, откинув капюшон.

— Ты уверен, Мецке?

— Конечно, — ответил шасу. — С ними были ребятишки. Безгрешные дети. И что, мы ничего не можем сделать?

Два-Из-Трех покачал головой:

— Не можем.

Мецке резко повернулся к рыбаку и рассерженно сказал:

— Скажи лучше, что не хотите ничего делать. Вы наняли меня помогать вам. Но все имеет границы. Что, сосуды важнее, чем дети?

Человек песков побагровел, на шее вздулись вены. Для кочевника нет ничего ценнее детей. Ничто не могло убедить его, что существуют так называемые высокие цели, ради которых в жертву приносят невинных. Из темноты вышел старик с длинной, до самой груди, редкой бородой и с палкой в руках.

— Успокойся, Мецке. Сосуды, конечно, не стоят жизни ни одного ребенка. Но если амфоры выкрасть, то они смогут положить конец всем бесчинствам. Надо подождать. И довериться Хнуму.